Прелюдия 18+
Автор: BangBangНавеянный моим нагим флешмобом моб от Алекса Бранда https://author.today/post/398490 Как тут мимо пройдешь?
"Патронус Тома Реддла". Кто догадается, почему глава называется "Катастрофа" 
, тому лайк-подписка ))
— Ваши проблемы не чужие для меня… — ответил он, и вдруг протянул руку и сделал то, о чем мечтал уже целый месяц — провел ладонью по ее крупным глянцевым локонам и задохнулся от восхищения и нахлынувшего желания. Аола была так близко… безумно привлекательная, соблазнительно пахнущая, едва прикрытая своей прозрачной одеждой. Он видел, как бьется венка у нее на шее, под нежной кожей… видел очертания груди в вырезе блузы… округлые бедра под тонкой тканью штанишек… Все это создано для ласки… даже свежий синяк на ее обнаженном плече требовал быть поцелованным. Том убрал с него завиток волос и осторожно прижался к коже губами.
— Томми… — выдохнула она предостерегающе. Но его здравый смысл уже безбожно капитулировал под натиском ринувшихся в кровь гормонов. Первый поцелуй… Первое убийство. Почему бы и не первый секс?
Его губы коснулись нежной шейки миледи, а потом накрыли ее губы жадным поцелуем. Руки скользнули на талию, сминая невесомую ткань, привлекая девушку ближе. Сердце зашлось, по венам полыхнуло жаром… Он хотел ее всем своим существом. Так же сильно, как час назад хотел уничтожить ударившего ее человека… Нет, все же сильнее…
Да, секс и насилие часто идут рука об руку. Но и сейчас у Тома не было возможности подумать об этом.
Возможно, она чувствовала что-то похожее, потому что больше не пыталась остановить его? Уступая его неумелым, но пылким ласкам, Аола опустилась с узкой тахты на постель из множества покрывал и подушек, брошенных прямо на пол. Запрокинув руки за голову, она позволила парню делать с ней все, что ему хочется.
Осыпая лицо и шею любимой поцелуями, он наконец коснулся ладонью упругой груди, легонько сжал… Обрывки наставлений из любовного трактата носились в закрутившем рассудок вихре, как конфетти. Грудь требовала нежного обращения — это он запомнил. Ощущение от прикосновения оказалось восхитительным! С его губ сорвался стон восторга и нетерпения. Он запустил ладонь под ткань, погладил мягкий округлый животик, и потянул блузку вверх, с удивлением обнаружив на нем выведенный чем-то темным пышный цветочный узор. Татуировка? Кто бы мог подумать…
На вид грудь оказалась еще чудеснее: не слишком большая, но и не маленькая, со светло-золотистыми ореолами маленьких сосков. Одним словом — идеальная! Дрожа всем телом, Том коснулся одного из них языком, потом нежно обхватил губами, и с восторгом почувствовал, как она вздрогнула и вздохнула. Сосок заострился под его ласками… Ей, правда, нравится то, что он делает?
Сам себе не веря, Том заглянул Аоле в лицо. Он хотел убедиться, что она тоже его хочет… ее внезапная покорность смущала его. Но янтарные глаза жарко блестели из-под дрожащих ресниц, а дыхание стало прерывистым. Он жадно поцеловал ее в приоткрытые губы, и ее ладони, наконец, заскользили по его плечам, спине, лаская, стягивая кожу мурашками удовольствия, а губы впились в шею страстным, почти болезненным поцелуем. Девушка выгнулась под ним, прижимаясь всем телом, раздвинув бедра… Это окончательно свело Тома с ума.
Низ его живота давно налился уже знакомой горячей, пульсирующей тяжестью, требовавшей выхода. Боль как рукой сняло, плечо напомнило о себе лишь однажды, когда он помогал ей снять блузку. Потом дело дошло до ее штанишек… Том осыпал роскошные бедра поцелуями, вдыхая умопомрачительный запах женского тела, стыдливо прикрыв глаза. Ему стало страшно. Одно дело картинки, пусть и анимированные… Живая, упоительно красивая женщина, которая вот-вот тебе отдастся — совсем другое… А если у него ничего не получится? А был ли у нее вообще мужчина до него, или он первый?! Эта мысль его ужаснула. Он хотел спросить, но пока придумывал, как бы так… потактичнее… ее ручки уже добрались до его брюк, и Том опомниться не успел, как оказался полностью обнаженным. Аола легла на спину, увлекая его за собой, лаская… Он оперся на руки, чтоб не давить на нее всем весом, опускаясь на податливое, гибкое, горячее тело.
