Улыбка/юмор/сарказм
Автор: Марика ВайдИ вроде бы должна онгоинг смотреть после воскресного отсыпания… а, поди ж, засела дурная мысля в голову. Сейчас кто-то тяжело вздохнет — вот уходила ты, Марика, с АТ, так и шла б себе молча в выбранном направлении, чем такое затевать посреди ночи. Согласна! Дело дрянь… Но всё равно сделаю. 
О чём я, собственно? Несколько раз мне говорили и писали, что, мол, во всех текстах, включая отзывы на дорамы, у меня присутствует юмор. Этакая добрая улыбка. За собою такого сроду не замечала, но всё-таки поищу доказательства оного.
Да-а! Угадали, мои дорогие. Это снова чёртов флешмоб. Красная тряпка для многих и повод для неадекватного автора заняться эксгибиционизмом. Текстовым эксгибиционизмом.
Поехали? Улыбка/юмор/сарказм в вашем произведении.
Героиня «Наследства слабых душ» из тех, кто всю жизнь соблюдает пост. Не вкушает она пищу животного происхождения ради просветления духа. А её суженый, навий княжич, наоборот, не находит в том ничего зазорного и даже пользу для тела видит. Собственно, это и обыгрывается в тексте:
–Слезайте! Чего, как не родные застыли? - с этими словами наследник рода Раригов засучил рукава и принялся обдирать косого.
Верея нехотя спустилась на землю. Села на сухом месте под березкой и задумчиво щеку рукой подперла.
Ждислава отвела лошадей подальше, вынула из мешка пучок сена, разделила на троих. По гривам ласково огладила. Лишь вороной опять куда-то запропастился. Пущай голодным бегает, коль такой непокорный! Но зверья тут можно не опасаться, сам леший покой бережет. Подмастерье вернулась к наставнице, смирно пристроившись у нее под боком.
А вестовой, не зная, куда себя девать, повертел головой. Ошуюю равнодушная ко всему берегиня и такая же неулыбчивая Ждислава. Одесную навье, с охотничьей ловкостью убитого зайца от внутренностей избавляющее. Тяжело вздохнув мужичок выбрал последнего, ибо ничего нет хуже обиженной бабы. Рядом с навьем сидеть безопаснее будет.
Вскоре от самодельного вертела по лесу разнесся приятный аромат готовой зайчатины. Ярун к тому времени успел в чащу сходить и в ближайшей лужице руки вымыть. Вода в лунном свете мелким бисером рассыпалась по жилистым предплечьям, мягко стекая на такие же сильные кисти. Перехватив пристальный взгляд Вереи, он криво ухмыльнулся и поспешил опустить рукава.
–Просим красных девиц к нам! - сын Честы приветливо указал рукой на костер.
Девицы, ясное дело, даже с места не двинулись.
–Не едят они мясо-то, - шепотом подсказал вестовой из Нижнего Бора.
–И что с того? - не приглушая голоса возразил Ярун. - В мясе сила. А сила телесная питает духовную.
Он оглянулся на Верею, но та упрямо смотрела в лесные заросли.
–Сила эта годы продлевает, ум острым делает и… пламя задуть помогает, чтоб ключника из беды выручить, - продолжил сын Честы. - Иль неправду говорю?
Берегиня промолчала. Ярун снял зайца с огня. Неспешно разрезал на части, насаживая куски на мелкие ветки.
–Мм… - острые навьи зубы впились в заячью лопатку.
–Смакота! - с готовностью подтвердил мужичок, приступая к поздней трапезе.
Верея почти незаметно кивнула головой. Ждислава развязала заплечный мешок и вынула из него берестяную коробку с постными закусками. В ней лежала традиционная для Зеркальных прудов пшеничная каша с медом, пирожки с квашеной капустой, моченые яблоки и соленые рыжики.
–Может, к нам? - не унимался Ярун.
–Нет уж. Лучше вы к нам, - возразила Ждислава. - Вареные зерна тело очищают, дух истончают…
–Что толку от его утончения? - сын Честы ухмыльнулся, безуспешно отыскивая взгляд Вереи.
Та по-прежнему не глядела в сторону костра.
–Толк в том, что я вознесусь. А ты, убийца зайцев, в свою Навь отправишься.
