Локация, как лицо времени и место действия. Путешествия со смыслом и за смыслом. Флешмоб

Ужасы - ужасами, они всего лишь авторский инструмет, прекрасно, если он не один, иначе литературного оркестра не получится. Нет, я не говорю, о том, что литературное повествование нужно обязательно обращать в квест. Но время и события всегда концентрируются у знаковых для автора мест. Конкретика локации - отправная точка повествования. Всё чаще прихожу к выводу о том, что само место событий - не самостоятельный, но отдельный образ в образной системе произведения. Это может быть не только город, но и селение или одинокая избушка на холме, волей судеб героев повествования ставшая центром Вселенной. Локация всегда отражает время событий и действий персонажей: древний Новгород не похож на современный (живёт другим смыслом и по другим законам), а Рига, Ревель и Дерпт с Дортмундом  - тем более. Несколько примеров из "Один за всех и каждый за себя...":

Над морским городом-крепостью, называемой  тевтонами Ревелем, эстляндцами – Таани Линн, а её владельцами датчанами  привычно - Линданисе, мягко сгустились вечерние сумерки, плотно окутав,  ещё тёплые от дневного света камни стен. Резиденция короля Вальдемара  Победителя на далёкой Прибалтийской земле жила своей жизнью. Датчане  давно владели этим краем, морем и людьми: два десятка лет назад пришли  как завоеватели, а остались как хозяева, подчинив себе округу и ловко  лавируя между претензиями Папы на этот край – с его позволения и  договорных напутствий: если кесарю кесарево, то и Богу – подай Богово.  Католический мир един и он весь под папской рукой. На Востоке, Севере и  Западе – везде должна быть Orbis terrarum…

Сосуществуя  с, окружающими данный уголок Дании, ливонскими владениями в виде Риги,  Оденпе и Дерпта и еще длинного ряда мест, куда распространялась духовная  и светская власть всемогущего рижского епископа Альбрехта фон  Бугсгевдена, король всегда искал разумные компромиссы.

Даже  под тевтонским давлением - собственными интересами Тевтонского ордена  на берегах Восточного моря и реки Дюны, подкреплёнными  крепостями-замками, полными рыцарских гарнизонов, Вальдемар Победитель  долгое время продолжал оставаться на плаву. С недавних пор Линданисе  облюбовал Ганзейский торговый союз, теперь датский король крепкой рукой  держал основные водные торговые нити северо-восточной Европы. Всё  складывалось так, пока ливонские немцы не позарились на его здешнюю  собственность. Два года назад Вальдемар отвоевал Линданисе и вернул себе  власть над краем, а виновников превратил в вассалов. Но в самой Дании  сложилась неспокойная обстановка, грозившая королевской власти и самому  королю. И Вальдемар Победитель оставил хлопотное прибалтийское  наследство своим сыновьям - Кнуду и Нильсу Вальдемарссонам.

Вскоре  вечерняя мгла, движимая свежим морским ветром, беспрепятственно  проникнув через окна королевского дворца, забралась в его Рыцарский зал,  сделав помещение тревожно тёмным и безликим. Только тогда, собравшиеся  там люди, приказали зажечь свечи. Слишком важной и сложной была их  беседа, чтобы попросту отвлекаться на влияние природы. Оранжевые язычки  пламени острыми лучиками света пронзили серую темноту и устремились к  стенам зала, задержавшись на развешенных по ним щитах, королевской  символике, трофейных доспехах и оружии, достойных охотничьих трофеях.  Оранжевый цвет свечного света на землисто-сером фоне просторного  помещения смотрелся потерянным, пока ещё пленённым темнотой, мутным и  бессильным в борьбе с ней. Но вот свет, наконец, набрав полную силу,  добрался до участников встречи, высветив и мельчайшие подробности  великолепных гобеленов, покрывавших стены Рыцарского зала. Властно  оранжевый на подавляемом сером.

А теперь - в Ригу:

Полуденная  Рига вовсю играла весенними красками: нежная зелень деревьев сочеталась с  яркой пестротой уличных цветов, чьи лепестки набрали полную силу.  Чистые, омытые вчерашним дождём, улочки свободно вливались в большие  светлые улицы, а те вели к мощёным площадям, покрытым коричнево-красной  брусчаткой. На голубых волнах спокойного залива мерно покачивались  десятки разноцветных парусов. Многочисленные, одетые по-весеннему,  горожане, спешащие по делам или уже трудящиеся на рынках, в гавани, в  мастерских и разнообразных лавках, своим видом добавляли живости краскам  ожившей природы.

Солнце,  весенняя листва, дома и люди вели себя так, как будто и не было этих  тридцати девяти лет – от первого камня и до сегодняшнего утра, со времён  появления здесь Альбрехта фон Бугсгевдена из Бремена, ставшего  епископом Рижским, до самой его кончины. Уже тридцать лет, как  заложенный и выстроенный Альбрехтом Домский собор, радует глаза и души  не только рижан, но и окрестных католиков. Скоро сорок лет, как на этой,  ранее погрязшей в языческом невежестве земле, прижилась и  распространилась вглубь истинная вера в Христа.

Оттуда в Дерпт:

Эту ночь, как и многие другие, начала  весны 1240 г, христианская Ливония провела спокойно, безмятежно  разметавшись во сне по долинам между холмов и озёр, бесстрашно  расположившись у кромки густых и враждебных лесов. Почти сорок лет эта  страна христиан в языческом окружении жила под разумным управлением  рижских епископов. Крестила коренные народы, приводя те к повиновению и  почитанию христианских ценностей, превращая эти земли в восточную  Европу. Покой и благоденствие Ливонии охранялись и отстаивались Орденом  воинов Христа – гладиферами-меченосцами, собственным крестоносным  воинством прибалтийских земель. Всё рухнуло четыре года назад, когда  объединившиеся литовские язычники нанесли сокрушительное поражение  ордену Меча в битве при Сауле, уничтожив весь цвет его рыцарства,  остатки которого бежали в Ригу.

