Немного жестокости
Автор: Луи ЗалатаСпасибо Алёне Носовой за интересную тему. Насилие, жестокость, несправедливость... У меня их не так чтобы много, если подумать. Но пару ситуаций все же есть.
Первая попроще, с вредным преподавателем из второй части "Университета". Не то чтобы разборки, скорее - угрозы. Но все же:
Пришедшей, да и не только ей, было интересно, как именно подействует наложенный в субботу сглаз.
Увы, разочарование Альбы было весьма и весьма большим, потому что историк был в строю, выглядел еще более мрачным чем обычно и кидал на нее такие взгляды, словно обо всем знал. Работу он не принял, разумеется. Отчитал лекцию и не сулящим ничего хорошего тоном приказал, а иначе и не скажешь, остаться после пары.
– Ле Фрин, де Стен, Миран – я вас не задерживаю, – тоном историка можно было бы тот кисель, что Альба кипятила, замораживать.
Жан со Свеном и Амири потоптались у выхода из кабинета, но все же под взглядом Вар Вранна спорить не решились и вышли, один за другим, оставляя Альбу одну напротив историка.
То, что ребята остались поддержать ее, было приятно. Но общей нервозности не уменьшало. Конечно, если что она может стулом кинуть и сбежать, но все равно ситуация была не из лучших.
Альба замерла с торбой около двери, стараясь не смотреть на возвышающегося за преподавательской трибуной историка. Тот, не глядя на нее, достал из нагрудного кармана жилета что-то очень похожее на часы с цепочкой – и нажал на крышку. Раздался щелчок – и вокруг замерло сплетенное из тонких нитей магическое поле.
Следующим из кармана преподаватель достал кусок горного хрусталя в красивой золотой оправе.
– Вероятно вы думаете, что ваше исключительное положение дает вам право требовать с окружающих привилегий, и, не получив их, нападать, как свойственно вашей насквозь прогнившей натуре, – мужчина говорил тихо-тихо, но от этого голоса стыла в жилах кровь.
– Я не понимаю…– начала была Альба, но Вар Вранн перебил ее:
– Не нужно строить из себя дуру. Вы можете считать что угодно, но я способен взять магический след и прекрасно знаю что вы и ваши недалекие друзья сделали. Единственная причина, почему вы еще не пишите заявление на исключение у собственного декана – пока я этого не хочу. Вы напишите его позже, как и все, кто решил, что правила университета не для него. Свободны. И это, – Вар Вранн потряс куском хрусталя, вокруг которого явно переливались какие-то магические нити, – гарант того что вы сделаете все как велит закон. Без всяких исключений.
Альба не стала испытывать судьбу и рванула прочь из кабинета как только историк закончил свою речь.
Да, Вар Вранн был тем еще гадом, но угрожать отчислением и этой побрякушкой… Что это было, кстати? В душе Альбы страх соседствовал с растерянностью – она не очень понимала, что это был за кусок хрусталя в руке преподавателя, и как он может быть связан с ее «заявлением по собственному желанию», которое она, по мнению историка, должна непременно написать.
Ами, Свен и Жан ждали ее около кабинета.
– Что он от тебя хотел? – полюбопытствовала Ами, пока они шли на следующую пару.
– Намекал что все знает и что может меня исключить.
Свен фыркнул.
– Как же – может он. Тебя только Суд Архимагов исключить может, за преступление какое. Ну или если сама захочешь, но это другое… А то что вы сделали – это ерунда. Да и не ты все проводила. Если кто что и узнает, то только какое-нибудь воспитательного вида наказание назначат и все.
Из-за разговора с историком они вчетвером едва не опоздали на теоретическую магию, так что обсудить все как следует времени не было. Да Альба и не хотела говорить насчет этого странного куска хрусталя, так и не шедшего у нее из головы. Ей казалось, что она где-то видела такую вещь. В книге, что ли? Но в какой?
И - да, итог плачевным оказался для самого преподавателя... Но это совсем другая история.
В одной личной дуэли придется побывать и Теору из того же "Университета":
Что именно ответил ему историк, Теор уже не услышал. Его даже не следящие за телом заклинания, а одни инстинкты буквально завопили об опасности, и менталист, не раздумывая, резко дернул проекцию обратно, сливая обратно с телом.
Вовремя. Очень вовремя.
