Я придумал нового монстра

Я придумал нового монстра, поучаствую с ним во флешмобе Павла Сергеевича Маркова

В моём рассказе хранитель сна бьётся с монстром, который хочет утащить в платяной шкаф маленькую девочку.

Я решился: дал слабину, чуть согнув колени. Существо в темноте облегчённо расслабилось, но я тут же дёрнул всем телом. Затрещала ветхая ткань, с влажным чмоканьем разошлась плёнка, и на меня упала старуха, замотанная в тряпьё.

Она свалилась сверху тяжёлым мешком, полным острых костей. Её лохмотья были похожи на выцветшее одеяние цыганки: многослойное, разномастное — индийские огурцы, польский горошек, матрасные полосы, тельняшечная зебра, ситчик в полевых цветах, крепдешин в крупных маках. Все эти тряпки почти потеряли цвет, зияли прорехами — но они были живыми. Они ползли, оплетали, запелёнывали, душили запахом нафталина. Я задохнулся.

Старуха вцепилась мне в горло многосуставчатыми пальцами и зашептала:

— Где она? Где моя девочка? Я так соскучилась.

Её горячее дыхание пахло лекарствами и ацетоном. Тряпки взлетели над её головой и опадали, накрыв нас обоих.

"Я проиграл" — понял я.

— Ты проиграл, — согласилась старуха.

Её водянистые глаза смотрели с нежностью на моё лицо: на лицо Лии.

— Моя девочка, я так по тебе скучала! Не вырывайся, дай мне тебе помочь, дай мне тебя сохранить, дай мне тебя уберечь от жестокого мира.

Её голос можно было принимать вместо валерьянки, он мягкий и успокаивающий, он тихий и усыпляющий.

— Я спрячу тебя среди моих нарядов, моя малышка. Среди сарафанов, платьев с фонариками, брючных костюмов. Я положу тебя на мягкую подушку с кружевной оторочкой, обложу тебя веточками сиреневой лаванды, она очень красивая, и приятно пахнет, и отгоняет моль.

Левая рука старухи душила моё горло, правая ласково поправляла белокурые локоны.

— Я накрою тебя тёплым стёганым одеялом, мягким лоскутным покрывалом, красивым гобеленом с оленями — и ты согреешься, ты успокоишься, ты заснёшь.

Её голосом можно было усыплять больных перед операцией.

— Ты так долго не спала. Ты так исхудала — тебя совсем не кормят, о тебе никто не заботится. Я вижу глубокие тени под твоими глазами. Ты плохо спишь, деточка моя?

Её голосом можно было снимать боль и останавливать кровь.

— Тебе больно, солнышко моё? Сейчас бабушка подует и больно не будет, больше никогда не будет. Будет сухо, тепло, темно, уютно. Ты заснёшь.

Старуха втянула воздух, раздулась под кружевной ночнушкой тощая грудь, обтянутая сморщенной кожей в пигментных пятнах. Если она подует, я засну и не проснусь. Со страшным криком я потащил руку, связанную её тряпками: маленькую детскую ручку с припухлостями и перетяжечками. Я рвал ткань, а ткань разрывала мне кожу. Мне было больно, невыносимо больно, но боль намного лучше смерти. Боль проходит, а смерть нет.

"Хранитель сна"