Настроение дождя

При первых же звуках чудеснейшего пения, казалось, что весь подлунный мир потрясённо замер и это не было плодом разыгравшейся фантазии. Вокруг Аспида происходили удивительные метаморфозы. Замолчали птицы и насекомые, присмиревший ветер улёгся на ветки близлежащих деревьев, и даже вода приглушила свой бег. Фонтаны застыли ледяными изваяниями, а бурные речки, берущие начало в голубой жемчужине, будто старались передвигаться на цыпочках. Казалось, даже луна заслушалась и остановила свой бег в вышине.  

Со всех четырёх сторон по лестницам огромнейшего амфитеатра поднимались самые разные существа. Скользили призрачные нимфы и дриады, топали подкованными сапожками крошечные гномы и пыхтели неуклюжие тролли-великаны, а среди множества сказочных персонажей шли вполне реальные животные. Неуклюже карабкались по ступеням ленивцы, огненными стрелами мелькали лисицы, серыми тенями скользили волки и гордо вышагивали разнокалиберные кошки в окружении шустрой мелочи. Не отрывая взгляда от певца, парящего над озером, зрители чинно рассаживались по скамьям и вскоре их ряды ещё пополнились. 

Привлечённая волшебным пением в небе показались целая флотилия воздушных корабликов. Их оказалось так много, что они окружили террасу плотным кольцом. Правда, никто из придворных Сияющего двора не переступал невидимую воздушную границу, хотя все подходы к ней были плотно забиты.  

Тем временем, ничего не видя и ничего не слыша, Аспид продолжал петь, и его зачарованных зрителей попеременно бросало то в жар, то в холод. Они взирали на него так, будто от него зависела их жизнь. 

Поначалу пение того, кого называли Унико, было хоть и прекрасным, но хаотичным. Словно божественный художник бросал отдельные мазки на полотно, используя вместо красок палитру чувств. В его голосе звучало: 

— то озарение отчаявшегося учёного, то плеск воды в ручейке; 

— то безумная ярость воина, то капелька росы на кончике листа; 

— то крик страсти на пике наслаждения, то свежесть весеннего утра; 

— то тихое умиротворение матери у колыбели ребенка, то басовитое жужжание шмеля. 

Наконец, голосовое полотно обрело завершённость. Многообразие мазков слилось в единую картину и, взорвавшись мощным крещендо, перешло в печальную, рвущую душу песнь.  

Искушённые знатоки, восседающие на корабликах, восхищённо выдохнули. Они сразу же признали знаменитую песнь Сотворения мира, о которой ходило множество слухов, но слышать которую повезло лишь считанным единицам. 

*** 

Что есть пение? По сути, ничто. Звук. Банальное сотрясение воздуха.  

В чём же фишка? 

В Мастере. Лишь он один имеет ценность. Он не поёт, а играет на потаённых струнах души и его потрясённых слушателей бросает то в жар, то в холод. 

Мастер. Кто он?  

Бог и дьявол в одном лице. Силой своего таланта он возносит слушателей в такие горние высоты, что мир обыденного отступает. Он поёт и больше не нужны декорации, чтобы в полной мере ощутить ужас смерти и ликование возрождения. 

Дьявольский дар. 

Божественный дар. 

И ангел в теле Квазимодо - глупое человеческое сердце, разбитое напополам. 

https://author.today/work/7877