Enter Sandman, Монстр из ночных кошмаров

Началось всё вполне привычно: едва я начал проваливаться в сон, как стены вокруг меня зашуршали. И после того как мне десять раз за день этот звук с шебаршением жуков сравнили — иначе я его уже не воспринимал. Отзвук скрежещущего бетона тоже присутствовал, но теперь казалось, будто это жуки в стенах копошатся, шумно прогрызая себе дорогу в толще бетонных блоков.

К счастью, звук быстро начал удаляться от меня. Куда-то туда, за границу сна, в который я проваливался. Я падал в бесконечную бездну, что раскрылась в кровати, окутывая меня приятной темнотой и комфортом, а шум жуков обратился потоками дождя и едва слышными, далёкими раскатами грома.

Фоном звучал уже ставший привычным голос, звавший меня к себе. Настолько привычный, что игнорировать его не составляло особого труда. Разве что боль в разбитой голове вновь дала о себе знать, отзываясь на эти призывы, но и с этим удавалось мириться.

Усталость вообще справлялась со всеми раздражителями играючи, будто их и не было вовсе.

Усталость и падение в мягкую пелену отдыха.

И падение это продолжалось до тех пор, пока я не коснулся спиной кровати. Вновь.

Однако второе касание оказалось каким-то иным. Спина буквально заболела, будто я рухнул на каменный пол, а не на родной матрас.

Я сразу вскочил на ноги и побежал на кухню. Где-то вдалеке, на самой границы сознания, я понимал, что это сон, ночной кошмар, потому действовал я почти спокойно. До какого-то момента так точно.

Кира сидела за столом и удивлённо смотрела на меня. Она что-то спросила, но я не разобрал слов. Всё моё сознание безотрывно было занято тем, что появилось у неё за спиной. Сперва мне показалось, что это был Борода — новый знакомый из поезда — но… с ним начались такие метаморфозы, что я перестал узнавать в нём человека.

Всего в одно мгновенье он стал ещё выше, раза в два, тело его истончилось, вся его массивность фигуры перешла в рост и он сделался в высоту больше трёх метров. Некогда красивые длинные волосы металлиста обратились грязными патлами, ниспадающими на лицо и сливающимися в единое целое с прочей растительностью. Вся фигура, казалось, нехотя вырывалась из тьмы, частью которой Оно являлось. Темнота не отпускала нечто, силилась оставаться с ним единым.

Первый порыв, овладевший мной, был яростью. Я хотел растерзать это существо, не подпустить к любимому человеку. Но по мере того, как оно становилось больше, моя ярость и уверенность в себе гасли, будто подчиняясь чьей-то воле, словно бы их специально убавляли каким-то тумблером. Вскоре остался только всепоглощающий ужас, страх перед этим существом, ставшим ростом уже в несколько этажей и затмевавшим своей громадной фигурой солнечный свет, отгородив нас с супругой от него и от дома, перед которым мы стояли.

Руки и ноги этого существа выглядели жутко тонкими, до гротескного худыми, но в этих перетянутых тугими жилами конечностях всё равно чувствовалась чудовищная сила. Просто невероятная! Противоестественная, нечеловеческая сила, которой мне нечего было противопоставить.

И именно эти руки, с длинными, узловатыми пальцами существо потянуло к Кире… моей Кире!

Я дёрнулся, что бы сделать хоть что-то — вырвать её из лап уродца, кинувшегося за ней по улице, оттолкнуть, закрыть собой — но не смог сделать и шага. Руки и ноги мои перерезало острыми нитями, без труда впившимися и прорезавшими как одежду, так и кожу. Я ощутил тёплые струи крови, потёкшие по опутанным конечностям и приступ боли, сковывающий меня ещё сильнее прежнего.

Я лишь бессильно вопил от всей той боли, что переполняла меня, срывая голос но при том не издавая ни звука, бессильно наблюдая, как массивная лапа уродца приближается к её голове и, словно в замедлении, разрывает череп на несколько частей…

…смотря на брызги крови, алыми бусами повисшие в воздухе, протянувшиеся вслед за когтями, среди её каштановых волос…

Лишь смотрел, и мне было больно. Я рвался к ней, не жалея тела, терзая себя острыми, болезненными нитями. К ней…

…а существо уже направилось на детскую площадку, к дочкам.

Конечно, это был лишь сон. Ужасный, пугающий сон. Обычный кошмар… закончившийся реальностью, оказавшейся много хуже.

Грудь сдавила боль. Резкая и острая, в левой части грудины, будто кто-то ухватил меня рукой прямо за сердце и сдавил.

Имно это и вырвало меня из пугающего сна.

Тяжесть быстро разрослась, волной разойдясь по всему телу. Сильнее всего она навалилась на грудину, словно на неё кто-то сел, но досталось и конечностям — руки и ноги сковало от боли, все мышцы разом свело судорогой. Казалось, что кошмар продолжился наяву, став ещё натуральнее.

Я резко открыл глаза. Это был не сон, я отчётливо это ощущал. Нет, я проснулся. И всё вполне реально. Я лежу и не способен пошевелить конечностями, или дёрнуться. Даже в реальности я не мог пошевелиться, моё тело меня не слушалось, буквально одеревенев!

Вот теперь меня действительно объял ужас. Настоящий, неподдельный. В нём слился не только страх неизведанного и боязнь за близких, но и отчаяние бессилия, понимание собственной не столько беспомощности, сколько полной немощности!