Ярун сначала фыркнул, а потом громко расхохотался, завалившись на бок и ударяя по земле свободной рукой. Отсмеявшись всласть, он сухо заметил:
–Желаю подмастерью Зеркальных прудов скорейшего просветления и вознесения!
–И Зеркальные пруды желают славному сыну Честы из южной Нави того же, - это были первые слова Вереи за всю трапезу в лесу.
Сказанные ровным голосом, они ушатом холодной воды прошлись по навьей спеси и успевшей разгореться злости Ждиславы. Два взгляда скрестились между собой подобно мечам. Горячий, почти звериный, и холодно-невозмутимый, как лед на зимней реке.
–Уж рассвет близится. Отдохнули - и будет, в путь пора, - берегиня первой отложила мех с водой, встала с кочки и отряхнула плащ от прилипших листьев.
Ярун провел хранительницу границ меж Явью и Навью долгим взглядом. Но она так и не обернулась. Легко забралась в седло, натянула поводья и первой в лесные дебри подалась. Как раз туда, где леший буреломы с треском разбирать начал.
Ещё один отрывок, но уже перед финальным боем. Развёл-таки берегиню на мяско, паршивец! Не зря люди бают — не связывайся с навьём, себе дороже то знакомство.
—Смотрю на небесных, плеваться охота! - буркнул сбоку сын Честы. - Курице безмозглой ясно — ключника приговорили. Явится Милада, тело оставленное займет. Что делать-то будешь? Убьют её вместе с дедом этим малохольным.
—Ты подсобить пришел али небесным все кости перемыть?
—Сама как думаешь? - подмигнул Ярун, присаживаясь рядышком на ствол древесный.
Верея не спешила веретено задействовать, прикидывая, с какой стороны бабка объявится. Коль сбежала, то от Зеркальных прудов — там будет свою оболочку плотяную искать. А если притаилась? Об этом даже думать не хотелось. Вылетит из-за любого кустика да силою пришибет, квакнуть не успеешь.
Насколько Ярун силен-то в связке заклинательсткой? У скалы, когда нечисть налетела, она заклинала, а он лишь мечом исправно махал.
—Мясца хошь? - сын Честы протянул ей кусочек жареной кабанины. - Да не крути ты носом! Бабка твоя сквозь тело истончённое к духу быстрее доберется, а там и к средоточию силы путь открыт. Пища тяжелая и ей, и тебе противна. Отвлечёт малость. На-ка, пожуй.
Верея нехотя приняла мясо. Когда его на кострище прожарить умудрился? Неужто пока она пред Симарглом предстояла, себя выгораживая? Ох, навье шебутное! Нет ему дела до чужих забот.
Прикрыв пальцами нос, Верея медленно откусила кусочек. Вонь мясная, казалось, и без носа в самый мозг пробралась, тошноту вызывая. Она непроизвольно издала кошачий звук, собираясь всё выплюнуть. Ярун тут же сунул мех с ключевой водой.
—Запивай, запивай… Дальше легче пойдет.
Отхлебнула водицы. Не соврал, дальше проще стало — на каждый кусочек по глотку. Главное, не жевать долго. Доела, пальцы о траву вытерла и рот брезгливо прополоскала. Однако от жира не так-то просто избавиться! Всё одно кабаниной несет. Тьфу…
—Искуситель! Впервые осквернилась…
Ярун тихонько рассмеялся, принимая мех обратно.
—Увидишь, теперь в бою всё сложится.
—А сам-то справишься? Я морок кину, но не продержусь долго. Милада старшая в роду, её это заклинание. И сила во мне, как наследие крови пришла. Мамке то дар от старшей, ей проще было обособиться. Я же уродилась такая. Ко мне добраться легче.
—Призывай Миладу и морок стели. Я не оплошаю.
Голос Яруна звучал спокойно. Верея мельком заглянула в звериные глаза навья — желтые с темным ободком по внешнему краю да бурым венчиком вокруг зрачка. Дикая красота, иномирная. И притяжение особое у его взгляда чувствуется.
В «Дьявольском цине» ситуация иная.
Во-первых, в Китае существовало правило не хватать посторонних людей за руки. Не прилично даже край одежды трогать. Это касается, прежде всего, мужчины и женщины. Однако среди совершенствующихся (даосов) и знати тоже принято держать дистанцию в знак уважения. Если ты человек воспитанный, ты не станешь нарушать чужие границы и позволять себе лишнее.