Последние  три года Ливонией владел Тевтонский орден, а территория её стала  ливонским ландмайстерством этого рыцарского братства воинов-монахов –  одним из трёх, но разделила судьбу двух предыдущих – германского и  прусского. С приходом Тевтонского ордена, воинственные язычники притихли  и ушли в самую глубь ливонских чащоб, а орден Меченосцев стал вассалом  тевтонов , меньшей и теперь не такой независимой, как раньше, его  частью.

Крайняя, восточная Ливония –  Дерптское епископство, оказалась пограничным с варварским Западом. За  Дерптом тевтонской земли и власти Ордена не существовало. Сам же город,  завоёванный когда-то у западных русов, а теперь обратившийся в столицу  епископства, чувствовал себя вольготно, наслаждаясь безопасностью и  упиваясь властью над всей округой. Здесь начинался самый короткий  торговый и военный путь на варварское раздолье.

Утреннее  солнце рассеяло тёмную тесноту дерптских улочек, развеяло мрак над  площадями. Отворились первые окна, давая свободу голосам слуг богатых  горожан и менее состоятельных жителей города, для которых любое утро  начиналось раньше остальных обитателей столицы. Остатки сна разогнал  колокол Дерптского собора, созывая христиан на утреннюю мессу. Когда  проповедь закончилась, людская масса степенно проследовала на Соборную  площадь, в молчании покидая дом Господень. А город уже жил, бурлил и  голосил во всю мощь своих каменных лёгких. Соборная площадь,  беспрепятственно вливаясь в Торговую, образовывала с ней единое целое -  центр Дерпта, его сердце, бьющееся по собственным законам. Сейчас это  место казалось особенно многолюдным, полным  многоцветья одежд хозяев и гостей, многоголосым - голоса людей  причудливо сочетались со звуками, издаваемыми многочисленными животными и  птицей, и вторили им, как эхо. 

Деревянные  ряды, полные торговцев и покупателей, вперемешку с праздношатающимися  обывателями, представлялись неким оазисом в пустыне, к которому  стремятся бесконечные жаждущие. Никто подолгу не стоял на одном месте:  людская масса постоянно перемещалась, передвигалась, невнятно гомонила,  временами оглашая то смехом, то ругательствами, то криками радости, от  приобретения желаемого, спокойную городскую округу. Здесь торговали  всем, и никто не уходил без покупки: будь то мелочь, в виде пряжки для  ремня, или гладкая и справная корова. Куры и гуси, посаженные  новыми хозяевами в плетёные ивовые клетки, возмущёнными голосами  прощались с птичьими родичами. Медленно и обречённо брели купленные  свиньи, следуя на городскую скотобойню, из под покрасневших от пыли век  поглядывая на блеющих овец, ведомых в том же направлении.

Изборск на пороге:

Звуки пастушьей свирели придали бодрости начавшемуся утру, маленькими звоночками-колокольчиками теребя окрестности, ещё не до конца освободившиеся от сна. Отрок Ратша гнал стадо в луга, отведённые для выпаса, а оно, послушное зову свирели, степенно следовало за подростком. Дорога круто шла вниз, замедляя движение мальца и скотины. А позади, на высоком остроконечном озёрном мысе, на месте, в Рюриковы времена, получившем название Труворово городище, теперь возвышалась крепость с высокими бревенчатыми стенами и множеством башен, глазами-бойницами надзиравшими за спокойствием близлежащих земель и границей с коварными немцами.

С севера и запада город прикрывали глубокие овраги с обрывистыми склонами, к востоку лежало Городищенское озеро, а с южной стороны предыдущие поколения жителей вырыли ров с земляным валом, поверх которого шли надёжные стены сегодняшней крепости. Одни ворота вели к посаду, а другие — к пристани и торгу на берегу Городищенского озера, которое рекой соединялось с Чудским, имеющим речной выход к морю. Подземный ход соединял крепость с подножием озерного мыса. Пограничный город всегда жил тревожным ожиданием очередного нашествия алчных и завистливых соседей - с запада или востока. Последнее, случившееся семь лет назад, запомнилось большой резнёй, смертным боем горожан, ограблением и полонением многих, большим уроном от юрьевских немцев. Уже шестой год, как с ними стоял договорной мир, и людям на этой стороне хотелось верить в его надёжность и постоянство.

А за ним будут Псков, Новгород, Переяславль-Залесский, Тёсов, Порхов и Псков с Полоцком, Оденпе с Дортмундом - каждый широко раскрытыми глазами моих героев. Думаю, не стоит донимать вас цитатами, всё это вы найдёте здесь: https://author.today/work/158556

Дух петешествий ярче всех и глубже всех посещает скандинавов, обладающих извечной мечтой вырваться, наконец, из холодных обьятий своей родины и двинуть на мировой простор - за солнцем, морем, небом, извечным теплом и буйной зелёной растительностью (мир посмотреть и себя показать, как всё это знакомо и близко русскому человеку), потому и локации они описывают с заметной любовью и восхищением (очень подробно и детально - самим не забыть и другими рассказать), а потребность путеществий генетически вплетается в их души и разум. Но здесь и сегодня я не буду об этом говорить - блог получится безразмерным и нечитабельным. Оставлю на ближайшее будущее.