Попаданство. Первый опыт

Из Санкт-Петербурга 2018 в Санкт-Петербург 1908. Герой Санька Чепухин - архетип иван-дурак) история мистическая, без геройства с любовной линией. в атмосфере реального Питера.

Все никак не могу закончить. Этот блог для поддержки автора. для волшебного пенделя. хочу разместить здесь эксклюзивно. но не знаю будет ли интерес. тут попаданство в почете?) 

немного текста из середины. выбрано наугад. )

К воскресенью Ефимыч захворал. Накануне часто присаживался на сосновую чурку в углу мастерской и, раздираемый приступом кашля, опустив голову, сотрясался щуплым телом, прикрывая льняной тряпицей рот. Прокашлявшись, отирал бледные губы, шумно вздыхал и прятал окровавленный платок в карман. Костлявое лицо его утратило всякую живость, глаза еще больше ввалились, но горели каким-то болезненно ярким огнем.  Во флигели, где он снимал крохотную комнатушку стоял удушливый запах камфоры. Ефимыч цедил мутные капли в склянку, разбавлял водой и пил. Увидев Саню, пробормотал извиняясь, что не сможет сегодня поехать с ним на собрание и просил передать товарищам, что заболел, но скоро будет в строю. Потом тяжело поднялся, прошаркал к окну и, ухватившись, руками за подоконник дернул его на себя бессильно, как ребенок. Саня подскочил, помог старику. Внутри полой конструкции лежала пачка бумаг. – Нужно передать товарищам. – Присаживаясь он протянул желтоватые листки. – Спрячь. Саня растерянно оглядывал себя не находя тайных мест. Ефимыч указал пальцем на гвоздь в стене, где висел засаленный мятый пиджак. – За подкладкой схоронишь. Короткий узкий, будто снятый с гимназиста, тот совсем не подходил здоровенному парню. – Держи в руках, – кряхтя подсказал Ефимыч, заваливаясь на лежак. – Ну, ступай… Что за бумажки везет – не просветил, да и так понятно – если заметут, то отправят по этапу в кандалах. Но раз назвался груздем, вернее эсером – полезай в пиджак. Прощай Саня Чепухин, отныне ты революционер по кличке Алекс. Каких только глупостей не натворишь ради любви. В душном вагоне он прижимал к груди пиджак, словно любимую девушку. Окруженный разномастной публикой добрался до Удельной, не вызвав ни у кого мало мальских подозрений. Вот только чувствовать себя необыкновенным героем проще с порошком Пеля в кармане. Но где его взять… Еще по дороге подумал, что товарищ по партийной борьбе заболел очень кстати. Теперь ему никто не помешает навестить приятеля по несчастью… или счастью, – с этим Санек пока не определился. Перед воротами больницы стоял недолго. Старший из охранников, заметив постороннего, вытолкал из сторожки помощника. – Тебе кого? – поинтересовался Венька неохотно и задумчиво. Исписанный округлыми буквами листок подрагивал в руке от налетевшего ветерка. За ухом стража торчал обгрызенный карандаш. – Да мне тут одного человека навестить нужно, – в подтверждении своих слов, Саня вынул из кармана портков купленную в привокзальном буфете пачку печенья «Юбилейное» с медальонами царей на обертке. – Вот. – Как звать? – недоверчиво спросил из-за спины парня второй санитар-охранник. – Артюхин Петр Михайлович. Тот что постарше отодвинул напарника и, откусив приличный кусок от калача, принялся неспешно пережевывать, пристально разглядывая посетителя. Мощные челюсти ходили из стороны в сторону и вдруг замерли. – К губернатору, значит, пожаловали, – усмехнулся он и тяжело, как-то даже мучительно сглотнул. – Наверное… – переминаясь с ноги на ногу под сверлящим взглядом вяло подтвердил посетитель. – Так все тихие на обедне, а к буйным пущать не велено. Венька, глянь в книгу к Артюхину пущать можно? «Тихий. Пускай...» – донеслось из сторожки. – Куда пущай, они ж к обедне ушли... – А когда обед закончится? – поинтересовался Санек, почесывая пачкой печенья затылок. – Какой обед, они тока позавтракали. К Пантелеймону иди, – махнул калачом мужик в сторону, где в кронах поблескивал церковный купол. – Там погляди. Тихие там Богу молятся. «Господи, поможи, а сам не лежи, – возвратившись в сторожку, шуганул старший с топчана поэта Веньку. – Иди стекло протри. А то как настоящий губернатор пожалуют, а мы и не разглядим».