Синдром Х. Начало

Началось все как-то невнятно и смазано. ТВ вяло лепетало о природной аномалии, все наперебой уговаривали, что все хорошо, просто следствие теплого и ласкового лета без затяжных дождей и ненастья. На улицах дворники-гастарбайтеры собирали в кучи крошащиеся листья, чихая от пыли. У работников метлы слезились красные, воспаленные глаза, надышавшихся пробивало на рвоту.

Над городом висела серая дымка. В воздухе ощутимо чувствовалась горьковатая нотка. Люди носили кто фабричные, кто самодельные респираторы, хотя помогали они мало. С улиц пропали собаки и кошки, воробьи, вороны и голуби. Хозяева домашних животных рассказывали, как их любимцы срывались с поводков, делали подкопы в вольерах, лезли в форточки и вентиляционные трубы. Некоторых потом находили под фундаментами домов, в укромных местах на чердаках и в подвалах. Они были живы, но находились в каком-то странном состоянии, напоминающем зимнюю спячку. При попытке разбудить они остервенело кусались, царапались и бежали прочь. Основная масса, как можно было судить по свидетельствам очевидцев, покинула город и подалась в леса. Это выглядело странно и страшно.

Пресса и телевидение очнулись от спячки, подняв крик до небес по поводу произошедшего. Через неделю, когда начались первые смерти, не слишком приятные неудобства превратились в катастрофу.

До сих пор я не мог забыть первого покойника, увиденного на улице. Лысый толстяк в расстегнутой рубашке и обтрепанных брюках, обливаясь потом, шел по улице, пыхтя и ругая жару. Он подошел к тополю на газоне, вынул платок, вытер шею и голову. Потом присел, пытаясь попасть в тень лишенного листвы дерева. Это не насторожило никого, мало ли как может реагировать человек на уличную парилку. И вдруг его словно выключили. Он привалился к стволу и замер.

На меня повеяло чем-то давно забытым. Спустя секунду я понял – так выглядели свежие мертвецы, которых в избытке повидал на горном юге в дни молодости.

Собралась толпа. Как всегда, кто-то пялился, кто-то с важным видом давал почерпнутые в популярных журналах советы. Сразу несколько человек нервно жали на клавиши мобильных. Сердобольная тетка пыталась облегчить страдания мертвого, расстегнув на нем рубашку и поливая голову и грудь теплой газированной минералкой.

Скоро трупов стало так много, что окружающие, пресыщенные вакханалией внезапных смертей, лишь ускоряли шаг при виде покойников. Звонить бесполезно. Телефоны служб экстренной помощи глухо заняты.

Назавтра причина смертей обнаружилась. Толпы народа стали стягиваться к рынкам. Торговцев месили ногами вместе с их арбузами, мандаринами и яблоками. На улицах под горячую руку расправлялись с кавказцами и азиатами. Стражи порядка подчеркнуто не вмешивались.

Когда просто убивать надоедало, люди устраивали что-то типа суда над теми, кого считали ответственными за беду. Назначенные виноватыми клялись мамой, ползали на коленях. Но все кончалось просто. Толпа требовала, чтобы они ели свой товар.

Иногда торгаши делали это добровольно, иногда с помощью окружающих. Есть заставляли много, оттого конец наступал быстро. Потом разьяренные люди притаптывали остальных.

В столицу, разогнав привычные автомобильные пробки, потянулись бесконечные колонны грузовиков и БТР подмосковных бригад. Выездные магистрали перекри пикетами. Простых смертных в замкадье не выпускали.

По улицам медленно двигались машины с громкоговорителями, объявляя о введении комендантского часа, призывая граждан оставаться дома и сохранять спокойствие. Экраны телевизоров потухли. Были отключены стационарные и мобильные телефоны, Интернет.

Наступление темноты стало сигналом к беспорядкам. В городе что-то горело, выли сирены, раздавалась стрельба. Сканер ловил переговоры милицейских экипажей и введенных в город подразделений. Призрачные, шипящие голоса лишь подчеркивали нереальность происходящего теплой августовской ночью.

Военные занимали торговые центры, склады, брали под контроль мосты, дороги, площади. На верхних этажах высоток оборудовали огневые точки. ОМОН и ВВ при помощи БТР и водометов рассекали толпу и рассеивали, по своему обычаю наваляв «демократизаторам».

Сопротивляющихся и качающих права кидали в автозаки и увозили. Задержанных оказалось так много, что в импровизированные тюрьмы превратили стадионы, включая БСА в Лужниках и «Динамо» на Ленинградском проспекте. Несколько сотен мародеров и погромщиков расстреляли на месте.

К утру восстановили видимость порядка. Улицы были завалены битым стеклом и растоптанными трупами.

Те же самые дворники, которые раньше мели тротуары, теперь складывали тела на прицепы тракторов и везли в парки и овраги, где экскаваторы без остановки рыли глубокие, длинные ямы для массовых захоронений.

По всем каналам перепуганные ведущие читали обращение президента. Сам избранник народа в «ящике» не показывался. Может быть, он уже тогда сыграл в ящик. Но скорее всего «гарант конституции» в этот момент был где-то в окрестностях Цюриха, поближе к своей кубышке…

С трехдневной задержкой на всю страну было объявлено о смертельной опасности. Весь урожай – злаки, фрукты, овощи – вместе с легкой горчинкой приобрел ядовитые свойства. Анализы не обнаруживали отравы, но употребившие свежевыращенные продукты быстро отправлялись в лучший мир. Как выяснилось, новый яд убивал в любой концентрации…