Блондинка и её страшная месть

Женщина очень спешила. План жестокой мести, что она вынашивала десять долгих лет, мог провалиться в любое мгновение. Какой бог – или демон? – послал его ей? План был безумный, она понимала, но сдаться, отступить, предать свою месть было выше её сил. Это означало бы, что все годы изгнания прожиты ею напрасно. И разве не безумна вся её теперешняя жизнь? Жизнь вдали от отцовского трона, который ей принадлежит по праву первородства; от подданных, которые её отвергли; от родины, которой правит младший брат, её смертельный, злейший враг. Сладкая жизнь, беззаботная, но подобная тяжкому плену, в огромной и чужой стране, среди лживых, неблагодарных хозяев. Жизнь без тепла и любви, в окружении слуг и рабов, а ещё – бесконечных поклонников, чьи имена и роли ничего не значат для неё. Без мести эта жизнь утратила бы для неё последний смысл.

Скоро, скоро всё должно решиться. Если план возмездия удастся, то она умрёт счастливой, зная, что сумела поразить Аморийскую империю, несокрушимую властительницу мира, в самое сердце. А если не удастся – она погибнет на пути к этой цели. То и другое лучше, чем сидеть и ждать от богов справедливости. Она верила в богов, но знала, как никто, что боги равнодушны к трепетным мольбам людей. Справедливость, как верный клинок, нужно ковать своими руками.

Безумие сладостной мести пьянило её, и это же безумие казалось залогом успеха. Барон Хримнир, рыжебородый великан, дикарь, поднявший руку на свою законную герцогиню, мог бы многое об этом рассказать, но уже не расскажет: она сначала вспорола ему живот, потом отрубила руки, потом ноги и лишь в конце – голову. Она это сделала сама, мужским мечом, когда все ждали, что она, как слабая и покорная женщина, просто сдастся на милость насильника. София, которая стояла рядом, ужаснулась такой варварской казни. Да, та самая София Юстина, её добровольная наставница и невольная подруга, которая нынче снова правит всей империей и целой Ойкуменой. А тогда, пятнадцать лет назад, казнив подлых изменников Хримнира и Фальдра, женщина с мужским мечом спасла не только свою жизнь, но и жизнь Софии. Но та всё равно в итоге предала её. 

Ха! Кто бы сомневался. Таковы все аморийцы, наследники Рима, властители мира, бессовестные лицемеры и предатели. Пусть торжествуют, пока могут. Скоро она всем им отомстит. Уже совсем скоро.

Безумие ей помогало выжить и тогда, когда её упрятали в имперскую психушку, вместо того чтобы просто убить, смахнуть отыгравшую своё фигуру с мировой доски. И после, когда освободили из психушки, решив, что она им не опасна, но ещё может пригодиться. Для чего? Хотя бы для острастки её брату, правящему герцогу: пусть помнит и пусть видит, на чьём троне сидит и как легко империя может вернуть этот трон законной владелице. 

Но с тех самых пор она сторонится политики, ведёт жизнь благородной светской дамы, беспредельно преданной империи, своей новой родине. Лицемеры и предатели не представляют, как жестоко они в ней ошиблись. Ей, гордой северянке, наследнице древних валькирий, дочери Круна Свирепого, безумия отваги было никогда не занимать. А за годы жизни среди аморийцев она научилась у них, как надёжно прятать свои чувства, лгать и лицемерить, изменять, интриговать, идти к своей цели, переступая через головы людей. Она была хорошей ученицей.

Безумием могла бы показаться и надежда усыпить бдительность гордых хозяев настолько, чтобы они пустили её, дочь северного варвара, в святая святых Дома Фортунатов, в Сапфировый дворец, в покои кесаревны Беатрисы Даласины, кузины молодого наследника Льва. Но ей удалось войти в доверие к Эмилию, отцу Беатрисы, нынешнему принцепсу Сената. По его протекции она стала придворной дамой кесаревны, а потом, когда Беатриса Даласина и император-наследник Лев Фортунат поженились, старшей придворной дамой молодой императрицы, супруги будущего августа. 

Но сегодня утром Беатриса, родив тройню, тихо отошла к богам. И когда это случилось, её старшая придворная дама знала, что делать. Она тотчас послала двух верных рабов по известному им адресу. Рабы скоро вернулись с закрытой корзиной, отдали корзину хозяйке, а она передала им вольные и деньги. Для этих двоих настал счастливейший миг жизни, но они не знали, что ещё до вечера и сами тихо отойдут к богам. Когда живёшь безумной жизнью и лелеешь безумные планы, весьма полезно разбираться в ядах. 