В следующий момент маг в черном плаще и безликой маске, подошедший к черной двери за время, пока Теор пребывал разумом внутри помещения, попытался пробить направленным поиском заклинания, прятавшие менталиста от любопытных взоров. Благо, можно было не принимать удар на щиты, а уклониться от него, не выдавая себя. Теор сам использовал ненаправленные внушения, а не преломления света или иные нементальные варианты. И, кажется, именно это привлекло подошедшего, который явно взялся за дело всерьез.
Кем бы ни был этот тип в черном плаще, магией разума он владел.
Надо было сматываться, если Теор не хотел выдать себя. Хватка чужой магии была сильной, куда сильнее, чем менталисту бы хотелось. Да, изящества его противнику не доставало, но сил и выучки хватало чтобы наносить сокрушительные, массивные удары по иллюзиям, которыми сейчас скрывал себя Теор, не желавший просто так показывать свое лицо.
Менталист ощущал тренированное на сражение сознание своего противника. Найти, сломать, уничтожить. Атаки носившего личину мага были направленны даже не на то чтобы Теор потерял концентрацию и сбросил маскировку, а сразу на слом щитов. Всех щитов. Человек в маске нашел врага, и теперь стремился уничтожить его разум, даже не зная, кто перед ним.
Безликий применял боевую ментальную магию, перейдя все мыслимые и немыслимые запреты. Бил на поражение. До Теора это не сразу дошло, но когда дошло, менталист отбросил всю осторожность. Да, ударам безликого не доставало точности, но все равно получая раз за разом чем-то вроде мысленно удара кувалдой по голове сложно было оставаться сосредоточенным. Какие тут эмоциональные уловки, скрывающие внушения? Какое слежение за своим внутренним состоянием? Этот бультерьер просто раз за разом пытался кинуть атакующий, разрушительный контакт, влить в него силу, срезая щиты. И только.
Если Теор хочет уйти неузнанным, и вообще в своем уме, то нужно было отвлечь этого маньяка. Пока все силы уходят на борьбу, побег казался малореальной идеей. А этот еще позовет этот кого-нибудь…
Менталист перестроил защиту, истончая ее там, куда наносил удары незнакомец, и принялся исподволь изучать щиты своего противника. Простые, кстати, но действенные. Рассчитанные на прямую атаку с любой стороны и весьма и весьма прочные.
Где-то он это все уже видел…
Теор, чей план окончательно оформился, растворил собственную защиту, позволяя незнакомому боевику, а это точно был именно боевик, обученный менталистике, а не наоборот, создать разрушительный контакт. Вообще до этого не стоило доводить, но сейчас выбора особо не было.
Безликий, явно почувствовавший, что добился своего, усилил напор, сминая внутренние уже защиты… И не заметил, как Теор сам воспользовался установившимся контактам в своих целях. Даже разрушительные вариации ментальной магии всегда были взаимодействием. Всегда. Теор не бил, вовсе нет – этого бы щиты его врага сделать не дали. Менталист лишь послал в чужой разум один из простейших усилителей чувств.
Его противник отпрянул, разом оглушенный в десятки раз усилившимися звуками, ослепленный ставшими болезненно яркими цветами и сбитый столку резкими запахами.
Теор вырвался из цепей контакта и бросился бежать, оставляя медленно приходящего в себя врага за спиной. Голова раскалывалась, но иллюзии и множество отводящих внимания чар он удержал, не желая вновь влезть в едва закончившийся поединок.
Впрочем, кажется, спешить не стоило. Его враг или был слишком дезориентирован, или просто не желал продолжать схватку, занявшись какими-то своими делами, но, так или иначе, преследовать не стал.
А вот в "Отражениях" (до редактуры которых я когда-нибудь доберусь. Точно-точно) героине чаще достается на орехи.
И если в первой части все начинается довольно невинно:
Что-то скрывалось за легким тоном Ани. Страх – это Саша чувствовала хорошо. Охота пугала подругу, пусть та и никогда в этом бы не призналась. И здесь явно не шла речь об их с Анатолием неудавшемся походе за кабаном. Но углубляться в эту тему сейчас точно не стоило.
– А почему Тамара меня так странно назвала… Госпожой, как в помещичьи времена.
