Жестокость

***

Чарли очнулся оттого, что у него дико ломило все  кости. Он снова ощущал своё тело, чувствовал, как вся его кожа  покрывается зябкими пупырышками во влажном ледяном стоячем воздухе, но у  него никак не получалось пошевелить даже пальцем: странно твёрдая  поверхность, на которой он лежал, удерживала его, словно магнит — кусок  железа.

— Он готов, кобэсими, — произнёс негромкий глуховатый женский голос у него над головой.

Чарли  с трудом разлепил склеенные непонятной мерзкой слизью веки и резко  ощутил острый, горький, какой-то перечный запах, опускающийся на его  лицо. Он увидел над собой высокую женщину в тяжёлом тёмном платье,  отороченном по краям словно чёрным птичьим пухом. В густых распущенных  волосах женщины змеились сверкающие зелёные ленты, концы которых, свитые  вместе, походили на острые шипы.

— Где я... — прохрипел Чарли,  поднимая глаза к далёкому сводчатому арочному потолку, из щелей в  котором лился мёртвенный изумрудно-белый свет.

Он лежал  обнажённый, раскинув руки, на гигантской, покрытой холодным склизким  налётом платформе, покачивающейся в воздухе меж камней. Чарли с трудом  повернул голову и сумел разглядеть, что находится в центре маленького  скалистого островка посреди огромного чёрного болота, словно  наполненного мазутом, и что на поверхности этого болота медленно  лопаются, распространяя запах серного дыма, гигантские, жирно  поблёскивающие фиолетовые пузыри. Чарли сделал ещё один глубокий вдох и  тут же сглотнул, ощущая, как на него внезапно наваливается почти что  непреодолимая тошнота.

— Ты так хотел увидеть всё своими глазами,  что было бы страшно несправедливо с нашей стороны и дальше оставлять  тебя без сознания, как ты думаешь? — услышал Чарли смутно знакомый голос  позади себя, тут же подхваченный эхом. — Готов послужить великой цели?

Блондин  и медноволосый — Чарли узнал их обоих, потому что они ничуть не  изменились, в отличие от всего того, что окружало его сейчас, — подошли к  нему ближе. За их спинами в колышущейся полумгле постепенно проявлялись  неясные силуэты скальной гряды, напоминавшие волны неподвижно застывшей  чёрной смолы, сверху донизу усеянные полупрозрачными то ли камнями, то  ли кладками чьих-то яиц. Эти кладки пульсировали, мерцали в зеленоватых  сумерках тусклым опаловым светом и отбрасывали мутные блики на  поверхность вязкой дрожащей жижи вокруг, а между двумя особенно крупными  скалами виднелся грот с тёмным ворончатым жерлом, из которого тянуло  гнилью и чем-то смутно химическим.

И из глубины этого жерла  медленно выползали, собираясь в пучки, тонкие светящихся розовые нити  изломанных очертаний, похожие на неимоверно длинные лапы какого-то  насекомого.

— Что... что эт-то такое... — сипло выговорил Чарли,  не отрывая глаз от подползающих к нему всё ближе постепенно багровеющих  жил-щупалец.

— Знаешь, смертный... среди множества бессмысленных  легенд, которые в разные времена сочинял себе ваш народ, существовала  одна такая, — произнёс стоящий над ним рослый мужчина с по-восточному  узкими глазами и длинной чёрной косой, перехваченной высоко на затылке  толстым кожаным шнуром. — Очень давно один охотник из народа  анишинаа́бе, живший в долине реки Оттава, возмечтал о подлинном  познании. Этот человек вечно голодал, потому что охота уже давно не  услаждала его, и его не могла больше напитать даже самая сытная  человеческая пища... и он хотел большего. И вот однажды, когда изнурение  его достигло предела и сделалось невыносимым, этот охотник отправился в  лес, чтобы отдать себя тому, кто войдёт в него, и просил его: помоги  мне насытиться...

Мужчина положил ладонь ему на грудь и погладил пальцами другой руки рукоять короткого меча, заткнутого за широкий тканый пояс:

— Но ему было сказано тогда: ты никогда не насытишься...