У неё был бессрочный пропуск на Сафайрос, подписанный молодым императором, и все стражники Сапфирового дворца давно знали эту женщину, все видели её с императрицей, все видели с этой корзиной. Вот и теперь, равнодушно скользнув глазами по корзине, стражники без колебаний пропустили придворную даму императрицы во внутренние покои дворца. А потом долго провожали взглядами, полными восхищения. И немудрено: в свои сорок лет она выглядела на тридцать, была высокая и стройная, сложена подобно Артемиде, а таких прекрасных платиновых волос больше не было ни у кого во всей многомиллионной Темисии. Здесь, на Сафайросе, она казалась уникальным бриллиантом среди бесчисленных, но похожих одно на другое сокровищ императорского дома, и кто бы заподозрил, что этот чудный бриллиант может нести опасность, зло и смерть?

Возможно, сами боги, увлечённые её игрой, способствовали ей. Никем не остановленная, она пришла в богатую палату из порфира. Две женщины возились тут у детских кроваток. Она нашла приличный повод и, пользуясь правами старшей дамы, отослала их. Едва за ними затворилась дверь, открыла свою корзину и заглянула внутрь. 

В корзине мирно спали два младенца. А здесь, в палате из порфира, были трое, только что родившиеся Фортунаты. Так даже лучше, интереснее, подумала неустрашимая наследница валькирий. Так будет шанс, один из трёх, что её месть не воплотится. Боги это любят, богам нравится, когда в судьбах смертных есть интрига. Так или иначе, поздно отступать! Другой возможности не будет. 

Поэтому она не колебалась. Осторожно извлекла младенца из корзины и положила его в детскую кроватку. А того, кто в ней лежал, поместила в корзину. Потом проделала то же самое со второй парой младенцев. Она делала это много раз во сне, который посылали ей неведомые боги (или всё же демоны?), а теперь, наконец, сделала наяву. 

Поменяв младенцев местами, бросила быстрый взгляд в корзину, и жестокая усмешка тронула её губы. Вот они, потомки Фортунатов, священной императорской династии, истинные дети Льва и Беатрисы. Им не судьба владеть Хрустальным троном! Эти двое вырастут никем. Возможно, служками или рабами, она ещё не решила. Нет, может быть, их лучше умертвить, для верности. Отныне эти дети ничего не значат. А будут значить те, кем она двух царственных младенцев подменила. Те двое, когда повзрослеют, будут значить всё! Особенно потом, когда откроется их истинное происхождение. Весь мир перевернётся, свет солнца померкнет от такой ужасной правды! И это она видела во сне, который вдохновил её на месть. Она могла поклясться: столь жестокой, изощрённой местью ещё никто и никогда империи не мстил.

Она беззвучно рассмеялась, упиваясь своей местью. И едва не погибла! Так на мгновение ей показалось, когда внезапно отворилась дверь, и на пороге появился человек, самый известный, самый узнаваемый на целом свете человек, ему повсюду поклонялись не как человеку – как земному божеству. Он на ассигнациях и на монетах, по всей Ойкумене стоят его статуи и висят его портреты, перед его иконами молятся десятки, сотни миллионов его подданных, и повсюду власть творится его именем. Он царствует над миром вдвое дольше, чем она живёт! 

Но он был последним, кого она могла увидеть здесь. Прежде август Виктор V никогда не посещал покои своей правнучки, императрицы-консорты. Если он заметит корзину с подменёнными младенцами, это будет невозможно объяснить. А затем сюда ворвутся его стражи-палатины, и сладостная месть закончится, едва начавшись. 

Повинуясь не то привычке, не то наитию, она упала на колени, распласталась перед ним, одновременно толкнув корзину с подменёнными младенцами под ложе. В голову ледяной, обжигающей сталью вонзилась мысль: как странно, что Божественный Виктор вдруг решил зайти – во сне его здесь не было!

– Встаньте, – глубоким, звучным голосом повелел он. – Я желаю видеть праправнуков. 

