Via

Тизер к новому сборнику сказок для взрослых "Жизнь".

Все произведения для него уже написаны – сейчас заканчиваю оформление обложки. В интервале от двух недель до месяца книга увидит свет на просторах данного сайта.

Ну, а пока... приятного прочтения, господа и дамы.

-----------------------------------------------------------

Via

Однажды я просто вышел из дома – на улицу.

– Сын, ты куда? – спрашивала мать.

– Погулять, – отвечал я ей, и на этом все расспросы кончались.

Я шёл по кипарисовой аллее, встречал знакомых: они кивали, видя меня; кто-то приветливо махал рукой или протягивал её же для пожатия. На эти дружеские жесты я отвечал кривой ухмылкой. Не это я ищу, не вас мне надо.

Я забрался на вершину дома – под ногами четырнадцать этажей, над головой низко летят птицы, а грозовой фронт на горизонте медленно протекает с запада на восток.

– Туда мне надо, – проговорил я цель и уставился на толпу людей, пожарных и полицейских, что столпились под домом. Пожарная машина начала раздвигать стремянку, чтобы меня могли безопасно спустить. Какая-то женщина истошно кричала и звала меня по имени. – Ну что за придурки?.. – устало обронил, спускаясь вниз.

Я сидел в кабинете психолога, и какая-то тётя что-то мне говорила про жизнь, смерть, радугу и пони.

– Если смотреть на людей, на мелочи, – да на всё, что угодно – как на творение радуги, то они сами изнутри станут чуть радужней и разноцветней к тебе.

Зачем мне нужны разноцветные люди и какие-то многострадальные мелочи, я как-то до сих пор не понял – у нас и так хватает разноцветных в обществе, зачем ещё?..

Меня выпустили, отправили в какую-то тюрьму, которую местные зовут палатой для душевнобольных. Кажется, про нечто подобное писал Бездомный...

– Ваша каша, – сказала фельдшерица, ставя мне на белый столик белую тарелку с белой молочной рисовой сладкой кашей. Белые стены, потолок; белое, занавешенное жалюзи окно; белые лампы под потолком, белая женщина – ее глаза, волосы, форма, волосы и даже губы...

– Женщина, вы снега объелись? – спросил я её.

В  ответ она выплеснула всю кашу на меня, показала ужасно злое выражение лица и крикнула, уходя:

– Вот нахал!

– Не сюда мне надо, совсем не сюда, – проговорил я ей в спину, когда дверь в отвратно снежное помещение закрылась.

Я пошёл к грозе. Вокруг включались огненные фонари, освещая бегавших под ними оранжевых полупрозрачных крыс. Вокруг деревья были уже чёрными, травы не было, а запах стоял такой, словно здесь подорвали какую-то взрывчатку. Кто-то странно верещал на непонятном языке. Чуть дальше в одноэтажном деревянном домике кто-то устраивал гулянку: с водкой в обнимку с волком. Дальше шла стройка – выкорчеванные с корнем деревья кто-то неумелый на кране ставил в подобие башни из карандашей; со стороны будки автокрана раздавалось пронзительное увлеченное хихиканье.

Удалось посмотреть на небо – здесь птицы летели задом наперед и постоянно что-то из себя выбрасывали. Но пахла их бомбардировка странно. Не так, как обычно пахнет птичья бомбардировка. От неё почему-то все прячутся; гулянка мигом прекратилась; женщина на кухне с отсутствующей стеной в одном доме бросила чугунный половник в кастрюлю с варевом и взялась за гигантский крест, восхваляя какого-то Елисея, Ивана Дурака и Алешу Поповича в одном лице; мальчик на кране перестал хихикать и просто затаился.

Запах усилился, превратил всё окружение в непрозрачное болото – словно воздух раскис, перебродил, стал вязким. Я поплыл к небу – туда, где эти треклятые птицы летают. Почему им дано крыльев и моторчиков, а мне нет?! Ведь у каждого животного есть какой-то моторчик, на котором они работают. Это же удобно – самому просто так работать. Не нужно крутить рукоятку, как у нас – людей, – оно само, автоматически работает.

Я пролетел сильно выше и увидел китов – в болоте внизу теперь плавают огромные голые толстяки с бивнем на голове и затылке, ещё и с двумя плавниками на пятках. Эти странные гиганты пропалывают своим нежным брюхом ужасно грязную и опасную землю, чтобы рано или поздно умереть от заражения крови.

– Что вы за глупые создания? – спросил я их.

Один из гигантских китов поднял на меня голову, посмотрел своим безобразным безглазым лицом и улыбнулся ртом с редкими кривыми зубами в нём.

