Когда нравится то, что написал

Бывает, что перестаешь верить в собственные силы. Чувствуешь себя бездарным графоманом, неспособным придумать что-то новое. В таких случаях я открываю наугад страницу своей книги - и обычно не узнаю свой собственный почерк. Спрашиваю себя: "Это точно я написал?"

Собственно, так себе написано. Но мне самому нравится. Не быть мне литературным ремесленником, но хотя бы не стыдно. Потому что знаю, что не халтурил. Да, можно лучше, и это "лучше" будет, потому что когда нащупываешь свой предел, начинаешь искать способ преодолеть его.

"Шестнадцатая соната Лемзунери была создана для того, чтобы играть её во время дождя. Винсента искренне верила в это, и каждый раз, когда небо над городом затягивало серыми тучами и тяжелые капли стучали по крышам и стеклам, извлекала скрипку из футляра. Садилась у окна  –  и играла. Медленная, плавная, такая печальная и такая светлая мелодия очищала. Мысли и чувства девочки. И серый мир вокруг.

Но как оказалось, играть Шестнадцатую сонату Лемзунери во время дождя и под дождем  –  не совсем одно и то же.  Особенно если это холодный ноябрьский дождь. Да, Железный Архипелаг находится в Южном полушарии и начинается почти у самого экватора, но остров Эвдо самый южный из весьма длинной цепи островов, и когда в Северном осень, здесь весна. И здесь она может быть довольно холодной.

А сегодня был особенно холодный весенний день.

Во всех смыслах. 

Мать выгнала Винсенту на улицу, чтобы она добыла денег на выпивку для нее и собутыльников обоих полов, которые менялись так часто, что девочка не старалась запоминать их имена и лица. Мужчины иногда оставались на месяц или немного дольше, пока не надоедали вздорной женщине. Одного Винсента все же запомнила  –  он умер в их квартире.

В обшарпанной двухкомнатной квартире на последнем этаже, в которой было невыносимо жарко летом и невыносимо холодно зимой. Вряд ли он хотел провести последний день своей жизни в страшном похмелье, не находя в себе сил подняться со старого дырявого дивана, который и стал его смертным ложем. Мать тогда оставила Винсенту с Беколем  –  так его звали  –  и ушла куда-то, и девочка (ей тогда не было и десяти) провела рядом с ним больше шести часов, боясь оставить такого бледного и слабого человека совсем одного. Он был страшно худ и постоянно заливался тяжелым надсадным кашлем. Винсента подносила ему воду и пыталась накормить, но он отказывался. Говорил, что не собирается съедать то последнее, что у них с матерью есть. Что его привело к её матери? Она так и не узнала толком. Беколь начал рассказывать о своей жизни, детях, разводе, болезни  –  и в какой-то момент схватился за сердце. И перестал дышать.

Мать вернулась вечером, а утром следующего дня Винсента пошла в школу. Она никому не рассказала о том, что произошло у нее дома  –  мать запрещала, а когда вернулась, тела Беколя уже не было. Зато была компания полузнакомых пьяниц, с которыми ее мать распевала непристойные песни.

Когда кто-то из визитеров её матери начинал приставать к Винстенте, она сбегала на чердак  –  и пряталась там, пока шум внизу не затихал. Правда, последний год она предпочитала там ночевать. Слишком заметными стали похотливые взгляды, которые компаньоны матери бросали на её округлившуюся грудь.

Скрипка досталась Винсенте от отца, которого она не помнила. И которого мать действительно любила  –  иначе давно бы продала столь ценную вещь. Играть на ней девочку научил сосед по подъезду  –  учитель музыки с первого этажа. Злобный и склочный старик, который наказывал её за каждую ошибку. За каждое неверное движение смычка по струнам.

И все же Винсента полюбила игру на скрипке. Наверное, потому, что мать не могла вынести её звуки. Она говорила, что её дочь не унаследовала и грамма таланта своего отца, но игра Винсенты на улицах приносила небольшой стабильный доход. Она сама знала, что играет из рук вон плохо  –  ей сказали это преподаватели местной музыкальной школы. Еще они сказали, что стипендия в консерватории ей не светит, как бы сильно она не старалась.