– Ну так и считай, что мы их помещики. Оберегаем, лечим, когда желание есть. Они нам служат в обмен на шанс стать Обращённым. Где еще это возможно? Закон все запрещает, Орден все контролирует… Но тут у достойных есть шанс. Мой отец вон приехал сюда в молодости, влюбился в мать, жившую здесь, и заслужил право стать Затронутым. И не надо говорить, что мол – оборотень, Обращенный… Магом можно только родиться. Но даже у последнего вампирчика в разы больше сил и возможностей, чем у президента. Я знаю, что мой отец не погибнет от старости лет через тридцать, что не подхватит какую-нибудь серьезную болезнь, что его не убьет пьяная банда каких-то малолеток…
Саша вздрагивает. Или компания нерусских, решившая наполнить ночь мотивами своих мелодий, а потом намять бока тому, кто вежливо попросил быть тише. Будь отец Затронутым…
– Я думаю, ты можешь меня понять, – еще одна наживка летит в воду. – Закон не всегда разумно запрещает многие вещи. Очень многие. Ты можешь подумать, что, мол, мы эксплуатируем трудящихся, но все приходят сюда добровольно. И люди, и Затронутые. Все.
– И остаются из-за вассалитета? – Саша не могла не сказать это. Откуда было Анне знать про ее отца… Но это не имело значения.
– Откуда ты знаешь? – Аня впервые за весь разговор разворачивается и вглядывается в ее глаза. С умыслом – Саша ощущает, как идет рябью ментальный щит, который начинает продавливать чужая сила. И резко толкает атакующий разум в ответ, вскакивая на ноги.
Аня заваливается назад, отброшенная силой удара и падает прямо в холодную озерную воду. Саша едва успевает поймать за руку оглушенную подругу, не давая той нырнуть с головой. Несколько секунд дезориентированная Аня только бестолково дергается в разные стороны, но потом приходит в себя и с помощью Саши выбирается на пирс.
– Извини, сильно вышло, – по правде говоря, Саша никогда не вкладывала столько силы в ответный удар, да и сам ментальный удар делала только пару раз под руководством бывшего наставника, запретившего самостоятельные ментальные практики. По идее, она должна была оттолкнуть разум нападавшего, а не его тело. Но вышло что вышло. Испуг, видимо, придал силы. – Аня, какого черта ты лезешь ко мне в голову?
Подруга только приложила руки к вискам.
– Сила есть, ума не надо, – пробормотала, поморщившись, Аня. – Голова теперь раскалывается.
– Извини.
– Ладно, сама напросилась. Вода ледяная.
Отражение колыхнулось, и Саша заметила, как Анина сила оплела мокрую одежду, высушивая ее.
То продолжение истории взаимоотношения этих персонажей уже куда мрачнее:
Аня явно была не в Анапе. Саша успевает лишь раз искупаться, позагорать и выпить несколько чашек кофе, каждый раз стараясь укрыться Сосудом Никты, не желая вновь встречаться с Ловчим, когда на пляже появляется знакомый силуэт.
Почти темнеет, но Аню узнать несложно. Она не скрывается, да и почти не изменилась.
– Ты связалась со мной, – бывшая подруга подходит совсем близко. Настолько близко, что Сашу на секунду обжигает страх… Но поздно – незамеченное ранее холодное лезвие касается ее бока, чуть надавливая, – ты убила мою семью и имела наглость говорить со мной, мразь.
Саша сглатывает, стараясь не только не двигаться, а почти и не дышать, боясь ухудшить свое положение. Ни на это она рассчитывала...
– Твоя мать жива. Клянусь.
– Ложь, – металл проникает глубже, уничтожая все ее щиты, вызывая боль…
– Обещаю, ты сможешь ее увидеть, – Саша чудом удерживается от паники, ответной атаки, и от желания позвать кого-то разом. На это уходит все самообладание. Если она убьет Аню, это никому не поможет. – Делай что хочешь, но вначале я отдам одну вещь. От твоей тети.
– У меня нет тети.
– Есть. Ее зовут Алена. Я отдам тебе вещь, просто не нападай до того. Это не ловушка, клянусь.
Отражение проходит волнами, принимая ее клятву. Саше кажется, что пульс в ушах стучит так громко, что заглушает прибой.
Аня несколько секунд изучает ее взглядом. И не только взглядом, явно проходясь и сканирующей магией
– Давай сюда свою вещь.
Саша тянется в карман, чувствуя боль в боку при каждом движении, и извлекает из кармана ремешок с бусиной. Ориентир.
– Это дала мне сестра твоей матери. А ей эту вещь твоя мать. Светлана ранена, но жива.
Аня забирает ремешок. На секунду Саше кажется, что все обошлось, тем более когда клинок отодвигается от тела. Она даже начинает залечивать рану в миг, когда тяжелый росчерк Лишения Силы срывается с амулета, все это время находившегося в пальцах бывшей подруги, и ударяет прямо в грудь.