"Кицунэ". Китти вернулась домой после двухнедельного плена у Дорогуши Чарли.
— Малышка, не хочешь спать? — спрашивает он, замечая, что у нее уже буквально слипаются глаза.
Она кивает:
— Хочу… если вы будете рядом…
— Конечно, будем… Давай, я заберу полотенце. И стакан тоже.
Она безропотно отдает Луису и то, и другое, и сворачивается на кровати в клубочек. Том обнимает ее сзади, укутывая. Лу приглушает свет в изголовье, забирается под одеяло, подставляя плечо, чтобы она положила на него голову. Господи, это все не сон! Вот она — теплая, нежная, сладко пахнущая, устроившаяся между ними в любимой позе для засыпания. Ее губы в нескольких дюймах от его. Лу касается ее волос, осторожно обводит пальцами контур лица. Щемящее ощущение счастья и благодарности (Богу? судьбе? случаю?) затапливает его. Он поворачивается на бок и нежно целует ее в губы. Она отвечает на поцелуй. Том убирает с ее шеи пряди волос и прижимается губами к нежному местечку за ушком. Ладонь перетекает с плеча на бедро, поглаживает, возвращается, соскальзывает на живот… Она сладко вздыхает и переворачивается на спину, давая обоим возможность ласкать ее. Мысль, что они делают это в их доме, в такой близости от их родителей, смущает и заводит одновременно.
Гарри… ублюдок обещал сделать с ней страшные, мерзкие вещи… и где он теперь? А она будет заниматься любовью со своими мальчиками, такими нежными, чуткими, чувственными…
Она вздыхает, ощущая, как губы смыкаются вокруг ее заострившихся сосков, языки вычерчивают влажные дорожки по груди, к шее, вниз по вздрагивающему животу. Туда, к теплому, влажному центру, в котором уже своей, особенной морзянкой пульсирует желание. Ладони гладят, легонько сжимая тело, раздвигая бедра… Длинные пальцы скользят, покрываясь ее влагой, их нежное касание — ток…
Она вздрагивает и стонет, запуская пальчики в темные пряди их волос, крепче прижимая к себе, выгибаясь навстречу движениям. Том возвращается к ее губам, чтобы целовать, дразнить, прикусывать, проскальзывать языком внутрь. Его ладони ласкают ее грудь. Лу опускается вниз… Кит чувствует, как пальцы в центре горячей пульсации уступают место его языку. Она тонет в ласках, извивается, стонет. Мир вокруг исчезает. Все, что есть — это соприкасающиеся горячие тела, сладкие губы, настойчивые движения языка между бедер.
"Берег мёртвых". Ти и его темпераментная Кора. Жаль, прожила недолго...
— Детка, я вернулся! — возвестил знакомый хрипловатый голос. Входная дверь хлопнула и на пороге возникла высокая фигура с бутылкой рома в руке. Одно стремительное движение из кресла навстречу — и зазвенело разбитое стекло.
— Б**ть!
Не дожидаясь, пока ременной жгут доберется до его шкуры, Тьяго опрокинул деревянный столик и укрылся за импровизированной баррикадой. И вовремя — кончик бича с треском врезался в лакированную поверхность.
— Ах, так?! Ну, держись, сучка! — рявкнул Монтеро, приготовившись к атаке. Кора с усмешкой на губах сменила позицию, чтобы наверняка достать любовника бичом. Замах… Свист рассекаемого воздуха. Пират прыгнул как ягуар, вырывая у девушки оружие и подминая ее под себя. Оказавшись на полу, с крепко стиснутыми запястьями, Кора зарычала, извиваясь под придавившим ее телом. Изогнувшись, она дотянулась до его лица и впилась острыми зубками в губу. Дернувшись, Ти отстранился, продолжая удерживать разъяренную подружку. На загорелом лице расплылась довольная улыбка. Облизнув выступившую кровь, он промурчал:
— Б**ть, какая же ты красивая! Ну, вот нафига ром расхренячила, а? Шкура моя заживет, а бутылка — тю-тю.
Девушка рассмеялась, немного расслабившись, и Монтеро тут же подхватил ее на руки, бесцеремонно закинул на плечо и понес вверх по лестнице, не обращая внимания на барабанящие по его широкой спине кулачки. Швырнув свою ношу на кровать, он вытянул из ножен на поясе приличных размеров тесак и принялся срезать с девушки одежду. В округлившихся голубых глазах мелькнул испуг, скорее деланный, чем настоящий. Кожаные ремешки лопались под напором острой стали один за другим, оголяя красивое стройное тело.
