Напролом

Столкновение с комитетом общественного спасения перешло в горячую фазу. Против бронетехники и сил спецназа ГГ выставил биолокаторы и плазмометы собственной конструкции.

Дальше оказалось проще. Вторая группа наконец смогла пробиться сквозь помехи с помощью передатчика продольных волн. Обмен морзянкой успокоил ребят в Матвеевском, которые регистрировали чудовищные возмущения энергопотоков и визуально наблюдали сполохи взрывов в центре.

Грузовики и автобусы пошли на соединение с ними, а нам выпала другая задача. Пользуясь взбаламученным состоянием среды, удалось найти скопления микропористого стекла на поверхности. Чуткий детонирующий материал отзывался на неоднородности поля выбросами энергии, которые прекрасно видел биолокатор. Кроме моих невскрытых нычек и уходящих на север грузовиков наблюдался еще один сигнал.

Источник обнаружился в районе Лубянской площади, что вполне согласовывалось с логикой. Именно укрепленное как настоящая крепость здание ФСБ лучше всего подходило для хранения трофеев.

Теперь, когда все стало предельно ясно, не оставалось ничего другого, как пробиться туда, используя новое оружие, и уничтожить захваченное у меня, не считаясь ни с жертвами среди гражданских, ни с разрушениями.

Десяток раз нам удалось «сдуть» с крыш малочисленные группки охотников со снайперскими винтовками и гранатометами, не вызвав при этом серьезных разрушений. Биолокатор определял засады раньше, чем видели нас. Джаггернауты не только валили здания, но и лишали зрения бойцов противника. Кто-то пытался стрелять на звук, но тщетно.

Через рев помех радио доносило сообщения ослепших спецназовцев, запертых в горящих домах. Люди докладывали о нападении, просили помощи и выкрикивали проклятья, пока их не приканчивали пожары и обрушения.

Но в районе Нагатинской улицы мы встретили серьезный заслон. Когда моя «Фронтера» выехала из тоннеля, локатор показал впереди многочисленную группу танков и БТР. Верней, он видел характерно расположенные группы людей, что давало возможность предположить тип и расположение «брони».

Судя по показаниям, дорога была наспех перегорожена боевыми машинами. Подъехав ближе, мы увидели свет костров и фар за натуральной баррикадой из бесхозного транспорта и снежных куч, которыми была замаскирована техника.

ПНВ больше не требовались. Апертура и увеличение бинокля были достаточными, чтобы видеть происходящее в расположении неприятеля. Бросились в глаза стволы танковых пушек и башни бронетранспортеров с пулеметами в ажурных кожухах. Стоило им начать стрелять, шансов у нашей «Фронтеры» в почти прямом аппендиксе шоссе не оставалось.

У огня терся самый разнообразный народ, одетый от бекеш до гражданского тряпья, натянутого поверх армейских шинелей и ватников. Иллюминация мешала обороняющимся разглядеть что-то в кромешной тьме. Но, судя по всему, такой задачи перед ними не стояло.

Люди были пьяны. Раздавался гомон, играла музыка. По стенам домов метались летучие тени. Пир во время чумы был в самом разгаре. Тот, кто командовал парадом, просто поставил тут кучку военных на убой. Обреченные и сами это знали, оттого чудили по полной.

Если бы можно было объехать это пьяное сборище, я бы так и поступил. Но дворы и проулки заполняли глубокие, нетронутые снега. Жаль, что у нас не было лыжного отряда, который легко обошел бы все посты и быстро добрался до цели. Значит, все сводилось к захвату «дороги жизни», места, где могли передвигаться скоростные транспортные средства.

Я не стал рисковать, сдал назад и, оставив одного стрелка охранять машину в тоннеле на развилке шоссе, повел плазмометчиков на крышу БЦ «Варшавский», чтобы сравнять заслон с землей. Решение не было оптимальным, но мы тогда вошли во вкус стрельбы из своего нового оружия и не очень-то думали о последствиях.

Нам повезло. Противник не следил за дальними подступами к своей баррикаде, оттого ни мобильных групп, ни снайперов нам не встретилось.

Зато мы не оплошали. Вспышки ярче солнца разорвали ночь. Хоть стрелять пришлось под углом и на пути были помехи, тысячеградусные струи М-плазмы, снеся фасады зданий, фонари, контактную сеть и надземные переходы, ударили в баррикады и технику.

Зимняя улица стала раскаленной просекой, где метались огненные вихри. Снег превращался в пар, плавились бетон и кирпич. Все утонуло в дыму и тумане. Магниево-яркий свет реакции полного распада померк, оставив многочисленные очаги пожаров, которые окрасили мглу красно-оранжевым цветом.

Внезапно сзади мелькнул свет фар. Я повернулся и в запале чуть было не выстрелил, но вовремя сообразил, что собираюсь уничтожить собственную машину.

Антон, оставленный у «Фронтеры», выехал из тоннеля с включенными фарами и, отчаянно сигналя, стал карабкаться на газон.

Мне казалось это странным, до тех пор, пока я не увидел волны грязного кипятка, заливающего тоннель.

Уклон был в сторону метро, оттого в нашу сторону текло немного. Зато целое море плескалось на месте взрыва, мощным потоком изливаясь вниз по Нагатинской улице. Из бурлящей воды торчали жалкие остатки построек.

– Блядь! – вырвалось у меня. – Приехали!

Полковник все же добился своего. Бойцы из заслона не зря сгорели заживо. Теперь приходилось ждать, пока вся вода сойдет. А после карабкаться через покрытые стеклянной и ледяной коркой разнокалиберные обломки и огромные борозды, следы плазменных трасс.

Сколько вот таких остановок будет, прежде чем доберемся до цели? Как мы сможем отличить обдолбанного и пьяного солдата от гражданского в центре города? Не прозеваем ли смертельную засаду на пути?

– Делать-то что будем? – спросил Андрей.

– Недалеко есть хитрый проезд на нашу сторону, – ответил я. – Доберемся до трамвайного круга, где отделение, найдем уазик с мигалками. Если повезет, и форму. Завалим пикет, узнаем пароли.

– И чего? – хмуро спросил Василий.

– Доедем по нахалке до места, раздолбаем домик со всем добром.

– А фигли толку, – заметил Быков, – сигнал пропал.

Действительно, экран локатора показывал возмущения поля на многие километры во все стороны, но той самой отметки на Лубянке в мониторе не было.

– Перенесли под землю, наверное, – заметил Андрей и повторил вопрос: – Что будем делать, командир?

– А что тут поделаешь? – ответил я. – Отбивай нашим, чтобы снаряжали заряды четыре и даже пять. Больше никакой переносной Хиросимы. Себе дороже. Встретимся в Братеево перед мостом, потом по Люблинской, Краснодонской через Волгоградку и Рязанку выйдем к шоссе Энтузиастов. Там районы мертвые, посторонних видно будет.

– Это все? – спросил Андрей.

Несмотря на форму вопроса, в голосе слышалось облегчение.

Чтобы уничтожить захваченные гэбистами материалы и оборудование, придется сбросить сотни зарядов в вентиляционные шахты и выжечь все метро подчистую. Мы это понимали.

Но сама мысль разрушить привычное и полезное казалась тогда крамольной.

Видимо, сама жизнь так устроена, чтобы антиподы выживали парами, чтобы посмотреть, чье счастье в оконцовке окажется больше.

Потом мы двигались через город, сбивая посты, но это была совсем другая история, не противостояния, а бегства.