Саша глупо моргает, оглушенная и ошеломленная исчезновением многих и многих чувств.
– Делаю, что хочу. – Аня ухмыляется.
Отражения просто больше нет вокруг. Ничего нет. Все привычные Саше чувства просто исчезают, словно она вновь на том самом фестивали, не знакомая ни с какой магией…
– Иди за мной, иначе, – Аня делает неуловимое движение, и кинжал антрацитово-черного цвета оказывается у Сашиного горла, – ты знаешь, что это. И знаешь, что будет. В этот раз я не промахнусь.
Саша сглатывает. И кивает.
Рискованные решения приводит к непредвиденным последствиям.
Аня ведет ее перед собой, вновь прижимая кинжал к боку. Чуть нажимая, и одно это нажатие вызывает мучительную боль. Никто не обращает на них двоих внимания. Совсем никто, но Саша не знает, речь идет о людской черствости, о том, что в надвигающихся сумерках на ее темной одежде не видна кровь или о простом отводе глаз.
...
Аня доводит ее до самой обычной Нивы, стоящей на парковке около одного из кафе неподалеку от пляжа. Место водителя не пустует. Молодой человек кажется смутно Саше знакомым. Именно он был с Аней в Пензе. Обедал в ресторане, играл в настольную игру.
– Садись, – Аня открывает дверь, – без глупостей.
– Аня…
– Заткнись и садись в машину, – голосом подруги можно было гвозди забивать, и Саша считает за лучшее подчиниться.
В салоне накурено. Саша садится на не самое удобное сидение. Машина… Софии, вроде так ее звали? Или нет?
– Двигайся.
Саша подчиняется. Аня садится рядом, по-прежнему держа кинжал около ее тела.
– Ты не хочешь меня убивать, – Саша бросает взгляд на бывшую подругу.
– Хочу. Очень хочу.
– Но не будешь. Тебе поручили доставить меня.
Аня молчит. Водитель без единого слова запускает навигатор, заводит двигатель и выезжает с парковки. Глаза парня в зеркале заднего вида кажутся совершенно пустыми. Он не был магом, так? Анасталей… Или просто кто-то с промытыми мозгами?
– Неважно, что мне поручили. Важно то, что если ты решишь дернуться, то я причиню тебе боль. Или если мне покажется, что ты решила дернуться, я причиню тебе боль.
В голосе бывшей подруги был не просто холод, а какая-то невообразимая мерзлота. Мерзлота и тлеющая подо льдом ненависть. И больше ничего.
– Ань, – Саша пытается заглянуть в глаза похитительницы, – почему? После Пензы вас про…
– Заткнись, – кинжал прорезает плоть, и Саша стискивает зубы, – еще одно слово, и сделаю так еще. И еще. И еще. И что бы у тебя не было сомнений и искушения жалеть – все, что я делаю, я делаю добровольно. Ты разрушила мою жизнь, и я разрушу твою.
Больше говорить было явно не о чем.
Остаток пути Саша предпочла молчать. На удивление, уезжать из Крыма Аня и ее друг явно не собирались. Более того, Нива, развернувшись, с немалой для такой грузной машины скоростью устремилась вдоль побережья обратно, к Судаку. Саша даже с некоторой ностальгией бросила взгляд на в один момент промелькнувшую по левую сторону от дороги крепость.
Но точкой назначения оказался не Судак, и вовсе не какой-то из крупных городов, а небольшой поселок в бухте на побережье, едва ли в часе пути. Нива подъехала к аккуратному коттеджу, ворота которого начали медленно и бесшумно открываться. Саша усмехнулась про себя несоответствию шикарного и явно очень дорогостоящего дома в этом солнечном месте и побитого жизнью авто.
– Твоя нанимательница не захочет, чтобы у тебя было то, что я тебе дала, – Саша ловит Аню за руку еще до того, как авто начинает заезжать во двор. Плевать, что будет. Она должна предупредить. Должна сказать. Это ведь Аня, в ней должно же хоть что-то остаться от той девушки с ясным и чуть задумчивым взором, с которой они Новый Год отмечали. Должно же, верно?
Аня нажимает на порез. Не кинжалом – рукой. Садистка… И как она раньше не замечала?
– Стефания стояла за планом с бомбой в Свободе. Стефания послала твою мать на смерть в Судаке, но Светлана жива. Клянусь.