— Не ссы, крошка, — усмехнулся пират.
— Ты за это заплатишь, — парировала она, сладко вздрагивая от прикосновения холодного металла к коже. Пока лезвие писало узоры на ее теле, не раня, губы мужчины впились в нежную шею, оставив там наливаться багровым жадный засос, а сами двинулись дальше, лаская. Кора застонала, отдаваясь приятным ощущениям. Ти раздел девушку и отбросил нож в сторону. И в ту же секунду ее колено врезалось ему в солнечное сплетение. Мужчина охнул, сгибаясь, она ловко опрокинула его на бок, высвободилась, и тут же лязгнули браслеты наручников, приковывая тяжелую ручищу к изголовью.
— Стерва, — ухмыльнулся Тьяго, позволяя заковать и вторую руку тоже. Зрачки в медной глубине хищных глаз расширились от смеси боли и возбуждения. Кора уселась ему на бедра, с удовольствием отметив, что любовник на взводе, и, завладев его ножом, принялась срезать с него одежду.
— Детка, я же голым от тебя уйду, — прокомментировал он.
— Ты уже собрался уходить? Плохой мальчик…
Кора укусила его за щеку. Тьяго тут же впился в золотистое от загара плечико и прорычал:
— Мне срочно нужно обезболивающее, которое ты, глупышка, разбила!
— Терпи… Будет тебе обезболивающее.
Поднявшись с кровати, девушка направилась к бару, нарочито неторопливо, покачивая красивыми бедрами. Достав полную бутылку белого рома, она прихватила из шкафа маленькое розовое полотенце. Ти обрадовался, потянулся к вожделенной влаге губами, но Кора вдруг шлепнула полотенце ему на лицо, крепко вцепилась в волосы, вынудив запрокинуть голову, и ром полился рекой, пропитывая ткань. Мужчина зарычал и забился, пытаясь вырваться, но наручники держали как следует, а хватка тонких пальчиков на затылке была стальной. Крепкое пойло лилось и лилось, мешая дышать, обжигая. Под зажмуренными веками заплясали рваные белые вспышки, сердце колотилось, легкие жгло. Мускулистое поджарое тело выгнулось, начиная бороться за жизнь не на шутку. Кора рассмеялась хищным хохотком и убрала, наконец, полотенце.
— Зар-р-раза… — прохрипел Тьяго, жадно глотнув вожделенного воздуха.
— Напился? — игриво поинтересовалась девушка, медленно оседлывая его бедра. Вместо ответа он дотянулся до ее соска с пирсингом и неторопливо обвел сжавшийся ореол языком. Сладкий ток побежал по коже… а потом резкая боль пронзила грудь — крепкие белые зубы впились в колечко, дернув его. Кора ахнула, но не отстранилась. Лишь наклонила горлышко бутылки, отправляя тонкую струйку рома прямо по груди в рот своему любовнику. А потом накрыла пахнущие алкоголем губы жадным поцелуем, нарочито грубым, стараясь растравить свежую ранку. Ти зашипел, когда ром обжег прокушенную губу, и ответил на поцелуй страстно и жадно. Кора принялась дразнить его, елозя на бедрах, поглаживая крепкую грудь, расписанную росчерками шрамов и ссадин разной степени давности, прищипывая маленькие темные соски, но не позволяя войти в себя, чем довела темпераментного пирата до полного исступления. Тот так дернулся, что резное изголовье роскошной кровати затрещало, а взгляд от достигшего самого пика возбуждения сделался совсем бешеным.
Ти и его нелегкий "приз". Этой барышне бич для его дрессировки не нужен, порядок доминирования был раз и навсегда установлен через минуту после знакомства, пепельницей по дурной головушке ))
Тьяго коснулся ее бокала своим. Стекло тихонько звякнуло.
— Сарказм? — поинтересовалась она, приподняв изогнутую бровь.
— Ничуть, — парировал он, в свою очередь расплываясь в улыбке до ушей. Она рассмеялась, звонко, от души, и ему разом стало легче. Подула на креветки. Попробовала. Облизнулась и принялась уплетать. Отломила кусочек кукурузной лепешки, разогрела над углями. Заела все свежим бананом. Отхлебнула вина. Повторила всю процедуру. Зажмурилась и замурчала:
— Ка-а-айф… Мр-р-рям…
И Тьяго решился. Потянулся к ней, коснулся губами нежной кожи за ушком, спросил враз осипшим голосом:
— А так?
