Маски сброшены!

— Хм… В твоей реальности существуют далекие предки груммхов, но совсем мелкие. Вы называете их мангустами. Поэтому, когда я путешествовал по твоей реальности, я обычно представлялся как Тави. По книжке известного писателя.

— Рикки-Тикки-Тави? О! Ты читал Киплинга?

— Я много чего читал. И у вас, и в других реальностях. Между активными тренировками нужна передышка, а чтение — самый надежный и полезный вид отдыха.

Вот уж чего я бы никогда не заподозрила. Мой учитель — книголюб!

— И… Бандерлог тоже из Киплинга?

— Да, конечно. Хотел по привычке представиться как Тави, но посмотрел на тебя… и сразу захотел… напугать. Создать границы. Показать, что я сильный и дикий.

— У тебя получилось. Мерзкое зрелище, — улыбнулась я.

— Пойми, ты… у тебя… из тебя плещет сила. Необузданная, неприрученная. Страшная, если честно, хаос и стихия всегда вызывают ужас. Но я понимал, что ты не умеешь управлять Силой, поэтому нужно было сразу задать правильный тон. Чтобы с первого мгновения боялась и не сопротивлялась… Я же учителем должен был быть, то есть более сильным. Но ты все равно противилась. Что бы я ни делал, ничего не получалось. Никак не мог найти правильную тактику. И очень жалел, что не могу позвать своего учителя, он бы быстро разобрался и смог открыть тебе тебя.

— Что ж. Давай хоть теперь начнем все с начала. Потому что до этого ты вел себя ужасно. И кроме жажды сопротивления у меня никаких чувств не вызывал.

— Неужели? Даже вчера? — хитренько улыбнулся он.

— Вчера был кошмар. Пытка, — отрезала я.

— Мне нужно было нащупать у тебя активные точки, чтобы показать их тебе. А ты не желала расслабиться. Напряжение и агрессия. Невозможно пробиться через такую защиту.

— Почему же? В начале урока я хорошо расслабилась… даже в некий транс впала. Мог бы изучать до умопомрачения все, что тебе нужно. Зачем устроил эту секс-пытку?.. Захотел приручить? Или сдать в рабство?

— Нет… Хотел наказать. За сопротивление. За то, что не слушаешься. За то, что не боишься. На самом деле был слишком зол на тебя. Чувствовал свою беспомощность. Не мог добиться нужного результата, ты в каждый момент оказывалась сильнее меня. Поэтому мне страшно хотелось посмотреть, как ты мучаешься. Как кричишь, извиваешься. На какие-то секунды я могу почувствовать себя хозяином положения. У меня были женщины, которым, чтобы реализоваться, нужно было пройти через долгие мучения. Но никаких гарантий. Впрочем, я славно играл, просто отдыхал с ними. С тобой так не вышло — слишком короток был миг мучений. Ты оказалась искреннее и сильнее тех женщин. Манипулировала и мной, и собой, заводилась, получала удовольствие, а я сходил с ума, что не могу заставить тебя страдать… подчиняться…

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Меня учили быть правдивым. Всегда. В любой ситуации. Говорили, что это помогает остаться брагудом, уважать себя. А я все эти дни играл какую-то нелепую роль. Врал тебе… и себе. Это мучало меня. Теперь я… получил разрядку. 

Он беспомощно улыбнулся.

— Тогда тоже буду честной. Ты сказал, что думал, что я получала удовольствие. Я его не получала. Представь, что схватился за горячую сковороду. И отдернул руку. Горячая сковорода — боль. Отдернул руку — облегчение, освобождение от опасности. Но остается ожог. Представил? Вот примерно такое же удовольствие я получала. Сильное, но болезненное.

...

— Лживый, лицемерный мир… Я знал это. Но какие-то иллюзии у меня еще сохранялись. Ты очень обидела меня, Юнта. Зачем ты все это рассказала?

— Просто отвечала на твой вопрос. Не хотела лгать.

Один-один.

— И сейчас… сейчас ты не лжешь?

— Нет, Тави. Я вообще стараюсь поменьше врать.

— А твоя покорность? Почему ты все терпела, если это тебе не нравилось? Или у тебя проснулась ко мне любовь?

— Любви не возникло. Скорее, отталкивание. Ты ведь чистое совершенство. Я могу восхищаться произведениями искусства, видом заката или вкусной едой. Но я не буду их любить. И я никогда не смогу полюбить тебя. А терпела только потому, что ты учитель, а я новичок. Потому что я никак не могу разобраться в мире, в который попала. И если меня хоть чему-нибудь сможет научить человек, который меня не ценит, извращенец, которому нравится издеваться над слабыми, то пусть так и будет. Я хочу учиться. И буду. Любым путем, у любого учителя.

— Я издевался… не потому что ты слабая. Только потому, что ты сильная. Это было невыносимо. Этого невозможно перенести. Я должен, должен, должен был подчинить тебя! Но не мог! И это было невыносимо!

Лицо его исказилось гневом и болью. 

— Прости. Я не хотела обижать тебя. Может быть ты просто изначально занял неправильную позицию? Позицию силы? Хотел доминировать и подчинять, а не сочувствовать и помогать?

— Да! Потому что я оборотень! Я отверженный! Презираемый всегда и всеми! Оборотней ненавидят. И они отвечают тем же. Когда я понял, что ты не оборотень, но еще не знал, что ты волшебница, я думал, что ты меня обманываешь. Заманиваешь, чтобы убить, растерзать, уничтожить… Поступить так, как принято на твоей родине! Осиновый кол? Серебряная пуля? Что ты готовила для меня, ликтор?

Он сорвался на крик. У него началась истерика.