Я не могу не то что пошевелиться, я дышать-то могу с огромным трудом! Лёгкие дёргаются, будто их закоротило, сипло втягивая сквозь сжатые зубы воздух, едва гоняя его мелкими порциями туда-сюда. Дыхание частое. Вся грудина болит, лёгкие ломит от очередного приступа астмы. Боль прошивает внутри и от лёгких иглой идёт в мозг, справа. Даже глаз от этого болит и зубы заныли. Сердце колотится с такой частотой, что… больно. Самому сердцу больно. Кровь словно бы вся в мозгу, от чего думать почти не получается.

До слуха доносятся уже не только скрежет «жучков» в стенах и противный, нескончаемый шёпот, переливами на разные интонации гуляющий туда-сюда, но и добавившиеся к ним шум крови, пульсирующей в голове и моё противное, сиплое дыхание. Я брызгал слюной в попытке вдохнуть полной грудью или выдохнуть нормально, но не мог, не мог!

Собственное тело отказывалось подчиняться.

Совсем.

Только глаза ворочались из стороны в сторону. Хотя хотелось их закрыть, но я не способен был даже на это…

Тени в углах спальни начали сгущаться, скручиваться во мрачные столбы от пола до потолка, которые быстро искривлялись, извиваясь точно громадные змеи, густели, пока не стали походить на гротескные фигуры. Высокие, непропорционально изломанные. Казалось, они склонялись из стороны в сторону, точно танцуя, старательно приглядываясь ко мне отсутствовавшими глазами. Ещё немного, ещё самую малость — и они увидят то, что им нужно, и потянут ко мне свои багряные руки, точно свитые из множества плетей, из застывшей в воздухе тёплой крови. Я уже видел, как они вились в углах под потолком, ярко вспыхивая в такт моему сердцебиению, словно неоновые артерии дома.

А появившиеся на краю видимости тёмные пятна, высвечиваемые этими вспышками, сразу показались мне похожими на чёрные пальцы кого-то, кто пытается схватить тебя сзади. И они всё увеличивались, появляясь перед взором всё отчётливее, вынуждая ритм сердца лишь ускоряться…

Голоса меж тем сменили свой речитатив: к уже набившему оскомину «иди ко мне» на все лады добавилась новая скороговорка. «Да пойдёт на погост, через Чёрный мост. Пусть иссохнет, пусть издохнет! Да пойдёт…» – повторял тихий голос по кругу. А я уже скучал по прошлой версии.

Кто-то заворочался рядом в постели. Не жена. Я знаю, как ворочается моя жена — за столько лет успел усвоить. Этот «кто-то» был меньше и лежал между нами. Оттуда послышалось хриплое шипение, перешедшее в столь же хриплый смех. Мозг пытался списать это на продолжающийся ночной кошмар, но мне в нос ударило тёплое смрадное дыхание, попадавшее на кожу с тем же ритмом, что и противные усмешки, лишь с едва заметным запозданием. Сердце колотилось как набат, боль в груди стала нестерпимой и захотелось выть… а я не мог даже нормально дышать.

Последней каплей стало Его появление.

У меня на груди, самым что ни на есть буквальным образом начала проявляться массивная фигура, сидевшая на мне. Мужская, если судить по габаритам. И это был не тот громадный уродец с почерневшей кожей, гнавшийся за Кирой, нет. Его пропорции были вполне правильные, человеческие. Самый обычный мужик, присевший среди ночи в моей квартире мне же на грудь. Ну с кем не бывает, правда что?

Я всё ещё не мог пошевелить руками и ногами, да и голова приросла к промокшей от пота подушке, потому мне оставалось только вращать глазами и пытаться разглядеть хоть что-то.

Первым, что бросилось в глаза оказалось что-то серо-бежевое, вроде куртки, одетое на этого мужика. Вроде бы и штаны такие же, но я не мог столь сильно скосить глаза — их начинало чудовищно ломить от боли. Даже показалось, что мне НЕ ПОЗВОЛЯЮТ смотреть куда-либо ещё. Быть может, те самые пальцы, показавшиеся мне словно бы из-за моей головы?

Я вывернул все глаза в попытке заглянуть выше, за его плечо и увидеть лицо ночного гостя, но так и не смог. Только куртка, болтавшаяся у самого моего носа. От неё пахло кисло-сладким дымом и чем-то… прелым, что ли? Запахи до боли знакомые, но всё никак не сложится. Ещё был гнилостный аромат, сладковатый, но его я старался игнорировать.

Безликий для меня мужик меж тем чуть поёрзал, поудобнее усаживаясь у меня на грудине и, прикуривая сигарету от спичек, сообщил:

– Ну вот и всё, Борька. Судьбу свою ты узнал, сюрпризов для тебя никаких в ней не будет. Не оставайся здесь. Уезжай. На тебя мне плевать, а детей твоих жалко. Милые у тебя дочурки. Не хочу я ещё и их… тушить.

С этими словами он затянулся, от чего огонёк на сигарете на миг подсветил его всё ещё незримое лицо, высветив лишь контур профиля. Неспешно встал, отошёл на пару шагов и, повернувшись ко мне лицом, направил на меня излив брандспойта.

Мы с Кирой синхронно подскочили, не в силах сдержать вопля от обжигающе ледяной струи, ударившей по нам из шланга.

На лицах и у меня, и у супруги блестел холодный пот, да и постель порядком им пропиталась.