Ресницы удивленно распахнулись, она повернула голову, глянула на пирата, словно впрямь не ждала, что он попытается… У него аж дыхание осеклось, где-то там, в животе, стало щекотно и холодно. Хорошо, что тут в радиусе сотни футов ни одной чертовой пепельницы! Но не оттолкнула, не съязвила. «Давай же, б**ть, смелее!» — подбодрил Ти себя мысленно. Чего?! Он и смелее? С каких это пор? Да что за хрень вообще происходит?! Но на углубленный анализ ситуации времени не было. Поэтому, не придумав ничего лучше, он просто поцеловал ее еще раз — в щечку, и еще, добрался до губ, легонько прикусил нижнюю — пухлую, гладкую как шелк, сладкую от вина — кайф! А ей? Ей в кайф? Никакой кары не последовало и, приободренный, Тьяго поцеловал Блу уже в губы — плавно и так нежно, как только умел. Нащупал ее ладонь, легонько сжал, второй рукой коснулся волос над пирсингованным ушком, погладил — осторожно, словно боясь причинить ей хоть малейший вред. Поцеловал снова. Чертова робость никуда не делась, просто смешалась с вожделением в какой-то дикий коктейль, и сковывая, и подстегивая одновременно. Никогда раньше ничего похожего он не испытывал.
Блу наконец ответила на поцелуй, приоткрыв губы. Ти почувствовал дразнящее касание ее язычка, окатившее его жаркими мурашками, придвинулся ближе, обнял, поглаживая изящную шею, теплое плечо, узкую спину. Но под майку забраться пока не рискнул. И это он-то, чьи руки без проблем сдирали одежду, щипали, тискали и отвешивали шлепки?! Ее кожа пахла так чертовски соблазнительно, да у него просто крышу рвет от этого запаха! Привычно тянуло куснуть, оставить на ней багровый засос как метку — мое, мое! Только Блу — не Кора, и не случайная портовая деваха, и если он сейчас без церемоний поставит ее на четвереньки и стянет с нее шорты — в лучшем случае получит… в зубы. Возможно, даже ногой. В худшем... кусок льда. Нет, расквашенная морда или горькие разочарования в его планы на этот вечер не входят. Никаких драк. Никаких «быстрее». С ней он так не хочет. Не может.
— Что-то не понравится… сделаю больно… просто скажи «стоп», окей? — пробормотал он, перемежая слова поцелуями в шейку. Сдерживая накатывающую дрожь, пират опустил девушку на покрывало, продолжая осторожно ласкать. Скользнул ладонью под майку, погладил, потянул ткань вверх, покрывая вздрагивающий под его прикосновениями животик поцелуями. Она не сопротивлялась, позволила раздевать себя, но и не помогала. Тьяго навис над ней, разглядывая ее лицо, полуприкрытые ресницами глаза, влажные губы, красивую грудь с темно-розовыми ореолами сосков. Несмотря на всю ее дерзость, смелость, живучесть, умение постоять за себя, ему казалось, что сделай он сейчас одно неверное движение, и она разлетится на осколки, как хрупкий стеклянный сосуд.
— Caramba…*** — прошептал он, пытаясь разглядеть хоть что-то ответное в ее этом ведьмином взгляде. — Ты прекрасна… ведь знаешь, да?
«Dios****, ну скажи хоть что-нибудь! Я ведь и впрямь боюсь, что ты разобьешься…» — взмолился он мысленно.
— А-ррр-гр-р-р! — прохрипело откуда-то сверху. Зубы лязгнули над самым его ухом, обдав вонью гниющего мяса, и наверняка впились бы в него, если бы Блу не успела оттолкнуть мужчину в сторону. Извернувшись как кошка, она лягнула мертвеца в живот и вскочила на ноги. Тьяго метнулся к мачете, которым до этого рубил дрова, и одним ударом снес зомбаку голову. Та покатилась по песку, скрежеща зубами, а тело медленно завалилось на тлеющие угли, подмяв под себя и остатки их пикника. Когда-то это была женщина, ошметки бикини и пляжного парео еще сохранились на ней.
— Мразота драная! — выругался пират, с остервенением пнув отрубленную голову. Подпрыгнув, она укатилась в кусты.
— Ты цел?! — Блу бросилась к нему, потащила поближе к остаткам света от костра, чтобы осмотреть.
— Все ок, — уверил он, прижав девушку к себе. — Теперь ты понимаешь, за что я так люблю яхты? Там вот такого дерьма не случится, там есть двери, которые можно, б*я, запереть!
Момент был безнадежно испорчен. Он так увлекся, что потерял мало-мальскую осторожность. Дьявол! Блу высвободилась из его рук, подняла с песка маечку, отряхнула, оделась.
