Мои негодяйские негодяи. Присоединяюсь к флешмобу

"Вот и сейчас в приёмной сидели двое из Комитета по делам международных культурных связей. Анатолий Виноградов, занимавший должность заместителя председателя, пришёл просто поддержать друга. А вот председатель комитета, начальник и друг Анатолия, Николай Михайлович Богдановский, ждал от врача помощи:

– Я – известный общественный деятель, профессор! Что же теперь делать?

– Господа! – возмущенно кричал Филипп Филиппович. – Нельзя же так! Нужно сдерживать себя! Сколько ей лет?

– Четырнадцать, профессор... Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить командировку в Лондон...

– Да ведь я же не юрист, голубчик... Ну, подождите два года и женитесь на ней.

– Женат я, профессор!

– Ах, господа, господа!..

Профессор задумался. Оба посетителя почтительно ждали.

Из соседней комнаты выглянул молодой человек весьма приятной внешности. Улыбнувшись посетителям, он сказал:

– Филипп Филиппович, простите, но вы не могли бы подойти? Очень важно. По поводу того эксперимента.

Профессор вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Но до ушей Николая долетали обрывки разговора: “Незаконно… Наш по другому ведомству, не прикроет… В тюрьму… Для аборта срок... У неё ребёнок первый...”. Дальше стало совсем неразборчиво.

Через пару минут профессор Преображенский вернулся в приёмную и твёрдо заявил:

– Простите, господа, но я не могу вам помочь. Слишком большой риск, а я для него слишком стар.

– Даже за двойную таксу? - спросил Богдановский.

– Хоть за тройную.

– А если добавить вот это?.. - в ладони председателя лежали золотые часы, инкрустированные бриллиантами.

Какое-то время профессор колебался, жадность в нём боролась с осторожностью. Но последняя победила, и Филипп Филиппович разразился гневной отповедью:

– Я вам что, мелкий лавочник?! Торговаться со мной вздумали, как на базаре?! Прошу немедленно удалиться! Ваш визит сохраню в тайне, так и быть. Но помогать не стану. Сей же час покиньте квартиру!

И посетителям пришлось подчиниться.

***

Выйдя из профессорского дома на Пречистенке, друзья пошли к Девичьему полю. Зимняя Москва, укрытая снегом, была чудо как хороша. А золотые лучи вечернего солнца добавляли мягкости и уюта. Горожане то и дело останавливались и говорили друг другу: “Гляди, красота-то какая!”.

Но Николай не замечал ничего вокруг. Он был просто в отчаянии. Профессор Преображенский был его последней надеждой, и та оказалась напрасной.

Пикантное приключение с юной пианисточкой угрожало крахом всего. Скоро беременность Леночки станет заметна, всё раскроется, и будет грандиозный скандал. Жена выгонит, её родня потребует вернуть долг, а из Комитета тут же выбросят и затаскают по судам. Газеты обязательно напишут об этом, особенно иностранные. Такие новости из Советской России за кордоном очень любят. Ох, позор, позор!..

Богдановский обхватил голову руками и застонал. Друг похлопал его по плечу.

– Знаешь, я тут подумал…

Николай с надеждой посмотрел на Анатолия.

– Звучит, как полная чушь, но...

– Всё равно скажи.

– В Нижегородской губернии живёт моя двоюродная тётка. Только не смейся, но она - ведьма. Ну знаешь, в каждой деревне есть какая-нибудь знахарка, которая грыжи заговаривает, травами лечит. Но к моей тётке со всей округи бабы бегали, чтобы грех свой скрыть. Она умеет плод из утробы вытравить. Может, тебе к ней Леночку свозить?..

– Раз московские доктора все закона боятся, тут и к ведьме сельской побежишь. Где тётка-то живёт?

– Деревня Погиблово.

Дунул резкий порыв ветра, и Николай спрятал нос поглубже в шарф.

– Название-то какое, говорящее. Это последний шанс, не то я погибну.

– Не раскисай, старина! Я письмо напишу к тётке, попрошу быть с тобой поласковей. Купи гостинцев – чай, сахар, курева, сладостей всяких, да и вези свою пианистку в деревню.

***

Поездка из Москвы в деревню Погиблово шла очень легко, даже с транспортом не возникло проблем. Погода стояла замечательная, безветренная и ясная. Лучи солнца, падая на снег, заставляли его вспыхивать мириадами искорок, и всё вокруг выглядело нарядным и праздничным.

Настроение у Богдановского было великолепное. Здесь, далеко от столицы, можно было пройтись под руку с юной пассией и не бояться, что увидит супруга или вездесущие знакомые. А с беременностью… Испокон веков решали же как-то крестьянские бабы такие вопросы. И без всяких столичных светил медицины!

Николай улыбнулся сидящей рядом Леночке, и та со счастливым вздохом прильнула к его плечу. Она тоже радовалась путешествию, но иногда, вспомнив о его цели, мрачнела и тяжело вздыхала. В такие моменты Николай старался её развеселить, и девушка, привыкшая во всём на него полагаться, успокаивалась.

Но уже рядом с деревней Леночку вновь одолели сомнения. В глазах заблестели слёзы, и она робко прошептала на ухо: “Коля, а может, не надо?.. Жалко ребёночка. Мы ведь поженимся, ты же говорил”.

Обняв девушку, Богдановский стал терпеливо объяснять, что её родители не одобрят такого подарочка от четырнадцатилетней дочери. Что ему никак нельзя сейчас ни разводиться, ни даже вызывать у жены подозрений, потому что долги, потому что тёплое местечко в комитете. Да и вообще, сейчас очень неподходящее время. Вот потом, когда всё наладится…

Леночка вытерла слёзы и вновь стала смотреть по сторонам. А мужчина вертел в руках конверт с письмом и думал. Думал он о том, что животик у Лены едва-едва наметился, и даже под тонким платьем ещё не виден. А вот лицо немного округлилось, в глазах появился особенный блеск, и этого хватит, чтобы внимательный человек всё понял. Нужно как можно быстрее решить вопрос с беременностью и отдалить Леночку от себя! А то взяла моду ныть и спрашивать! Мало что говорил про “поженимся”, должна бы понимать, как жизнь-то устроена. Не маленькая уже...

С раздражением Николай подумал, что в девушке начинают проявляться бабские черты, которые он терпеть не может – хитрость, сварливость и способность бесконечно задавать один и тот же вопрос и не слушать ответ. То ли дело два года назад!..

Тогда Николай впервые увидел Леночку на выступлении юных талантов перед ударниками производства. Когда она вышла на сцену и села за пианино, у Богдановского перехватило дыхание. Это была страсть, наваждение, солнечный удар!

Девочка была так хрупка, так привлекательна своей наивной свежестью... Её почти детские, но уже с намечающейся женственностью, лицо и фигура, напомнили Николаю тугой бутон тюльпана в каплях росы. Бутону ещё предстояло раскрыться, и своей нетронутостью и загадкой он манил куда больше уже открытых цветов.

Богдановский был очень осторожен. Он аккуратно расспрашивал о семье девочки и устроил так, что её родителей перевели на производство из Подмосковья в столицу. Он нашёл возможность общаться с Леной, не вызывая кривотолков.

Сначала девочка избегала Николая и стеснялась его, хоть ей и льстило внимание солидного мужчины, носящего французское пальто и фетровые ботинки. Потребовалось время, чтобы Леночка всецело доверилась ему, и тогда для Николая настали счастливейшие дни. Он смаковал оттенки счастья целый год. И тут бах – беременность. Что ж, c'est la vie, нужно закрывать эту дверь и уходить…"