Танец атлайской пантеры

Камия подмигнула ему и сказала:

— Чтобы твоё выздоровление пошло быстрее, я станцую для тебя…

Это был самый завораживающий, самый безумный, самый страстный танец, какой он только видел в жизни! Девушка, похожая на золотую статуэтку, но живая, словно летала по просторной стигийской палате. Конан хотел, но не мог отвести от неё взгляд. Он забыл о своём положении, о своих ужасных ранах, о своей ненависти к этой девушке — он потрясённо следил за её танцем.

Камия кружилась со своими кинжалами-трезубцами, как будто атакуя невидимого, но смертельно опасного врага. А потом, к изумлению Конана, этот враг обрёл плоть. Вернее, появилась туманная тень, появилась и сгустилась, она была подобна огромной горилле или медведю, но, если присмотреться, она была похожа также на него, на Конана. 

Эта тень была плотной и непроницаемой, как чёрный эбонит, и подвижной, как ртуть. Тень обладала головой, где вовсе не было лица, также имела ноги и четыре руки, каждая из рук сжимала по клинку. Но стальные клинки тени, в отличие от кинжалов Камии, были разными: меч аквилонского рыцаря; стигийский кхопеш; туранская сабля; четвёртым был атлайский меч-кинжал, который назывался аттаим, с коротким, но изящным лезвием, оружие потомков древней Атлантиды, практически исчезнувшее и в самой Атлае, а уж в Хайбории почти что легендарное. Тень дралась своими четырьмя клинками одновременно, однако Камия парировала все её выпады и ловко ускользала от ударов. 

Лезвия сливались в своём танце, и неостановимый звон клинков звучал как музыка, написанная для смертельного металла. Движения сражающихся были настолько быстрыми, что уследить за ними обычным человеческим зрением казалось невозможным. Но Конан мог, этот танец стали был ему знаком. 

И он внезапно догадался, что это такое. Это же не просто танец — это тренировка! Тень нужна Камии, чтобы тренировать её умения и боевые навыки. Так вот откуда она знает столько удивительных приёмов, вот откуда столь искусна и ловка! Должно быть, здесь какая-то особенная магия… или наука? Конан сделал над собой усилие и оторвал взгляд от танца Камии, обернулся к Паксимену, чтобы спросить его об этом. Но не увидел старика, он ушёл или исчез, пока его наречённая дочь владела всем вниманием киммерийца.

Конан снова устремил взгляд к ней. Тени уже не было. А Камия, нагая, раскрасневшаяся, вся в поту от танца смертоносной стали, гибкая, словно змея, грациозная, как пантера, подлетела к нему и воскликнула, не спрашивая, но утверждая:

— Тебе пришёлся по душе мой танец, варвар! А хочешь, я ещё станцую для тебя? Танец смерти и любви, танец самой Деркето, я теперь её жрица, вот так!

Откуда-то вдруг появились чёрные воины, наверное, рабы. Они окружили Камию и стали тыкать в неё копьями. Но она извивалась и уворачивалась от копий, сама нападала на воинов и наносила им смертельные раны. Конан видел кровь и даже чувствовал запах крови. Этот кровавый танец завершился смертью всех чёрных воинов. Девушка же была невредимой, если не считать их крови, которая теперь была везде: на полу, на станах, на оружии и на её теле. Но трупы чёрных не исчезли, подобно эбонитовой тени.

Потом появились львы, тигры, пантеры. Но с ними Камия не дралась, скорее, кружилась в странном танце единения человека со зверем. Это единение зашло так далеко, что в какой-то миг Конан увидел, как девушка словно бы сношается со львом и тигром одновременно. 

Это было слишком для него. Конан зажмурил глаза. Голова гудела, как пчелиный улей. Танец атлайской пантеры, зажигательный, безумный, завораживающий, стоял у него перед глазами. Должно быть, подумал киммериец, её отец колдун или кто он там, медикус, опоил меня какой-то своей дрянью, и того, что кажется, на самом деле нет… но что-то есть, это точно.

— Хватит! — рявкнул Конан и открыл глаза. 

Камия стояла рядом с ним и улыбалась. На её лоне, животе и груди он увидел пятна серо-белой вязкой жидкости, а на плече и руке — следы от львиных когтей. 

— У нас больше общего, чем тебе кажется, могучий Конан. Но и различий больше! Я могу быть дикаркой, когда хочу. Я дитя цивилизации, когда хочу. Когда хочу, я атлайка, а когда хочу — стигийка! Я могу быть коварной, когда хочу. А когда хочу, могу быть преданной и верной. Я могу быть смертоносной, а могу быть беззащитной. Я могу быть королевой, а могу — пираткой, а могу — той и другой, и третьей, и любой, кем захочу! Когда-нибудь я стану такой, какой была тысячелетия назад легендарная императрица Мефрес. Я стану самой императрицей Мефрес, нет, я превзойду её! Я всегда разная, Конан. И только от тебя зависит, какой и когда я буду с тобой, для тебя. Поправляйся скорее, но помни об этом.