Блу и Йен. Ни драк, ни амбиций, ни "тараканов", ни сомнений. Только любовь.
Пока Йен привязывает катер к какой-то коряге, я снимаю сарафанчик и не спеша тяну завязки купальника.
— Вау… — только и произносит он, покончив со своим занятием и подняв на меня взгляд.
— Охраняй, — говорю я Каро, указав на брошенную у ног одежду. Он укладывается на песок, следя за нами вспыхивающими зелеными огоньками глазами. Я просто стою, позволяя Йену любоваться собой. Он просто смотрит, так и оставшись сидеть на корточках у выбеленного солнцем и солью ствола дерева. Я знаю, что красива. Я слышала это тысячу раз. Я давно не стесняюсь своей наготы. Но сейчас у меня почему-то сводит горло и холодеет под ложечкой от этого полузабытого чувства… как будто все в первый раз. Вообще все.
Я делаю шаг к Йену, подходя вплотную, вынуждая его запрокинуть лицо и смотреть мне в глаза.
— Принцесса… если это твоя очередная забава…
Я не даю ему договорить, запуская пальцы в жесткие от морской воды волосы и прижимая его голову к своему животу. Теплое касание губ заставляет мышцы сжаться, я вздрагиваю, когда он снова целует меня и острые кончики шипов касаются кожи. Это как маленький электрический разряд, мгновенно отдающийся сладким импульсом между ног. Его пальцы скользят по моим бедрам, еще один поцелуй — ниже, и еще ниже, а потом он жадно втягивает носом запах моего тела, и по его собственному прокатывается волна дрожи. О, этот взгляд, снизу вверх, вдоль напрягшегося живота, между полукружий груди с затвердевшими сосками… его выражение невозможно описать. Там пульсирует космос, другой мир, вселенная, которая хочет слиться с твоей. Я тяну его вверх, подхватывая край футболки, он поднимает руки, помогая сдернуть ее и отшвырнуть на песок. Обнимаю его за татуированную шею, прижимаясь к теплому вибрирующему телу — хочу чувствовать, как бьется его сердце… ловлю припухшие губы своими губами, легонько прикусываю их, дразню, задыхаюсь, когда его язык проникает слишком глубоко, а руки гладят и сжимают мои ягодицы. Я осязаю каждый рубец на спине, когда мои ладони скользят вниз, чтобы протиснуться за тесный пояс джинсов. Подталкиваю его бедра к себе, прижимаясь к ним животом, ощущая как растет его желание, и нетерпеливый стон прорывается сквозь глубокий поцелуй. Мой или его? Не знаю… Расстегнув пуговицу, тяну флажок молнии вниз и беззастенчиво ласкаю его, размазывая капельку выступившей смазки. Знакомлюсь. Изучаю. Он идеален — и размер, и форма. Не такой большой, как у Ти, и это даже лучше. Предсказуемо хорош, никаких тебе диковатых сюрпризов, способных напрочь отбить желание. А его много, этого желания, оно звенит и переливается в теле от кончиков пальцев к сладко пульсирующему лону, заставляя терять рассудок, не думая ни о чем, кроме прильнувшего ко мне гибкого тела.
Йен стонет — низко, отрывисто, его пальцы мечутся — от моих волос и скул к груди, животу, бедрам. Их касания все нетерпеливее, все жарче. Сбросив слипоны и судорожно содрав остатки одежды, он утягивает меня на теплый песок, осыпая поцелуями лицо, шею, грудь. Что его губы и язык делают с моими сосками… Мягкая вибрация кончика языка сменяется касанием гладкого металлического шарика, губы смыкаются на ноющем соске, а потом он легонько прикусывает его, оттягивая, и заставляя меня выгибаться и стонать. Не врал, чертенок… ведь действительно знает, что делает. Мои пальцы путаются в его волосах, то подталкивая вниз, к дрожащему животу и пульсирующему клитору, то требуя вернуться назад и принести на влажных губах солоноватый привкус моего собственного тела. Это так хорошо… так сладко. И так мало.
— Иди ко мне… — прошу я срывающимся шепотом, приподнимая бедра, обвивая его тело. Хочу-хочу-хочу почувствовать тебя в себе. Он нависает надо мной, опершись на руки, такой легкий… Распахнутые глазищи, совсем черные — зрачок во всю радужку, искаженное страстью лицо, вспухшие губы, что-то шепчущие, кажется, на креольском — так близко… и ничего больше нет. И ничего больше не нужно.