Во-вторых, я не упущу случая подшутить над тем самым законом, запрещающим пропаганду.
В итоге, Чжу Хуэй — помощник главного героя (того, которого на небесах обозвали главным демоном) скрывает искреннюю заботу об одном стеснительном небожителе за непотребным с точки зрения китайской морали поведением.
Нет, Чжу Хуэй не гей! У этого асура есть целый гарем из красавиц-лисичек. Но он не зря носит прозвище Гуэр-фу, Почтенный пакостник (пародия на вежливое обращение к уважаемым мужчинам из мира смертных).
Прикинув, что Се Цзынин не смог всё сделать, как надо, и теперь обязательно попадётся, Чжу Хуэй решился на безумие — с диким гиканьем обратился в энергию прямо перед носом опешившего дашисюна и в мгновение ока перенёсся в комнату гуанлиюаня Се.
Тот обнаружился сидящим в высокой бадье, наполненной теплой водой с плавающими на поверхности лепестками роз. Чжу Хуэй бесцеремонно принял человеческий облик у самой бадьи, заставив Се Цзынина вскочить на ноги с изумленным воплем.
— Решил искупаться здесь, невежда? — грозно рыкнул Чжу Хуэй, бросая Цзынину сухой шэньи. — Ты знаешь, какой переполох у Великого барьера? Кто тебя просил выпускать Цуймин-цзян под носом у целого отряда хранителей?
— Э-э… я… я… ничего такого не делал… — Се Цзынин никак не мог стянуть два шнура на поясе шэньи в узел — его пальцы дрожали.
— Все демоны преисподней! Сколько можно возиться?! — не выдержал Чжу Хуэй и, схватив его в охапку, перенёсся к барьеру.
Они пролетели над самыми головами удивленных хранителей, благополучно покинув Девять Сфер.
— Демон заложника взял! — крикнул снизу дашисюн, нелепо размахивая рукой. — Стой! Остановись!
Он почему-то не покинул пост у Великого барьера, хотя на его месте Чжу Хуэй непременно бы последовал за нарушителем. Неужели боится?
— А ты уговори! Может, задержусь тогда? — ответил Чжу Хуэй, не меняя облика — две яркие звезды удалились в сторону Великого разлома со скоростью молнии, чем несомненно довели небесных стражей до истерики.
Чжу Хуэй уловил, как у Вэйда Чжан`ай появляются другие небожители и благополучно затаился на краю разлома. Приняв человеческий облик вместе с Се Цзынином, он прижал того к себе, не позволяя свалиться в бурлящую у ног бездну.
— З-зачем… зачем... ты взял меня сюда?
Чжу Хуэй ощущал, как того колотит дрожь. Тонкий шэньи младшего небожителя пропитала вода, отчего он выглядел по-особому жалко и беспомощно.
— Зачем? — игриво переспросил Чжу Хуэй, полностью оправдывая своё прозвище. — Может быть, чтобы домогаться тебя? — Он склонился к уху Се Цзынина, заставив того неистово дёрнуться, а затем разжал руки.
—А-а-а… — завопил младший небожитель, медленно заваливаясь в сторону Великого разлома.
Не дав ему упасть, Чжу Хуэй вновь охватил беднягу за пояс и тихо рассмеялся.
— Се Цзынин, ты совсем шуток не понимаешь? Зачем мне твоё тщедушное тельце, если на Кушане полно белолицых, словно нефрит красавиц, готовых утешить Гуэр-фу по первому желанию?
Ему показалось, что Се Цзынин облегчённо выдохнул. По крайней мере, тот перестал вырываться, как попавший в силки голубь.
— Перестань дрожать, сяо Се. Клянусь, и для тебя найдётся пара заботливых женских рук — и согреют, и обласкают! Мой господин вовсе не скупой. Он расплатится за спасённый Цуймин-цзян, даже не сомневайся.
— Хорошо… — кивнул Цзынин. — Хорошо…
И ещё одна сцена:
Воины Небесного города вертелись у Великого барьера второй день подряд, как жадные вороны над трупом дракона. Чжу Хуэй наблюдал за белыми тенями, скользящими в безоблачном небе, сквозь невесомое марево, висящее над бездной, с раздражением осознавая – он слишком устал. Разлом под ними продолжал бурлить и кипеть энергией инь, нарушая течение ци. А Се Цзынин всем весом опирался на уставшие руки, больше походя на потерявшего сознание, чем вошедшего в глубокую медитацию.