Хищно  подрагивающие концы алеющих в полутьме нитей наконец дотянулись до  Чарли, прикоснулись к его лицу, векам, раковинам ушей, словно бы изучая.  Потом острые кончики щупов прошлись по груди, оставляя процарапанные  краснеющие следы, словно от иглы, и вдруг, плавно вспыхнув, свились в  одно тонкое, почти невидимое на конце остриё и прокололи ему солнечное  сплетение. Чарли пронзительно закричал на одной долгой высокой ноте. Ему  почудилось, что кости будто высасывает из тела, оставляя на месте этого  тела... какой-то тюфяк, студенистую медузу, распластанную на мёрзлом  склизком камне...

Тонкие щупальца тащили его вверх, безжалостно  выдирая из кожи, словно улитку, вытягиваемую из раковины, в которую она  вросла. Чарли с ужасом ощутил, как мучительно рвётся на части что-то, до  сих пор — всегда, изначально, вечно — бывшее единым. Дикая, нестерпимая  боль обжигающим потоком хлынула в трахею, и его вопли на мгновение  оборвались каким-то сдавленным бульканьем. Из открытого рта потекла  кровь. Стоящая над Чарли женщина протянула руку и медленно провела  тонкими пальцами по его перекошенным губам, не отрывая жадных  рубиново-рдяных глаз от искажённого гримасой лица.

Захлёбываясь  истошным, отчаянным воем, Чарли внезапно понял, что его зрение будто  раздвоилось. Он ещё видел всё вокруг себя: чёрные скалы, скалистые  своды, четыре расплывающихся лица с вглядывающимися в него светящимися  алыми глазами. И одновременно с этим он видел собственное тело,  распластанное на камне, и стоящие вокруг него неподвижные фигуры. Видел,  как это тело, пронизанное розовыми лучами, корчится и пытается  оторваться от скользкой плиты, видел свои разметавшиеся по камню,  склеившиеся от слизи волосы, видел, как распахивается рот, и слышал свой  захлёбывающийся голос:

— Не на-а-адо!!

И тут бесконечные  кладки странных яиц на скалах внезапно осветились ярким лиловатым светом  и вдруг раскололись, и оттуда хлынули, собираясь в чёрные шевелящиеся  потоки, стаи жутких тварей, похожих то ли на огромных мокриц, то ли на  скорпионов. Несметные количества каких-то жуков, муравьёв, сколопендр  лавинами поползли вниз по стенам.

Чарли сумел ещё увидеть сверху,  как медноволосый мужчина, улыбаясь и больше уже не глядя на каменную  платформу, приседает на корточки и опускает ладони в эту чёрную  копошащуюся массу — так люди опускают руки в бегущую проточную воду.  Какая-то длинная блестящая гусеница взбежала по его плечу к шее и тут же  опять соскользнула вниз. Другая волосатая многоножка, перебирая тонкими  суставчатыми конечностями, взобралась рыжему на горло и обвилась вокруг  него, словно колье. И остальные трое тоже подставили руки под блестящие  подвижные живые струи, и вокруг запястий у всех четверых одновременно  вспыхнули и засветились яркие пурпурно-красные кольца.

— Не-е-е-ет!!!

Полчища  чёрных многоногих тварей накрыли его тело, вгрызаясь в кожу, облепили  лицо, и Чарли разглядел, уже только сверху, — потому что глаза того,  внизу, не видели уже больше ничего, — как тело под ним оплывает, словно  свечной огарок, меняя форму. Силуэт, всё меньше напоминающий  человеческий, удлинялся, делался полупрозрачным, невероятно костистым, с  вытянутыми до земли тощими лапами, с широкими как лопаты ладонями, со  сросшимися пальцами. Из туловища, совершенно лысого, в редких пятнах  белой свалявшейся шерсти, вырастала крупная голова без ушей и носа, с  безгубым ртом, с бритвенно-острыми зубами и крошечными, словно  булавочные головки, глазами, с ветвящимися, как у оленя, рогами...

— Я не хочу!!! Я не хо-о...

А потом извивающийся чёрный рой хлынул в его разорванный криком рот.