Тема иллюзий

Флешмоб Я.Эм https://author.today/post/415111

Отрывки из фентезийного детектива "Заключительный"

Теперь Антон остался один.

На несколько секунд он растворился в уверенности, что все ж таки сошел с ума, и все это грезы, и, стало быть, делать ничего не надо теперь. Потом, по прошествии ничтожно малого времени, потому как не оставляло ощущение, что больше нельзя себе позволить, он покинул ни к чему не обязывающее абстрактное пространство, «ни во что это не верея». Тот раз был заключительным, более никогда Антон не пытался сбежать от собственной реальности.

Еще совсем недавно, часы прошли, он счел было, что остался один на один с тем, что творилось с его миром. И потом оказалось, что один он тогда не был. Дорат некоторое время наблюдал за ним и подталкивал к некоторым действиям. Потом ненадолго довелось пообщаться с Аэнором. Теперь разум и того и другого скрыт был от Антона. Да так, что в пору поверить, что и навсегда.

Зато теперь Антон знал и о себе, и о мире много всякого, чего недавно не знал.

— Очередные иллюзии… — заверил он себя и окружающее пространство.

«Очередной этап», — прошелестело у него в мыслях.

«Далее очередной шаг, и тебе он уже понятен», — вот это уже было воспоминание.

...

Он нашел сознание своего отца. Оно все еще пребывало в состоянии «комы», как условно определил Антон. Поглубже, чем было у Аэнора поначалу. Значительно. У короля разум был как будто бы на грани пробуждения уже с самого начала. И даже порой мелькало хоть и частичное виденье реальности. А здесь все выглядело скорее хаотично, чем упорядоченно под какой-либо мир. И хотя Антон понимал уже, что это чревато, остановить и даже «пожурить» вроде как было некому. Ни за отца, ни за себя страха не возникло, и ничто другое не остановило его.

Из нагромождения снов и воспоминаний Леонида Степановича сложился не вполне реалистичный ряд образов.

Черный плащ, пронизанный темно-синими волнами света, который скорее напоминал о тьме, развивается в порывах ветра. Кто-то, чье лицо скрывает капюшон этого плаща, предлагает могущество снова и снова. Этот образ весьма изменчив. То он становится плоским, как в старом-престаром мультфильме на экране первых телевизоров, то надвигается, обволакивает и захватывает сознание; и вот уже капюшон плаща колышется возле твоего собственного лица. Ты предлагаешь, или тебе предлагают? А если ты, то кому?

— Лариса… Ты же сказала, что больше не можешь… — Леонид Степанович, испытывая напополам восторг и отчаянье, обнимает жену, сообщившую о том, что она вновь беременна.

— Ну ты же говорил, что это было бы чудесно…— смеется она. Несколько нервно, и он обнимает ее чуть крепче, прижимая к себе так, чтобы не вздумала поднять голову и заглянуть ему в лицо. И чтобы не увидела и не узнала, что он одинаково зол и счастлив получить шанс на могущество или хотя бы возможность отчасти распорядится им…

Следующий образ выглядел для Антона забавным. В пушистом розовом облаке, как будто в чем-то липком, крутился мужчина совершенно неопределенных лет. Затем он перестал крутится-вертеться и представился весьма серьезным тоном:

— Дорат, верховный маг мира Олар. Это я.

А на фоне этого образа мать Антона, Лариса Сергеевна, азартно повествовала о том, как завтра они будут отмечать семилетие «Антошки». Она выглядела совсем молоденькой, непривычно веселой и еще более непривычно уверенной в себе. И счастливой.

Следующая череда образов напоминала моментную смену декораций на одной и той же сцене. От сдержанных до мрачных тонов. И только голоса звучали во множестве. Людей или кого-то вроде не наблюдалось.

...

Огонь, пронизывающий пространство, отозвался огню, сотворенному его мыслью или призванному из ткани памяти, хранимой кровью его и сутью мага в нем? Или еще как-то, но вокруг его ладоней заплясало на вид настоящее пламя, посекундно обжигающее кожу жаром и холодом. Амплитуда ощущений нарастала, и в какой-то момент он сорвался. Вот он вроде бы был готов терпеть это, а в следующий миг закричал и замахал руками, пытаясь стряхнуть с них огонь. От ужаса и отчаянья он просто не мог сделать ничего из того, что знал вроде бы. Становилось все больнее, он едва не потерял сознание. Очухался и осознал, что стоит, прижавшись всем телом к стене башни, которая поглотила огонь с его рук, и теперь там, где ее касались его руки, остались белые следы на черном камне. По его коже бегали радужные блики. Чувствительность вместе с болью стала возвращаться, слезы крупными каплями бежали у него из глаз. А потом боль стала уходить. Разум его фиксировал мельтешение и гул в пространстве вокруг, но сознание Антона отказывалось слышать то, что кто-то старался донести до него посредством их. Он уже почти различал голос, слова. Но когда он смог-таки заставить себя сознательно обратить на это внимание, все вроде бы стихло.

Он не осознано усмехнулся. Очередная иллюзия развеялась только что. Иллюзия, что достаточно знать, чтобы уметь. Аэнор и Дорат предупреждали, что с этим следует по возможности повременить, и что, даже если он сумеет освоить движение огня, это не значит, что сможет при случае остановить пламя Алеранты. Но он полагал, что раз у него такая уж особенная магия, они просто не понимают…

— Как, я велик и могуч? — чуть ли не с ненавистью спросил он неведомо кого и успокоился. Так и не услышав ни согласия, ни возражений.

...

— Будем творить иллюзию.

Фраза ему не понравилась, и Антон сказал иначе.

— Сделаем эту крышу такой, чтобы гостям отсюда уходить не хотелось.