«Санта-Барбара»
Автор: Макар Зольников2 января 1992 года случилось страшное – первый показ сериала «Санта-Барбара» на РТР. Бомба замедленного действия увидела свет с русским дубляжом и запустила свои щупальца в головы целевой аудитории.
Вы помните эту музыку и эту заставку, если жили в девяностые. Прошло почти тридцать лет с российской премьеры, просмотрены сотни фильмов и десятки сериалов, но забыть имена главных героев почему-то не получается.
Си Си Кэпвелл, менявшийся сколько-то раз, отвалявшийся в коме и потом, как ни в чем не бывало, сразу начавший ходить и вникать во все козни, творившиеся рядом с его состоянием и семьей.
Мейсон, мать его, Мейсон с постоянно саркастичной ухмылкой и ослабленным галстуком, всегда с градусом алкоголя в крови, что почему-тоникак не возмущало обычных русских женщин.
Келли, прекраснейшая Робин Райт, через несколько лет снявшаяся в оскароносном «Форресте Гампе», ставшая почти самой известной из всего актерского состава, блещущая на кинофестивалях, очень красиво входящая в свои года и явно несобирающаяся покидать Олимпа славы.
А, почему почти самая известная? Потому что в «Санта-Барбаре» умудрился засветиться юный Ди Каприо, игравший Мейсона в детстве.
Идан с Крузом, блондинка Идан с лицом школьной учительницы и Круз, ходивший в джинсах в обтяг, вроде бы единственные положительные персонажи всей этой тягомотной не-до-саги.
Джина, с какой-то серии ходившая с сиськами навыпуск, строящая козни и обещавшая одним взглядом неземное блаженство счастливчику, вкусившему от нее.
Говорю же, тридцать лет, но «Санта-Барбара» приклеилась как банный лист к заднице и явно не собирается стираться с личного жесткого диска. Даже само название породило вполне внятное определение «сантабарбары», как странной семейно-дружеской истории из жизни, со многими неизвестными, скелетами в шкафах, идиотскими глупостями и самыми неожиданными развязками из-за привлеченных сторонних персонажей.
Страна тогда ошалело смотрела на последствия собственных действий и, как ни странно, бездействия, крутила головой, совершенно не понимая – как быть дальше? Дальше, вместо яркой перспективы счастливой капиталистической жизни, оборачивалось чем-то другим:
- Над родною страной солнышко встаёт, А российский мужик пьяный уж орёт! Наплевать на колхоз, тьфу! и на завод! Девяносто второй выдержать бы год! Эй, гуляй, мужик, пропивай что есть! Как ты не пахал мужик, обносился весь!
Это не я написал или сказал, это строчки из песни «Сектора Газа», того самой альбома «Гуляй, мужик», откуда Юра Хой на всю страну рассказал про поднятый бычок и полезу домой, в канализацию.
Следующий, после ГКЧП с путчем год был нехорошим. Где-то он просто оказался страшным, но нехорошим был практически повсеместно. Кроме тех, кому хватило понимания, что бы «успеть», хватки, наглости, силы и отсутствия принципов. Новое время порождало совершенно других людей: «новых русских», бандитов, будущих олигархов, политиков промежуточного времени между ЕБН и Его Темнейшеством, бизнес-леди, где от «бизнеса» были клетчатые сумки турецких челноков, а от «леди» - белые туфли на шпильке, надеваемые пару раз в год.
Тем, кто смог, досталось практически все. Остальным выпала «Санта-Барбара» и другая жвачка, чтобы чем-то заткнуть почти беспросветное недалекое будущее. Но…
Русский «авось» и сами девяностые смогли выправить положение, в девяносто третьем стало проще и яснее, даже пропали «миллионы». А в девяносто четвертом начала наступать некоторая стабильность, когда появились новые автомобили, деньги стали откладываться уже не на черный день, а в копилку, одежда неожиданно стала получше, в магазинах доступнее стали даже деликатесы, а к браткам и гоп-стопу с нарками просто привыкли.
«Санта-Барбара» была рядом с нами, гражданами Новой России долго, закончившись только в начале нулевых и эпохи Эрнста на Первом канале. Ее сложно назвать маркером времени, она, скорее, как хорошее граффити, нанесенное на забор вдоль железки, что и замазывать никому не нужно, а погода не берет.
«Санта-Барбара» была даже бессмысленнее российских «Кармелиты» или «Тятьяниного дня» с «Не родись красивой», но в памяти осталась куда сильнее.