Разговоры о литературе

— Люди, но надо же что-то делать! — рука Андрея бессознательно теребила завязанный узлом конец свисающего с потолка каната.

Они собрались на перемене в спортзале, оглушённые внезапным известием. Их клуб закрывают. Прямо во время урока в класс неожиданно, без стука завалила завучиха и ледяным тоном предложила Кате выйти с ней в коридор. Откуда та вернулась с красными глазами и едва сумела довести урок до конца. А когда прозвенел звонок, попросила членов клуба остаться и сообщила только, что кто-то написал на неё донос, и сегодня утром в учебную часть позвонили из райкома комсомола с требованием разобраться, прекратить и наказать виновных.

— Очень приятно, Иван Митрофанович, добро пожаловать, — поднялась навстречу важному гостю Катя, когда Белова завела его в класс. — Екатерина Максимовна Шевченко, руководитель факультатива.

Секретарь райкома пожал протянутую ему руку и внимательно оглядел приготовления, удовлетворённо покивав головой при виде написанной на доске темы: «Изображение коммунистического общества в творчестве советских писателей по контрасту с характерной для западной фантастики атмосферой страха перед будущим». Когда Андрей сказал ей, что собирается подготовить образцово-показательный доклад по мотивам путешествия Привалова в воображаемое будущее, Катя сначала приняла это за неудачную шутку. Но потом подумала, сатира ведь тем и смешна, что слишком уж похожа на правду. Да и в любом случае, других-то идей всё равно нет…

— Занятия мы проводим в неформальной обстановке, — слегка кивнула она в сторону сдвинутых вместе столов с расставленными на них чашками. И добавила после небольшой паузы: — В своей работе я пытаюсь использовать опыт Василия Александровича Сухомлинского.

Отнести к методам знаменитого педагога чай с пирожными можно было разве что с очень большой натяжкой. Но вряд ли райкомовский начальник удосужился прочесть нашумевшую книгу полностью. А идею провести сегодня более-менее обычный урок «военный совет» решительно отклонил: кто ж его знает, что там ещё в этом злосчастном доносе понаписано. Когда весь расчёт на то, что скрывать им нечего, любая нестыковка может оказаться фатальной…

— Всё, ребята, тишина! — Катя три раза хлопнула в ладоши и начала торжественным, как на комсомольском собрании, голосом: — Мне не надо напоминать вам, что через неделю наша страна и всё прогрессивное человечество отмечают пятьдесят восьмую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Это эпохальное событие привело к поистине тектоническим сдвигам не только в истории нашей планеты, но и в мировой культуре, породив целый пласт новой, коммунистической литературы. Включающий в себя, разумеется, и научную фантастику. В честь одного из таких революционных произведений назван наш клуб, а сегодня мы обсудим несколько ставших уже классическими литературных образов победившего коммунизма. — Она повернулась к Андрею: — Пожалуйста, Кузнецов, тебе слово.

Прочистив горло и отхлебнув из чашки, докладчик начал с «Туманности Андромеды». Отдав должное превосходному описанию государственного устройства и системы народного просвещения Эры Великого Кольца, он отметил, что автор, к сожалению, уделил недостаточно внимания жизни трудящихся масс, сосредоточившись, в основном, лишь на судьбах ограниченного круга исследователей дальнего космоса и выдающихся представителей науки и искусства. В результате в романе оказалась слабо отражена экономическая составляющая коммунистической формации. Каковой пробел был удачно восполнен в не менее известной книге Георгия Гуревича «Мы — из Солнечной системы», где подробно рассмотрены принципы и механизмы распределения общественного продукта в бесклассовом обществе, включая и такой сложный аспект, как временная нехватка отдельных видов потребительской продукции. Однако, при всех вышеперечисленных достоинствах, большая часть героев обоих этих произведений выглядит излишне шаблонно, не позволяя читателю увидеть целостную картину межличностных отношений в мире освобождённого труда.