– А это для того, чтобы тебя съесть, – ответил хищно кит и поплыл себе дальше, оставляя за собой глубокую борозду из томатной пасты.

– Ну что за обжора? – сказал я, собираясь идти по небу дальше.

Оказывается, эти перевёрнутые птицы не летали – они ходили по небу. Воздух прямо под облаками становится настолько густой, что по нему можно свободно ходить. Его даже можно лизнуть...

– Молоко, – опознал я вкус, совершенно забыв про птиц, после чего принялся пить плотный воздух под собой.

Напившись, двинулся дальше в сторону грозы. По щеке стекала длинная молочная струйка, затекала за шиворот и щекотала живот снаружи.

– Так ты, оказывается, живое?! – восторженно воскликнул я. – Значит, будешь жить у меня в животе. Только смотри – не лезь в животы к тем китам – у них дом ненадёжный, они не умеют принимать гостей. А вот у меня никаких дырок нет! – улыбнулся я, почесав гладкий и полный свой живот, без каких-либо неровностей на нём.

Молоко, обрадованное моим словам, скользнуло по щеке обратно в рот и больше не лезло наружу.

– Какое послушное молоко, – сказал я ему напоследок.

Меня увидело Северное Сияние. Огромное количество людей стояло в воздухе и наблюдало за ним. Они жевали свои руки, стояли, мёрзли в непонятных черных лохмотьях и грызли свои пальцы, чего-то ожидая. Высокая фиолетовая женщина подошла ко мне, взяла за руку и нежно сказала:

– Пошли.

Я не хотел идти:

– Не пойду.

Северное Сияние удивилась:

– Почему же? У меня хорошо. У меня есть много красоты. Меня даже можно съесть, – озорно хихикнула она на последних словах.

Но я все равно был против:

– Не хочу. Не пойду, – и укусил ее за палец сжимавшей меня руки. Вкус очень похож на старый горький шоколад, который только старики есть любят. – И совсем ты не вкусная, Северное Сияние. Там, откуда я пришел, есть молоко в воздухе – вот оно вкусное. А ты не вкусная. Ты старая, – после чего прошёл мимо женщины.

Но она продолжила:

– Я буду обнимать тебя по ночам! Я буду читать тебе сказки! Готовить кушать! Целовать перед уходом из дома! Прошу, останься! – умоляла меня эта странная женщина.

– Не хочу, – отвечал я ей, повернувшись обратно. – Я уже взрослый. Я сам всё могу. Кроме этого, я сам нашёл себе друга: молоко, и теперь мы живём вместе.

– Молоко глупое! – сказала она, – а Я – великая! Мне миллионы лет! Я расскажу тебе о том, как возникли звёзды!..

– Сама ты глупая, Северное сияние! – оскорбился я. – И вообще, я без тебя знаю, как звёзды появились, – и, разворачиваясь, дополнил, – это молоко Аннушка разлила. Поскользнулась и умерла. Испачкалась в молоке. Так и появились космос и звезды. Поняла, глупая?

Но вокруг уже никого не было – жующие свои конечности люди куда-то исчезли, фиолетовая женщина тоже. Стало намного темнее – даже летающие скамейки с белыми фонарями и читающими на них газеты стариками с сигаретой слабо освещали всё вокруг. Только раздражали своим бурчанием...

– Кто такие крысы? – спрашивал у самого себя один дед. – Крысы – те, кто политикой управляют.

– Настоящие, свежие мыши теперь продаются всего за пол литра нарзану! – возбужденно причитал другой дед.

– Три крысы сбежали с награбленным и раздали нищим котятам... ну что за олухи? – сокрушался третий дед.

– В области науки открыли новую микрокрысу, при помощи которой исправно работают все функции мозга! – увлеченно читал статью четвёртый дед.

– Соль теперь делают из трухи умерших мышат. Такая приправа считается деликатесом... – изумлялся и страшился пятый дед.

– «Восемь лет за пять лет пройти могли, если бы крысят в подвале мы нашли», – о том, как выращивать крыс и мышей в инкубаторах... – прочитал уже я статью из газеты шестого деда, который устал читать и решил прикорнуть. – Интересно, а в инкубаторах мышатам снятся сны? Если нет, то зачем им тогда жить?.. – задал я спящему деду вопрос, на что тот сонно пожевал губами и что-то невнятно пробормотал. – Странная сегодня погода, – заметил я, выходя из мрачной, престарелой облачности.

Я ещё долго шёл. Я ещё многое видел. Но самое главное оказалось впереди – я пришёл к грозе, встал под ней, раскрыл рот и поймал в себя одну из молний.

