Тайная власть

Москва, 1505 год

Осподарь и великий князь всея Руси Иван Васильевич умирал долго. Тяжко. С прошлого лета вся правая часть его тела была парализована. Теперь даже во двор по нужному делу его спускали на веревках и таскали на носилках два дюжих молодца, прозванные «немыми» за отрезанные языки. Иван еще пытался править и каждое утро призывал ближних бояр, но их становилось все меньше. Каждый чувствовал, что время старого князя уходит, и пытался присосаться к будущему.

А будущий великий князь, средний сын Ивана, бестолковый Васька убивал время в пирах и кутежах, спал до полудня, а ночами портил девок. Мать, ненавистная в народе гречанка Софья, колдунья и отравительница, держала его раньше в ежовых рукавицах, но теперь она умерла, и Васька окончательно пошел вразнос. Дворовые дьяки не успевали разбирать жалобы от родственников изнасилованных им и его дружками баб. Иван всерьез опасался, что после его смерти великий князь Васька разнесет вдребезги все собранное таким трудом государство.

Все последние лет тридцать были сплошными семейными дрязгами между братьями, сыновьями, дядьями, племянниками, женами и невестками. Если б не железная рука Ивана, все бы давным-давно развалилось.

Он в сотый раз за вечер развернул скомканное послание.

На смятой дорогой бумаге было криво написано:

«Хочешь узнать, кто тебе гадит, спроси меня».

Подписи не было. А способ доставки письма наглядно доказывала, что старика теперь ни во что не ставит даже дворовая челядь.

Письмо влетело в окно его опочивальни прошлой ночью. Привязанное к камню. Разбило дорогую фряжскую слюду и до визга напугало постельную девку Парашку, которая в этот момент обрабатывала ртом вялое княжье естество и вполне могла его прикусить. Парашку пришлось выдрать кнутом и отдать страже на потеху, и это было плохо. Ее жаркое, налитое тело лучше других согревало старые кости.

Иван строго взглянул на вошедшего дьяка.

— Нашли?

— Нашли, — коротко кивнул Аким Басманов.

— Кто?

— Конюх Еремка. Из новых. Стряпуха Авдотья видела, как он камень заворачивает.

— Где он?

— В поруб затащили. Как ты и приказал, великий князь. Только он не в себе малость.

— Поясни.

— С ума съехал. Вряд ли что толковое скажет.

— Не тебе решать.

Иван поднял левую руку и щелкнул пальцами.

«Немые» осторожно перенесли его с постели на носилки и вынесли из опочивальни к подъемнику.

Поруб был пристроен к терему с глухой северной стороны, где редко бывали даже слуги.

Конюх Еремка был прибит гвоздями к толстенному деревянному столбу. Весь в крови, с уже наполовину спущенной шкурой, которая висела рваными лоскутами.

— Говори, — приказал Иван, стараясь быть громче.

Еремка с трудом поднял голову.

— А... Слышу крысиный писк. Не иначе князек прискакал, как только морковкой поманили.

Иван подумал, что ослышался.

Конюх усмехался.

— Попрыгай, Ванёк, поскачи. Мой сказ еще заслужить надо. Что, скакать не можешь? И ходить не можешь? Деревом обернулся? Ты им всегда был. Тупой. Безголовой. Дубиной.

Палач приложил к его груди раскаленный прут. Еремка завопил сквозь зубы. Запахло паленым мясом.

— Только это и можешь теперь? — прохрипел конюх. — Людей чужими руками мучить. А сам-то. Ни голову срубить. Ни лоно бабе вспахать. Хочешь знать, кто тебя беспомощной колодой сделал?

Иван знал. Выписанный из литвы лекарь Прошка Немчинов. Клялся, что не по злому умыслу порошки перепутал. Да орал о заговоре, когда его в проруби топили.

Впрочем, может странный конюх что-то другое скажет?

— Кто? — холодно спросил князь.

Еремка сделал паузу, сверкая безумными глазами на почерневшем лице.

— Мы, князек. Мы подменили лекарствия у немчуры в загашнике. А потом смотрели, как ты на полу корчишься.

Конюх заперхал.

— И это еще не всё. Это мы убили сынка твоего конченного, Ивана Молодого. И это мы стравили твою греческую шлюху с твоей валашской невесткой. И это наши мужички двадцать лет пежили и ту, и другую еженощно и по-всякому. Так что задумайся, кого в подоле приносили эти две похотливые суки. Кому престол оставляешь? Твой ли сын бестолковый Васька? Да и все остальные твои щенки? Твои ли? Уверен?

Это был серьезный удар. Иван уже давно присматривался к своему многочисленному потомству и не видел в нем ничего своего. Ни своей рассудительности. Ни холодного расчета. Ни тем более умения подавлять эмоции, править и судить. Пьяные раздолбаи сыновья, не умеющие связать двух слов и лезущие в драку без повода. Блядовитые дочери, задирающие подол перед каждым мускулистым мужиком.

— А пожар? — захлебываясь слюнями продолжал конюх. — Пожар на Москве помнишь? Когда все посады сгорели, и толпа черного люда к праотцам отправилась? Думаешь, он сам по себе с трех концов подпалился? Еще вспомни Литву и стрелу отравленную. Казань и удар от крымчаков в спину. Мы, князек, всё мы!

Конюх захохотал.

— Мы, это кто? — холодно спросил Иван. — Ты и другие конюхи?

— Я не конюх! — оскалился Еремка. — Ты сгноил моего отца и братьев. Ты отнял у моей семьи всё, чем она владела столетиями. Ты за все ответишь. Уже ответил. Все твои достижения гроша ломанного не стоят. Все завоевания. Ты выиграл все войны. Но проиграл свой род. Скоро сдохнешь, и после тебя ничего не останется.

— Кто это «мы»? — спокойно повторил Иван. — Ты же пришел хвастаться. Хвастайся.

— Угадал, чертяка, — ухмыльнулся конюх. — Меня послали все рассказать. Чтобы перед смертью ты понял, что проиграл свою жизнь.

— Занимательно. Говори дальше.

— Новгород помнишь? Вечевой колокол? Тысячи лучших людей, которых ты выселил? Ты раскидал нас по всей стране. Мы теперь везде. Ты думал, что отобрал у нас земли, но на деле вся твоя земля сейчас наша. Вся твоя страна — один сплошной Господин Великий Новгород. Мы тайна. Мы скрыты во тьме. Мы дергаем за веревочки, и все твои слуги делают то, что надо не тебе, а нам. Сейчас откроется дверь, и ты поймешь это.

Дверь действительно открылась.

https://author.today/work/251088