От еще одного жесткого прикосновения расходится яркая, огненная вспышка – и мир исчезает в боли.
Но все заканчиваются позитивно настолько, насколько это возможно:
Кем бы Саша не могла спать в таком месте, что бы не могла создать, таким мир точно быть не должен. И если Стефании для этого нужна была ее сила, то, значит, нужно найти способ сломать весь план на корню, а не отсрочить его исполнение. Да и в любом случае, чтобы старуха не пообещала – пока никто из ее последователей не закончил хорошо. И Саша прекрасно понимала, кто будет следующим. Аня, ее друг и потом – она сама, как только станет не нужна древней волшебнице.
И несмотря ни на что, Саша хотела спасти Аню от этой участи. Предупредить. Она все же не верила до конца в то, что бывшая подруга правда участвовала во всем этом. Все ошибаются, в конце концов, но ведь можно же что-то сделать, верно? Поэтому она принялась караулить Аню. Ждала, когда та принесет еду, пыталась поговорить. Утром и вечером. Каждый день. Писала записки. Просто ходила и говорила, говорила, говорила, прося об общении.
Аня сдалась на шестой день. Кажется на шестой. Или на седьмой. Но сдалась, появившись с подносом в руках с утра в ее комнате из воздуха. Чары отвлечения внимания, наверняка.
– Ты достала меня своим нытьем. Чего тебе надо?
– Разговор.
Аня хмыкает.
– Мы поговорили. А теперь отстань от меня.
– Аня. Пожалуйста. Мне плевать на то, что со мной будет, я не прошу помощи.
Аня приподняла бровь.
– Да? И чего же ты хочешь?
– Ты говорила, что все добровольно. Что тебя тут не держат.
– И?
– Беги. Пожалуйста, беги как можно скорее.
Аня фыркнула, и вновь исчезла.
Саша не выдержала и просто выплюнула в пустоту:
– Стефания убила Георгия, заставила вас обоих убить всех, кто мог на нее указать в Анапе, пыталась убить твою мать, приказав ей пройти через Убийцу Воров в Отражении! И ты будешь следующей!
Аня удалялась, – Саша ощущала это кожей. В отчаянье она крикнула:
– Твой отец отдал жизнь за тебя! Я обещала ему, что помогу…
Удар обрушился на скулу внезапно, отбрасывая прочь. Саша не пытается защититься, не видя Ани. Да и какой в этом смысл? Второй удар, кажется, ломает ей нос. Третий – выбивает дыхание, приходясь прямо в солнечное сплетение.
На пятом сила удара уменьшается. Седьмой приносит разбитую бровь.
Саша чудом успевает ухватиться за чужую руку, останавливая новую атаку.
– Вспомни, – говорить больно, но Саша пытается. Получается невнятно из-за боли в скуле и разбитой губы. – Пожалуйста, вспомни, почему ты стала сотрудничать с Орденом после Свободы. Вспомни то, что я тебе показала. Я не прощу помощи. Я лишь хочу защитить тебя.
Она не знает, что из этого слышит Аня. Та лишь вырывает руку и удаляется прочь.
Вечером никто не приносит еду. На следующее утро – тоже.
Саша делает то единственное, что может помочь. Пишет записку и оставляет ее около колоды карт в библиотеке:
«Когда-то мы встречали вместе Новый Год, гадали на таких же картах и смеялись, предвкушая будущее. Мы были друзьями. Потом я причинила тебе боль. Я не смогу это исправить и не ищу прощения. Я лишь прошу тебя не разрушать оставшееся. Ради отца, любившего тебя больше своей жизни, ради тети, которая желает познакомиться с тобой, и матери, к которой приведет Ориентир, отданный мной. У меня нет семьи по крови, и мне жаль, что я причинила боль твоей. Но у тебя есть шанс. Пожалуйста, используй его. Каким бы ни было будущее, наша семья, наши близкие – все, что имеет значение».
Вышло до тошнотворности приторно. Но это было единственное, что Саша могла сказать. То, что она хотела сказать.
...
Записка исчезла вечером на следующий день.
А наутро вновь появилась еда, которая была, кажется, вкуснее, чем обычно. А вечером дом опустел. Саша просто почувствовала это. Не услышала ни скрипа двери, ни звука мотора, ни еще чего-то, но четко поняла, что теперь она осталась тут одна. Может, это было просто частью плана Стефании... Может быть. Но Саша хотела верить, что Аня сделает лучший для себя выбор.
Вот такое вот длительное выяснение отношений. Но и так бывает)