Чжу Хуэй уже не сомневался — по гуанлиюаню дворца Шантянь энергия разлома ударила сильнее, чем казалось вначале. Сколько тот ещё выдержит и сколько он сам сможет сопротивляться, духовно поддерживая этого мелкого небожителя?
— Сяо Се, — шепнул он, но ответа не последовало, и тогда Чжу Хуэй легонько встряхнул Цзынина. — Сяо Се, ты слышишь? Хватит налегать на мои руки, ты же не дева, смущённая мужским вниманием.
Голова небожителя подозрительно мотнулась из стороны в сторону. Чжу Хуэй рывком развернул его к себе.
— Бесполезный! — воскликнул он, заметив сочащуюся из всех пяти отверстий кровь. — Ты не умер здесь?
Се Цзынин молчал.
— Плохи дела… — недовольно проворчал себе под нос Чжу Хуэй. — Ты же знаешь, из меня никакой лекарь, но и умереть я тебе не позволю. Ведь скажут тогда, асур специально замучил гуанлиюань великого небесного дворца…
Немного поколебавшись, он склонился к Се Цзынину и, сосредоточившись, выдохнул тому в лицо, стараясь направить ци в нос и приоткрытые губы. Густые ресницы Се Цзынина дрогнули, небожитель тихонько застонал и опустил голову на плечо Чжу Хуэя.
— Эй! Говорю же, ты не дева на свидании. Сяо Се, дурак ты эдакий! Не прижимайся ко мне… это выглядит, как бесстыдство. Я же демон, могу и не пощадить твоё достоинство… — Чжу Хуэй осторожно шлёпнул небожителя по худой щеке ладонью. — Хотя бы глаза открой! Я всё понимаю, энергия асуров опьяняет, но у меня другая цель была. Слово даю, нет никакого злого умысла! Так что, не принимай мою заботу слишком близко к сердцу.
Вверху зашумело. Чжу Хуэй придержал голову Се Цзынина и покосился на источник шума. Белые тени теперь нависали прямо над ними. Что их привлекло в столь опасное место?
Один из воинов всадил полновесный сгусток энергии прямо в разлом. Бездна вздрогнула, изрыгая ответный клуб лилового дыма. Это походило на дышащую жаром печь, да и по ощущениям очень похоже — Чжу Хуэй почувствовал, как волосы, стянутые в хвост, подозрительно трещат, напоминая готовую вспыхнуть солому.
— Чтоб вас небесное благословение покинуло… — выдохнул он, сцепляя зубы.
Сверху раздался ещё один удар. На этот раз энергия, выпущенная небожителем, легла ещё ближе. Ответ бездны не заставил ждать — лиловая сфера вздулась над разломом, словно пузырь на поверхности вонючего болотца, и лопнула с оглушающим хлопком.
Чжу Хуэй на какое-то время ослеп и потерял слух, а когда зрение вернулось, внутри всё оборвалось от осознания скорого конца — они медленно погружались в разлом. Прохладный воздух, поднимающийся из непроглядной тьмы, зло трепал полы шэньи на Се Цзынине. Чжу Хуэй пригладил волосы небожителя. Кто не знает, насколько сяо Се трепетно относится к внешнему виду?
— Не хочу разочаровывать тебя, но сейчас ты неважно выглядишь, — усмехнулся Чжу Хуэй. — А ещё тебя крепко обнимает демон, правая рука самого Цуймингуя. Твоя репутация уничтожена, сяо Се… Возродишься в наказание каким-нибудь дождевым червяком.
А вот в «Иллюзии несокрушимости» всё проще и смысл происходящего считывается легко — довольно непоседливая по характеру юная героиня пытается найти выход из ситуации, но результат вполне предсказуем. Улыбка у этого автора здесь получилась грустной...
Лучше бы она этого не делала, не вставала на цыпочки! Подошва ботинок слишком толстая, как у всякой добротной обуви из кожи. А сама она неуклюжая. Не зря старший брат называет неповоротливой уткой, когда сердится. Вполне ожидаемо нога соскользнула с подоконника.
