Lost in... Или Робинзон Крузо в поисках утраченного времени- о романе Евгения Водолазкина "Авиатор"

(О романе Евгения Водолазкина "Авиатор" (2016))

«Ничего, что мы чужие... Вы рисуйте!
Я потом, что непонятно, объясню». (С)

«Всегда найдется тот, чей обзор достаточно широк», загадочно говорится в самом начале... Пока не слишком понятно, о чем это — это станет очевидно лишь ближе к финалу романа.
А затем, абзац за абзацем, разворачиваются перед читателем картины обретения человеком своих до поры до времени схороненных где-то воспоминаний. Обретения по крупицам, по устойчивым словесным оборотам, по не слишком узнанным пока всплывающим из памяти лицам, не обретшим  до поры до времени своего имени.

Россию он идентифицирует, увидев  себя в церкви, а за окном - заснеженную страну. И имхо само это сочетание - чрезвычайно русское:

«Церковь – большая радость, особенно в детстве. Маленький, значит, держусь за юбку матери... И вот так я парю себе в церкви, проплываю над священником, машущим кадилом, – сквозь ароматный дым. Над хором – сквозь его песнопения (замедленные взмахи регента и его же гримасы на высоких нотах). Над старухой свечницею и заполнившим храм (обтекая столпы) народом, вдоль окон, за которыми заснеженная страна. Россия?»

Потом еще точнее находит свои воспоминания в пространстве - на сей раз по шпилю и реке.
Не могу удержаться, чтобы не процитировать это метафорическое описание движения трамвая:

«Вспоминаю. Трамвайные рельсы на замерзшей реке. Электрический трамвайчик, пробивающийся от одного берега к другому, лавки вдоль окон... Вагоновожатый сосредоточен, он последний, кто потеряет надежду. Кондуктор тоже крепок духом, но не забывает взбадривать себя глотками из фляжки, ибо мороз и лунный этот пейзаж обескуражат любого, кондуктор же должен оставаться бодрым. Продает билеты по пять копеек, отрывает их заледеневшими пальцами. Под ним десять саженей воды, по бокам метель, но хрупкий его ковчег, желтый огонек на льду, стремится к своей цели – огромному, теряющемуся во мраке шпилю. Я узнаю этот шпиль и эту реку. Теперь я знаю, в каком городе жил.»

И вот постепенно вспоминающий обретает себя, ощупывает - сначала в пространстве, потом - во времени. А главное — по крупицам восстанавливает картины идиллической русской жизни, навеки утраченной и сохранившейся лишь в воспоминания тех, кто, как он, еще жив, или... запечатленными на бумаге теми, кто успел-таки записать.

Я пытаюсь приблизиться к прошлому разными путями, чтобы понять, что оно такое. Что-то отдельное от меня или проживаемое мной до сих пор?

Памятуя о названии романа, я боялась, что это окажется текст про будни какого-то выдающегося конструктора типа Королева, но мои опасения не подтвердились.

Вообще когда читатель пытается понять, почему книга названа так или иначе, то у него в сознании происходит удивительный вид сканирования текста...
Конечно, тема авиатора (модное, а порой и опасное занятие для 1910-ых годов) перекликается с одноименным стихотворением Александра Блока (1912).
Но вот, наконец, в тексте обнаруживается фрагмент  об обзоре картины с высоты, проливающий свет на загадочную фразу о "ширине обзора" в самом начале, а заодно - и на название романа:

Однажды в Сиверской я видел, как с плохо выкошенного поля взлетал аэроплан. Набирая разбег, авиатор объезжал выбоины, подпрыгивал на кочках и внезапно – о, радость! – оказался в воздухе. Глядя, как судорожно перемещается по полю машина, никто полета, откровенно говоря, не ожидал. А авиатор – взлетел. И не было для него больше ни кочковатого поля, ни смеющихся зрителей – предстали небо в разметавшихся по нему облаках и пестрая, словно лоскутная, земля под крыльями.

Герой романа идентифицирует себя с Робинзоном Крузо — персонажем своего любимого в детстве романа... Кстати, той самой книги, которую читала ему бабушка, когда он болел, слушая ее сквозь сюр своей горячки - трудно вообразить себе нечто более идиллическое.
Все верно: он сейчас - Робинзон Крузо, ведь он остался совершенно один, он отрезан от того мира, частью которого он был, и он лишен возможности построить лодку, чтобы добраться на ней до Большой Земли.

Значит, только и остается, что вспоминать и пытаться записать как можно больше своих воспоминаний.

Нет смысла писать о каких-то крупных событиях... Описания должны касаться чего-то такого, что не занимает места в истории, но остается в сердце навсегда.

(Роман я прочитала в январе 2021 года, а через два года повела семью на одноименный спектакль в театре "Школа современной пьесы")