Между смертью и новой смертью

Надумал принять участие во флешмобе от Манула Яростного (https://author.today/post/388503).

Фрагмент произведения "Фронтовик" https://author.today/reader/102763

"Мы постепенно, с самого рождения,  приучаемся через сознание воспринимать окружающий мир. Систематизируем и  фиксируем в памяти его элементы. Учимся взаимодействовать и  манипулировать ими. Это необходимо для выживания нашего материального  тела. Но для души, для бессознательного нашего «я», предметы и события  окружающего мира всего лишь символы-образы, как знаки, как иероглифы. И  наше бессознательное «я» читает их как слова в тексте, извлекая сокрытый  смысл. Но мозг человека активно блокирует все эти образы и скрытые  смыслы, чтобы они не перегрузили сознание и не мешали нам выживать в  этом очень опасном материальном мире. 

И  снова, в заполненной звоном колокола черноте, я спорю и яростно убеждаю  кого-то в чём-то. Но, видно, безуспешно. В этот раз, помимо  разочарования и досады, я явственно ощущаю сильнейший пинок под зад. И  вновь выныриваю из небытия.

Симпатичная  девушка с застывшими в глазах слезами бинтует мне голову, которую  аккуратно придерживает паренёк в устаревшей шинели с малиновыми  петлицами. Раненная голова болит, но не так сильно, как отбитый пинком  копчик. А ещё нудно ноет душа, от обиды и злости на кого-то неведомого.

Судя по всему, я опять на войне. 

А  по тому как болит крестец, можно предположить, что нахожусь здесь  принудительно-добровольно. А значит, всё это намного серьёзнее чем  просто шутка и скорее всего я здесь надолго. Во всяком случае, насколько  это возможно на войне.

— Кто я?

Это первое, что мне захотелось выяснить.

— Так это, — растерянно лепечет боец. — Вы лейтенант Непомнящий, наш командир взвода.

Ой, как смешно!!!

Шутки-то какие дебильные!!!

Только почему-то никто не ржёт. Лишь девушка, перевязывающая мне голову, перестала сдерживаться и заревела в голос.

— Ну, ну… — попытаюсь её успокоить. — Главное, что живой, а остальное всё ерунда. Как звать-то меня?

— Николай… Васильевич…

Это уже санинструктор, сквозь рыдания.

Значит  буду тёской Гоголю. Не сказать, что я в восторге. Но сойдёт пока и так.  Честно говоря, могло быть намного хуже. В это время вроде было модно  сочинять всякие заковыристые имена, вроде Дзержинальдов и Индустриев.

Смотрю пристально на бойца, что-то рожа его мне кажется знакомой.

— Как тебя звать воин?

— Так вы уже спрашивали, Дойн я, Поликарп. То есть, пулемётчик Дойн.

— Отлично! Пулемётчик Дойн, где самолёты?

Теперь мне окончательно стало ясно где я, только не понятно за что?

— Улетели гады. Расстреляли, видать, весь боезапас и улетели.

— Не сбили мы ни одного?

Спрашиваю с наивной надеждой, а вдруг… как в каком-то фильме. Но реальность вновь разочаровывает.

— Как же его собьёшь махину такую, — удивляется Дойн.

Ну да, это же не кино. Здесь так просто самолёт из винтовки или пистолета не завалишь.

Жалко, конечно!"