Нелепо взмахнув руками, Сэлла вцепилась в занавеску, но та сорвалась вниз вместе с дубовым карнизом. Ей показалось, что грохот разнесся по всей Артаке! Погладив ушибленное колено, она поднялась на ноги и... на мгновение забыла, как дышать.
В кабинет вошел отец, а с ним ксай Ониз и ещё несколько озадаченных столь неожиданным вторжением давниров. Остальные придворные выглядывали из-за чужих спин, брезгливо осматривая её, как плешивую зверушку, внезапно выпрыгнувшую из клетки под ноги. Их взгляды казались Сэлле зажжёнными стрелами! Да и ранили они почти так же, больно задевая самолюбие.
—Дочь почтительно приветствует великого ксая Хэйтума! — наконец, собралась с духом Сэлла, отвешивая глубокий поклон.
—Правда? — насмешливо бросил отец. — А ты всё изобретательнее становишься! От набега на мужские купальни до проникновения во Дворец советов без приглашения всего три дня прошло.
—Великий ксай... — начала оправдываться Сэлла, но отец прервал её взмахом руки.
—Доволен ли великий наставник своей ученицей?
Последняя фраза предназначалась Онизу Унглару, главе третьего великого дома Хэйтума и по совместительству наставнику дочери нынешнего правителя. Таков древний уговор, прервавший многолетнюю междоусобицу, — допустить представителей мятежного дома в совет и к наставничеству в столице. Это знак доброй воли от правящего дома Танмай.
Выражение лица Рихона Танмая, великого ксая Хэйтума, при этом не сулило ничего хорошего родной дочери. Холодность пополам с презрением, от которых мороз по коже! Сэлла почувствовала, как сердце внутри неприятно дрогнуло. Всякий раз при виде отца она теряет спокойствие духа. Это плохо. Брат говорит, что бояться нужно лишь собственной совести, а не чужого мнения. А она верит брату. Он дурного не посоветует.
Ксай Ониз поклонился великому ксаю, не удостоив ученицу даже беглого взгляда. Они сегодня сговорились, что ли, — игнорировать её, как пустое место?
—Великий ксай позволит вразумить мою ученицу?
—Как пожелает наставник, — в голосе отца не обнаруживалось ни единой крупицы тепла.
А это значит только одно — неприятностей сегодня не избежать.
—Сэлла Танмай! — строго обратился к ней ксай Унглар, — Ты признаешь свою вину?
—Я? — она отыскала взглядом глаза наставника.
Глубокий тёмный цвет не позволял уловить их выражение. Будто в бездну заглядываешь, в которой нет дна. О чём он сейчас думает?
Ксай Унглар никогда не был жесток с ней. Они часто беседовали по душам, уединившись в летней беседке за чашкой лучшего во дворце чая. Сэлла втайне считала его не только наставником, но и одним из друзей. Поэтому привыкла спорить, высказывая собственное мнение без всякой утайки.
—На колени... — устало произнес ксай Унглар и едва заметно качнул головой — мол, не стоит даже начинать.
Но у самой Сэллы было иное мнение. Виноватой она себя не чувствовала.
—Я не понимаю, в чём провинилась!
—На колени, — повторил наставник. — И одежду в порядок приведи.
Сэлла с недовольным видом выдернула подол из-за пояса и отряхнула ладонями низ платья. А потом осторожно опустилась на пол, скривившись от резкой боли — ушибленное место ощутимо заныло.
—Если не осознаёшь вину, я возьму на себя заботу объяснить тебе, — продолжил ксай Унглар. — Ты покинула свою комнату без спроса, прервав обучение. Затем пришла ко Дворцу советов, нарушив запрет великого ксая. Мало того! Ты влезла внутрь через окно, как уличный хулиган. Как думаешь, какое наказание ты заслужила?
—Я залезла внутрь по единственной причине, — упрямо гнула свою линию Сэлла, — мне нужно было забрать вот это!
Она выдернула злополучный волан из бахромы и сердито отбросила занавеску в сторону.
—Отец... то есть великий ксай не любит беспорядок. По этой причине я рискнула убрать мусор из его кабинета.
Великий ксай холодно улыбнулся.
—Выходит, я должен ещё и наградить тебя? Моей дочери идет шестнадцатый год, но она до сих пор не понимает, как следует вести себя девушке из правящей семьи!
—Простите меня, великий ксай! — наставник ещё раз поклонился. — Это в последний раз...
—Хорошо, если в последний.