И она вспомнила, как двенадцать лет назад точно так же припадала к его стопам земного бога. Отчаявшись добиться справедливости у его министров, она воззвала к этому величественному старцу. Живое божество, что восседало на Хрустальном троне, тогда казалось ей верховным судией, последней инстанцией, к которой волен обратиться смертный, надеясь быть услышанным. Её надежды были так наивны! Величественный старец оказался глух к мольбам несчастной герцогини. Её схватили, оттащили от него, и, хотя её безумный – опять-таки, безумный! – поступок имел тяжкие последствия, она окончательно потеряла своё герцогство, но получила шанс на месть. Конечно, он её не помнит с той поры. Такие мелкие людишки, как она, для живого бога Ойкумены всё равно что муравьи. Но и муравей способен укусить божественного властелина. Если не его самого, то его потомков.

Она поднялась, как ей было велено, и показала земному богу трёх младенцев, двое из которых были ею подменены. Бог увидит это и раскроет мой обман, подумала она, но бог только спросил:

– Дети здоровы?

– Да, Ваше Императорское Величество. Перед вами истинные Фортунаты! Их ждёт великая судьба, мой бог и господин.

Он перевёл взгляд на неё.

– Надеюсь. Ваше имя?

– Ксения Галлина, бог и господин. 

– Галлина? Это значит…

– Да, Божественный. Я родом из Галлии, вашим эдиктом мне дарована патрисианская фамилия. Теперь служу… служила при императрице Беатрисе, да упокоится она с миром у престола небесных богов. 

– Небесные боги не только даруют нам новые жизни, но и отнимают их. Я не в первый раз теряю близких. Ваша служба при императрице окончена, теперь вы будете служить её детям. Отвечаете за них своей жизнью, Ксения Галлина.

Если кто-то там, в корзине под кроватью, вдруг проснётся и зашевелится, заплачет, подаст голос – я погибла, думала она. Тогда он сразу крикнет палатинов. Но почему во сне их не было? Какое счастье, думала она, что нельзя смотреть в глаза божественного властелина: я могла бы себя выдать.

А ещё она подумала, что могла бы убить его здесь и сейчас, это нетрудно: он слишком стар, он не сумеет оказать сопротивление. Могла бы так его убить, чтобы это выглядело естественно, словно внезапная смерть от сердечного приступа. И ничего, пускай он бог: наверное, проклятые еретики правы – он бог ненастоящий, если неспособен распознать её чудовищный и святотатственный обман. Убить ложного бога – не грех, не преступление, а подвиг!

Нет, нет. Она этого не сделает. Она вынашивала свою праведную месть не для того, чтобы в итоге лишить жизни старца девяноста лет. А для того, чтобы этой местью вдоволь насладиться! Зачем ей убивать его? Он только символ, живой идол аморийцев, сам ничего не решает, ему и так-то недолго осталось. Она переживёт этого ложного бога. Она переживёт их всех, кто отнял её имя, трон и подданных, и родину, и честь, и справедливость. Она ещё увидит, как подменённые ею дети перевернут привычный мир. Она сумеет вдоволь насладиться. Всё это было в её сне. Она будет молиться любым истинным богам или, возможно, демонам (а есть ли разница?), она готова поклониться самому Асфету-Хаосу, чтобы сон её стал явью. Пусть даже сам Асфет послал ей этот сон – лишь бы он сбылся!

– Воля Божественного Виктора – высший закон для меня, и бесконечное счастье – служить его божественным потомкам, – склоняясь в нижайшем поклоне, сказала она.

– Напомните, когда я даровал вам патрисианское достоинство, – с непроницаемым лицом произнёс Виктор V. – До того, как вы на коленях молили меня оставить вас на престоле Нарбоннской Галлии, или уже после?

– После, мой бог и господин, – леденея от ужасного предчувствия, но сохраняя твёрдость голоса и духа, ответила Кримхильда, которая была когда-то герцогиней этой варварской страны за Средиземным морем.

Но буря, что могла бы раздавить её, не разразилась. Престарелый август благосклонно кивнул и чуть заметно улыбнулся.

– Мои министры оказались правы. Всё сложилось к лучшему для всех. Ваш брат Варг стал подходящим архонтом для галлов, а вы нашли себя на службе Дому Фортунатов. Да будет так и впредь!

К несчастью для своей империи, он был только богом, но не был ментатом, не владел телепатией, не умел читать мысли. Если бы умел, прочёл бы в голове наследницы валькирий:

«Нет. Не будет. Ни за что и никогда».