Сборная солянка-5 - Неиграющий тренер

Это все Мари Пяткина виновата! Это она сокрушается в последнем своем блогео судьбе Маланки и прочих житейских вещах. А мой разум, пребывающий в сумерках, преломляет это все, как ему хочется. И я сокрушаюсь, что если судьба Маланки в песне все же остается за кадром, то меня, старую калошу, вовкулака если бы и оценивал, то только с гастрономической стороны, и то плюнул бы и пошел дальше. Все, выбыла я уже из высшей лиги «разгильдяев». Мне только метаться вдоль бортика и страшно переживать. Это не сложно, постоянно переживать, когда у тебя почти семнадцатилетний разгильдяй. И он тебе заявляет, что на день рождения друга они тут домик сняли и собираются все ночь зависать.

— А-а-а-а! — заголосила я, — не пушшу!

— Почему? — спросил разгильдяй.

— Да, интересно, почему? — ехидно спросила дочка.

— А-а-а... — неопределенно протянула я, — ну вдруг вы, как мы в семнадцать ...

— Что именно — вдруг? — попросила уточнить дочь, змея моя дорогая. — Мы, как и вы, к примеру с тетей Катей в семнадцать, да?

Ну да, как мы с тетей Катей, и тетей Светой, и еще с тетей Ксаной... Ой, мамочки, не надо было при ней это вспоминать. И не надо было нравоучительно делиться малой толикой опыта. С другой стороны она тогда ехала тоже с подружайками и мы за нее страшно переживали. И просто ж про грабли всякие рассказывали. В воспитательных целях. Помогло, кстати. Я дочку уже не боюсь отпускать. Точно знаю, наш опыт она усвоила и свой приобрела.

Вдруг бывает всякий:

«Ты помнишь, как мы дошли?»

«Да не то чтобы очень, но звездей в небе было тыкано-понатыкано*. А этот дурень что-то про Альфу Центавра втирал, я чуть банку не уронила».

«А в банке хоть что-то осталось?»

«Должно быть, что и осталось, а то бы мы тут сейчас бы не сидели. Я тебе точно, говорю, это просто самогонка была не свежая».

* вот откуда это про «звездей», не нами придумано, а откуда цитата не занаю. Может вы, дорогие друзья, помните?

— Ну, значит, опыт надо приобретать, — сказала философски дочь. — В прошлый же раз они вели себя весьма прилично.

Да, это правда — прилично. Только разгильдяю на следующее утро в 9.00 надо было быть в военкомате, что добавляло яркости моим переживаниям. Но все было чинно-благородно.

В этот раз яркости всему предавала моя дорогая подруга, которая своего сына в первый раз отправляла с ночевкой.

— А-а-а-а! — Начало раздаваться за три дня до дня рождения.

Я собрала в кулак остатки своих нервов и спросила:

— А ты, Лен, никуда в семнадцать не ходила?

— А-а-а-а... Ой-ой-ой!

— Что, — говорю, — банку до дискотеки донесли?

— Саму банку точно донесли. Но самогонка, наверное была несвежая.

Самое яркое началось в день Ч.

— Ладка, он плавки взял! А-а-а!

— В сауну они еще идут, — сцепив зубы сказала я, хотя страшно переживала, что разгильдяи полезут купаться в Днепр.

— А-а-а! Они шашлыки жарят. А вдруг пожар?

— А-а-а! На полный желудок в сауну! А вдруг сердце остановится!?

Мой вечер становился все менее томным.

Почти полночь:

— А-а-а! Тревогу объявили!

— Лена! — сказала я, — время позднее, мне лень джинсы одевать. Я так в пижаме к тебе и приду. Ты говорила у тебя коньяк есть! Я его сейчас в тебя и в себя волью.

— Не надо, — сказала Лена, — нету коньяка, а магазины уже все закрыты.

— А де ж он?

— А как тревога ночью, я себе по пятьдесят грамм  наливаю и спать ложусь. Тревога ж только что была.

— Я, Лен, спать ложусь тогда, раз нет у тебя коньяка, что с тобой разговаривать. И все конем, все конем...

Разгильдяй явился утром, очень приличный и завалился спать.