Что я с этим тут делаю?..
Автор: Серж
Вот вчера Леонарда Никодимова вызвал на ковёр секретарь ЦК Компартии Украины товарищ Мещеряков, ответственный за оборонный сектор промышленности. Пугать там начинают уже со входа. Красномордые прапорщики с васильковыми петлицами у огромных входных дверей, ковры в пустых коридорах, высокие двери из полированного дуба. В предбанниках кабинетов сидят лощёные помощники секретарей ЦК в строгих чёрных костюмах и рубашках цвета высокогорного снега. Не то, что Леонард, в своём мятом бежевом пиджаке.
В самом кабинете товарища Мещерякова на окнах висит тяжёлый кремовый тюль, на полу ковёр, но не такой, как в коридорах, а с ворсом по щиколотку, запутаться можно с непривычки.
И часы "На испуг". Метра два высотой, корпус из красного дерева, и маятник тоже метра полтора с золотым диском. Щёлк влево — секунда упала, щёлк вправо, ещё одна от вечности отломилась. Гири на золочёных цепях по тридцать килограмм каждая. Сам Мещеряков, тонкогубый, с резкими чертами лица, в золочёных очках на остром носу, сидит во вращающемся кресле натуральной кожи, за огромным, как бильярд, столом. Кресло особой мягкости, но Никодимов знает, что на сиденье лежит жёсткая подкладка из фанеры, обшитая чёрным бархатом.
— Ракетный крейсер "Михаил Фрунзе" не может выйти в море на ходовые испытания! — трагическим голосом сказал с порога Мещеряков. — Станция наведения ракет недоукомплектована изделием "Экран". Ходят какие-то странные истории. Если не сказать дурацкие. Что там у вас случилось? Почему? Какая причина срыва работ государственной важности?
— Обычное дело, — ответил Никодимов, потирая ладонью, размером с сапёрную лопатку морщинистый лоб. — Мой завод переведён на авральный режим. Все работают в три смены, кроме матерей с маленькими детьми. Развозка и столовая работает круглосуточно, горячие обеды приносят прямо в цех, в том числе и ночью.
— Так в чём, всё-таки, дело? — жёстко спросил Мещеряков.
— Новая разработка, новая элементная база. Это первое изделие "Мезона" на микропроцессорах. Всё сырое, поэтому и отказы.
— Нет, Леонард Львович, это отговорка, — сказал Мещеряков. — Самая обычная отговорка. Перед вами в этом кабинете был генеральный директор "Кристалла". "Кристалл" даёт вам сертифицированную элементную базу, прошедшую такую жёсткую приёмку представителя заказчика, что придраться там не к чему. А у меня есть информация, что там дело в другом. Смутная информация, вы мне не разъясните?
— Вы имеете в виду проблемы с разработкой "Мезона"?
— Именно.
— Да, у меня тоже такое впечатление, — вздохнул Никодимов. — Что-то на уровне разработки. А что говорит директор "Мезона"? Он же уже, наверное, был здесь.
— Журихин выгораживает своих. Доктор наук, член-корреспондент, лауреат госпремии. Это учёные. Его голыми руками не возьмёшь. Его вообще никак не возьмёшь! Это директор завода может вот так, за один день взять и слететь со своего места. Заседание коллегии министерства по нашей рекомендации, приказ министра и всё. Вы следите за моей мыслью, Леонард Львович?
— Слежу, — устало сказал Никодимов. — Могу сказать, только то, что мне известно. Разработчик самого ответственного узла "Экрана" — счётно-решающего прибора, там в нём дело. Это в моё время СРП были на сельсинах, а сейчас на микропроцессоре. Формально главный конструктор подсистемы некий Сапогов, начальник лаборатории. А реально разработчик был молодой совсем пацан. Сейчас все по микропроцессорам молодые. И у нас и за границей. Болезненный процесс смены поколений разработчиков. Как раз пришёлся на "Экран". Ну, и какая-то обида у этого пацана была.
— Что за обида? Зарплату пожалели? — Мещеряков резко вскинул голову.
— Да зарплата у него была реально больше, чем у начальника лаборатории. Там другое. Кто же скажет... Это клановые мезоновские секреты. Язык за зубами они держать умеют, это первое, чему их учат. Пенсионеры из КГБ там в первом отделе сидят. Я же сам из "Мезона". Поэтому скажу вам почти точно — кто-то на его разработке кандидатскую защитил. Вот и всё. Одни разрабатывают аппаратуру наведения ракет, другие числятся главными конструкторами подсистем, а третьи защищают диссертации. Так было испокон веков. Только умный учёный секретарь должен следить за тем, чтобы диссертанты не воровали у разработчиков. Иначе получается вот так, как сейчас.