– Вы очень зловещие, – сказал я им, глядя в чёрную пустоту далеко выше. – Но вы совсем безвкусные. Тогда зачем вы пугаете всех вокруг или устраиваете им же красоту, если вы пусты и ничего в себе не держите?

Спустя несколько секунд молнии засверкали намного чаще. Всё новые и новые молнии вспыхивали кротким тусклым светом, врезались в мою макушку, смешно щекотали переносицу и исчезали. Казалось, словно гроза хочет поиграть со мной в только ей, несчастной, понятную игру.

Но в какой-то момент все закончилось. Молнии перестали сверкать, пустые электрические заряды прекратили кусаться, гром утих и больше не громыхает. Вместо них мимо левого глаза пролетела одна капля – тяжелая и громадная, насыщенно-белая, словно белый шарик с молочной рисовой кашей внутри. Позади себя я услышал еще одну такую каплю. А третью я поймал уже лицом.

Я тут же закашлялся. Эта противная смесь из пыльного запаха и тёрпкого вкуса забивалась в нос и легкие, словно склеивая там всё напрочь и не давая более дышать. Стараясь отползти, меня припечатали к плотному воздуху новые, более крупные капли. Руки и ноги связала белая знакомая жидкость, которую я совсем недавно с таким удовольствием смаковал...

– Мол... кхо?.. – еле слышимо прохрипел я, видя, как из приоткрытого рта тонкой белой струйкой уходит всё содержимое желудка. – Прощай... – сказал я ему в последний раз.

Я видел пролетающие мимо сосны, в которых зачем-то живут волосатые бобры – они ползают внутри дерева и строят себе огромные хоромы, хотя живут лишь в одной-двух комнатках. Я видел пролетающие бронзовые статуи – они извечно с кем-то воевали, и по их боевому запалу можно было понять, что испытывают они искреннее удовольствие. «Да что приятного в том, когда тебя истязают?», – спросил я их, но не смог сказать и слова.

Земля внизу завертелась с огромной скоростью, породив сметающее всё на своём пути огромное, высотой в сто километров, цунами. И по волнам весело дрейфует какой-то человек, раскидывающий направо и налево ругательства; зоопарк, располагающийся в корме этого челнока, вторит этому странному человеку, которому всё равно не избежать неизбежного. «Какой же ты маленький и глупый. Большому и умному цунами на тебя и смотреть не надо...», – вновь подумал я, не в силах сказать этого вслух.

Над головой послышался знакомый приятный голос:

– А сам-то, мальчик? Самому-то удобно истязать самого себя?

Не успел я как-либо отреагировать на этот насмешливый голос, как гигантская волна добралась до меня, поддела своей верхушкой и забрала внутрь себя – завертела в разных плоскостях, закружила в своих вихрях и проглотила, как одну из миллиардов своих жертв.

«Здесь уютно», – подумал я, смотря на тысячи, десятки тысяч древних пожелтевших скелетов, окружавших меня. «Если страдать – то всем вместе, не правда ли?», – хотел было я спросить у них, но выдал лишь пузыри изо рта. Скелеты часто задергали нижней челюстью, словно пытаясь изобразить смех.

«Ну вы и марионетки. Совсем глупые», – обиделся я на них. Но затем один, а потом другой поднял на меня указательный палец руки. К ним присоединились третий, пятый, шестнадцатый, восьмисотый... Все скелеты, которых я только видел в своём окружении, показывали на меня своим крючковатым пожелтевшим указательным пальцем.

– А сам? – раздались в голове многоголосый вопрос и отражающийся от стенок сознания хохот... бесконечно повторяющийся, многотысячный, неровный...

Я захотел сам указать на каждого из них пальцем и громко посмеяться, но не смог ничего из этого сделать – ведь я сам уже стал лишь черепом с костями. Руки свободно проходили между рёбер, а нижняя челюсть легко снималась и ставилась на место...

Многоголосый хохот усилился. Подводное пространство вокруг закружилось, вихрем в течении относя меня вдаль от тысяч древних скелетов. Вода вокруг потемнела. Стремительно терялся свет. Как-то быстро стали исчезать ощущения – костяшки пальцев стремительно чернели, рёбра трескались и отпадали. Нижняя челюсть уплыла дальше по течению.

А в какой-то момент с хрустом оторвался череп.

P.s.: Данный рассказ был написан после трёх недель бессонных ночей, в частности после лишь двухчасового сна накануне.

P.s.s: С латыни название рассказа переводится как "Путь" или "Дорога".