В этом месте он сделал ещё глоток и продолжил:

— Последняя тема более полно раскрывается авторами, к творчеству которых мы уже обращались ранее. В цикле повестей и рассказов о двадцать втором веке, Аркадию и Борису Стругацким удалось показать жизнь и быт людей будущего с позиции рядовых тружеников — строителей, инженеров, работников сельского хозяйства и сферы образования…

Катя скосила глаза на посетителя. Тот едва отпил из предложенной ему чашки, но выражение его лица выглядело доброжелательным. Он внимательно слушал и даже делал иногда какие-то пометки у себя в блокноте.

Успешно покончив с коммунизмом, Андрей перешёл к критике идеологического противника. Первой жертвой которой пал Айзек Азимов, в чьём мрачном предвидении разделённое на имущественные касты человечество от рождения до смерти ютится, не видя солнца, в чудовищных стальных пещерах.

— И здесь следует обратить особое внимание на то, что под давлением объективных исторических фактов автор вынужден был признать неоспоримые преимущества централизованной плановой экономики перед разрушительной стихией рынка. Но привитая оголтелой буржуазной пропагандой приверженность антинаучным теориям не позволила ему сделать следующий логический шаг, подняться до понимания вытекающих из этого способа производства социальных перспектив…

После ещё пары нарастающих по степени безысходности примеров, Андрей закончил противопоставлением подвига Савёла Репнина, героически отказавшегося от возможности дезертировать в светлое коммунистическое завтра, трусливому бегству в прошлое героев одного из рассказов Брэдбери.

Когда он сел, Катя заговорила опять:

— Ребята, поблагодарим нашего сегодняшнего докладчика за содержательное и очень интересное выступление. Перейдём к обсуждению. И прежде всего, мне хотелось бы попросить высказать своё мнение нашего уважаемого гостя. Иван Митрофанович?

Гость, однако, явно не планировал засиживаться дольше необходимого и лишь сдержанно похвалил Андрея за доклад, а затем, сославшись на дела, собрался уходить.

— Я провожу вас, — тоже встала со своего стула Катя. — Ребята, начинайте без меня.

— Ну что ж… — с серьёзным видом произнёс секретарь, когда за ними закрылась дверь класса. — Скажу вам честно, Екатерина Максимовна, принимая приглашение на ваш семинар, я сомневался. Очень сомневался. Но сейчас я вижу, что полученный нами сигнал был… назовём это так, недостаточно продуман. К сожалению, в нашей работе тоже встречаются иногда просчёты — и я рад, что сегодня удалось вовремя исправить одну такую ошибку. Я не могу вам пока ничего обещать, но, возможно, мы ещё рассмотрим ваше начинание на бюро. Не исключено, мы действительно недооцениваем роль научно-фантастической литературы в идеологической подготовке подрастающего поколения… До свиданья, — протянул он ей на прощанье руку. — Возвращайтесь к вашим ученикам, они ждут вас. Я сам найду выход.

Он свернул на лестницу, и Катя осталась в коридоре одна. Напряжение последних дней постепенно спадало. Ну, слава богу, обошлось… В окно она увидела, как чёрная «Волга» отъехала от подъезда школы… За дверью литкаба стояла необычная тишина. Чего она стоит здесь? Они же действительно ждут её, молча ждут, боясь сглазить. Её ученики… Сегодня они защитили её. Не стали слушать никаких возражений, саму чуть не выдворили с «военного совета» — «за пораженческие настроения». Может, из неё и правда вышел не такой плохой учитель, как она сама думает…

— Победа! — радостно объявила она прямо с порога. — А сейчас — если нет возражений — давайте больше не будем об этом. Просто попьём чаю и поговорим. О чём-нибудь совершенно постороннем…

Все почти забыли уже об истории с доносом — когда в начале декабря в школу нагрянула вдруг, вызвав большой переполох, целая бригада газетчиков. И в тот же день в актовом зале, на спешно созванном общем комсомольском собрании Кате торжественно вручили почётную грамоту райкома. «За большие успехи и использование новаторских методов в деле коммунистического воспитания молодёжи» — ни больше, ни меньше. А на следующей неделе в областной комсомольской газете появилась хвалебная статья об их клубе и его молодом руководителе, достойном продолжателе славных традиций советской педагогики. Кикимора вывесила её на доску объявлений возле учительской — а затем отправила в ленинскую комнату на вечное хранение.