— Я не понимаю, — Мещеряков снял очки и устало потёр глаза. — Я не понимаю, Леонард Львович… «Мезон» — это же не институт философии имени Джордано Бруно? Это же серьёзная контора! Почему у вас там защищаются не разработчики, а посторонние люди? Учёный секретарь, говорите?
Мещеряков открыл папку в коричневом кожаном переплёте, отвинтил колпачок авторучки с золотым пером и сделал какую-то запись.
— Может он недостаточно учёный? — спросил он, впившись взглядом в Никодимова. — Может его нужно немного подучить?
— У меня вообще никто не защищается, — ответил Никодимов. — У меня завод и мы должны выполнять план. Но я отвечу вам. По какой-то странной, но очень устойчивой причине разработчики не хотят возиться с диссертациями. Это просто мистика… Работу, которая в сто раз, в тысячу раз сложнее, чем диссертация, выполняют. А диссертацию нет. Вообще, они, как правило, странные люди. Ну, а те, которые диссертации пишут, не тянут в разработке. Проверено. Почему — не знаю.
— Леонард Львович… — задумчиво сказал Мещеряков, — а что, так много зависит от разработчика?
— Много, не много, но он — это тот фундамент, на котором потом выстраивается всё здание. Он разрабатывает макет аппаратуры и, как правило, делает ядро программного обеспечения.
— И аппаратуру и программы? Один человек? Да ещё пацан молодой? — нахмурился Мещеряков. — Вам не кажется это странным?
— Это обычное дело — Никодимов махнул рукой. — У них даже сленг такой есть: «В одно рыло». Опыт показывает, что при сегодняшней технологии разработок это наиболее оптимальный путь. Ну, конечно, они не простые люди. На весь "Мезон", думаю, таких человек пять. Не больше. Это потом уже будут конструкторы, ГОСТы, технические условия, сертификаты и прочее... Всем работы хватит.
— Человек пять, говорите. То есть штучный товар. И этот пацан, как я понимаю, уволился, да? — спросил Мещеряков.
— Если бы просто уволился. Со скандалом. До нас, до завода докатилось.
— Так это же саботаж! — Мещеряков стукнул сухим кулаком по полированной крышке стола. — Это же уголовное дело! А с саботажем мы с тридцать пятого года знаем, как бороться!
— Там всё чисто — Никодимов покачал головой. — Ничего доказать нельзя. Экспертизу не проведёшь, техника новая. Ничего не докажешь. И ещё... Понимаете... Кроме разработчика на нужном уровне в этих вопросах никто не разбирается. Я ж говорю, новые времена. Когда-то эту подсистему разрабатывало человек десять. И всем под пятьдесят. А сейчас микропроцессорный разработчик — это около тридцати. И все нити на определённом этапе у него.
— Вы сказали, что разработчик это штучный товар. Что нельзя решить этот вопрос? Раз и навсегда?
— И так носятся с ними, пылинки сдувают, — сказал Никодимов. — Отпуск, когда пожелает, зарплата за счёт хитрых надбавок и прогрессивок больше, чем у начальника лаборатории. Ну, и уважение. Это для них важнее, чем прогрессивка. Вообще они странные люди.
— Ничего, — Мещеряков встал с кресла. — Мы этого учёного секретаря подучим. Обязательно подучим. Он член партии?
— А как же? — Никодимов пожал плечами.
— А разработчики?
— Нет.
— Почему?
— Не проявляют интереса.
— Вот как? — Мещеряков хищно блеснул золочёной оправой очков. — Не проявляют.. Ни к диссертации, ни к партии… А к чему они проявляют интерес? Водку пьют?
— Кто как, по-разному. А интерес у всех к своей работе.
— А к бабам? Тоже не проявляют?
— Бабников среди них нет. Ни разу не встречал.
— Действительно странные люди... — вздохнул Мещеряков. — Ну, хорошо. Идите, Леонард Львович. Мы разберёмся. Для этого и сидим здесь.
Мещеряков подошёл к окну. В повисшей тишине было слышно только клацанье маятника чудовищных часов.
"Как он тут сидит?" — подумал Никодимов. "Клац, клац, как колышки топориком отщёлкиваются. От жизни..."