Винсента видела в скрипке билет из этой жизни в другую, в которой есть сцены и гром аплодисментов, букеты цветов и внимание поклонников, но откуда ей взять деньги на обучение? Накопить? Мать забирает все. Однажды девочка решила начать прятать часть выручки, но её быстро раскусили. 

Мать видела её насквозь.

Она думала о том, чтобы сбежать. Но куда? Кому она нужна в городе, в котором полно таких, как она  –  грязных голодных девчонок, мечтающих о лучшей, чем есть у них судьбе?

Для того, чтобы сказка пришла в твою жизнь, нужно самой стать героиней сказки.

А как она может? Она же просто Винсента.

Добравшись до самого людного в это время дня места  –  площади у старого кинотеатра  –  девочка обнаружила, что под навесами свободных мест нет. А дождь уже накрапывал. Она могла послать все к черту, вернуться домой и спрятаться на чердаке. Стерпеть побои и оскорбления матери. Но что-то заставило ее остаться под унылым дождем на этой тесной площади, в окружении скучных и унылых лиц, которые подпирали своими согнутыми спинами стены, курили дешевые сигареты, лениво перебрасывались ничего не значащими фразами и проходили мимо, укрывшись от холодных капель под зонтами мрачных расцветок. 

Яркие теплые цвета. Винсенте не хватало их. Все вокруг было серым, грязным, холодным и невыносимо равнодушным. Даже розы и тюльпаны, которым под одним из навесов торговала молодая цветочница, были тусклыми и блеклыми. Их нежные лепестки впитали в себя окружающую серую реальность.

И послав все к черту, девочка извлекла скрипку из футляра  –  под холодный дождь. Пусть же наследие отца промокнет вместе с ней  –  сегодня она играет в последний раз. Не важно, что будет потом. Какая разница, что будет со скрипкой и с ней самой? Никому нет дела до девочки, играющей на скрипке под дождем.

И Винсента стала играть. Как умела. Она любила играть, пусть у нее не было слуха, и пальцы не могли как следует управляться со струнами и смычком. Сколько бы она не старалась. Сколько бы она не тренировалась.

Давно насквозь промокли ее серо-коричневая шляпка и зеленое пальто. И старый грязный оранжевый шарф, который мать подарила ей на день рождения.  Тяжелые капли стучали по грифу и деке, скатывались вниз по старому дереву и падали под ноги, рядом с открытым футляром, который медленно заполнялся их братьями и сестрами  –  если капли дождя вообще можно разделить по половому признаку.

Мокрая скрипка отказывалась звучать так, как было нужно, и в ярости, которая была больше чем ярость  –  скорее, не видящая выхода страсть, крик самой души   –  Винстента сильнее нажимала смычком на струны, заставляя их рассыпать во все стороны мелкую водную пыль. 

Ее неловкая игра дробила, измельчала дождь.

Трижды она начинала и заканчивала Шестнадцатую сонату, каждый раз играя ее иначе, чем раньше. Не для того, чтобы получилось красивее и лучше. А просто чтобы мелодия зазвучала иначе. Ее мелодия. И за все это время никто не бросил ей под ноги и мелкой монетки.

Винсента решила, что не уйдет, пока не получит хоть что-то. Скорее всего, в довесок будет прилагаться воспаление легких, которое и убьет её, но холода девочка больше не чувствовала. Нельзя замерзнуть, когда ты злишься вот так.

На всё и всех. И на себя в том числе.

–  У тебя вода в футляре,  –  сказал ей кто-то.

Винсента вздрогнула, и струны под смычком жалобно взвизгнули. Она прекратила игру, опустила скрипку и протерла рукавом залитые дождем и слезами глаза. Неудивительно, что она не заметила, как к ней подошли эти двое".