"Двенадцать стульев", полная версия

Приходит, значица, Ляпис в редакцию «Станка»... Ляпис – он вот какой:

Для экономии экранного времени Леонид Иович Гайдай скрестил Ляписа с Изнурёнковым, а оказавшийся лишним стул забросил в кабинет главреда. В экранизации Гайдая, как и в книге Ильфа и Петрова стульев – ровно двенадцать, не считая второй дюжины инженера Брунса. Сам подсчитал. 

Что до «Станка», то газеты с таким названием до Войны в Москве не было. Имеется в виду газета «Гудок», с которой охотно и много сотрудничали Ильф и Петров – так что обстановка в Доме Народов описана ими со знанием дела. 

Короче, приходит Ляпис в редакцию «Станка», просит дать взаймы. Денег за очередного «Гаврилу» пообещали, но так и не дали, а жить на что-то надо. А тут ещё случилось с бедным Ляписом происшествие – какие-то мерзавцы залезли к нему в комнату и распороли недавно купленный на аукционе стул. 

Сразу возникает вопрос: как залезли? Москвичи, как мы помним, стеснены жилищным кризисом, все живут в коммуналках. Ляпис живёт в коммуналке, Эллочка-людоедка живёт в коммуналке – как бы не пыжилась перещеголять заокеанскую мисс миллионершу. Выглядела довоенная коммунальная квартира примерно так:

И, как будто этого мало, в соседях у Ляписа – татары. Татары сами по себе – народ шумный, а эти – особенно: накануне они прямо в комнату приволокли живую лошадь. Скандал был, с милицией. Но, с другой стороны Остап Бендер – это Остап Бендер, он и деньги сделает буквально из воздуха, и куда угодно пролезет. Вспомним, как спасая инженера Щукина, он открыл дверной замок кончиком ногтя. Замочки тогда, по всей видимости, были хлипкие, без пружин – почему бы и нет. Опять же, квартира коммунальная, большая, шумная, двери весь день открыты... Зашёл человек и зашёл. Значит, так надо. И вообще, мало ли к кому он зашёл. 

Жалуется, короче, эдаким образом Ляпис на жизнь. Вдруг распахивается дверь кабинета, вываливается злой-презлой главред:

– Кто тут вякал про стул? 

Оказывается, незадолго до того кто-то залез в кабинет главного редактора «Станка», открыв дверь уже известным нам способом – кончиком ногтя. Распорол обивку стула, после чего ушёл через окно.

– Самое интересное, что это – не ограбление! – продолжает жаловаться главред. – Три рубля на столе лежали – не тронули. А стул распотрошили. 

И тут возвращается с задания репортёр Персидский. Персидский, как мы помним, вёл в «Станке» рубрику городских происшествий. Именно он написал заметку: «Попал под лошадь О.Бендер. Пострадавший отделался лёгким испугом». Вот каков репортёр Персидский из себя: 

Появляется, короче, репортёр Персидский и рассказывает очередное, непонятно-загадочное городское происшествие. Оказывается, этой ночью двое неизвестных залезли в театр Колумба. Как мы все понимаем, старорежимный «предводитель команчей» Киса на подобные дела неспособен. Поэтому Остап благоразумно оставил его снаружи – стоять на стрёме, или, как выразился он сам, «стоять на цинке». А в театр Колумба полез сам. 

Как все мы помним, Киса – дурак преизрядный. Поэтому, услышав: «стоять на цинке», простодушно решил, что речь идёт о чём-то военном – и встал навытяжку около открытого Остапом окна. Тем временем вокруг театра Колумба шёл обходом ночной сторож. Видит – стоит около раскрытого окна какой-то престарелый хмырь. Рысью добежал до ближайшего телефона и позвонил в милицию. Вылезающий со стульями Остап едва не угодил прямо в лапы приехавшего по вызову наряда. Так и пришлось концессионерам, бросив стулья, изо всех сил делать ноги. После Остап устроил в очередной раз проштрафившемуся Кисе преизрядную выволочку. Ну, а потом концессионерам пришлось, под видом художников пробираться на пароход «Скрябин», и тащиться за стульями по всему Северному Кавказу. 

К чести сотрудников «Станка»: в чём тут фокус, они сообразили мгновенно. Могла бы получиться ещё одна сюжетная линия, наряду с Остапом-Кисой и отцом Фёдором. Тем более, что Остап и Персидский встретятся ещё дважды: на пароходе «Скрябин» и на Военно-Грузинской дороге, когда редакция «Станка» в полном составе путешествовала на выигранных по облигации автомобилях, а Остап с Кисой выпрашивали у них милостыню. Вот как это было: 

Более того: Персидский Остапа узнал:

– Вы художник со «Скрябина»?

Вместо этого трое газетчиков, включая Ляписа, садятся писать оперу. Ничего смешного: в те времена не знали жанр «мюзикл», поэтому вместо мюзиклов были оперы. Садятся они, короче, писать оперу про то, как некий немецкий профессор спрятал в стуле (!) формулу чудо-оружия («Wonderwaffe»), за которой охотятся иностранные агенты – и которую в итоге нашёл и сберёг простой русский парень Гаврила. Ляпис в своём репертуаре – где он, там непременно Гаврила. 

Сложно сказать, насколько такая версия «Двенадцати стульев» имеет право на существование. Опубликовали её не Ильф с Петровым, а уже в наши дни собрали из рукописный черновиков и журнальных вариантов. В результате книга сделалась толще ровно на треть, главы стали вдовое больше, а их количество – вдвое меньше. В книге имеет место двойное количество глав и их двойная нумерация – согласно каноническому варианту и согласно восстановленному. 

Разумеется, что-то авторов заставила убрать советская цензура, «жестокосердие которой общеизвестно». Но, очень может быть, от чего-то авторы отказались сами – заумь, пачкотня, усложняет и утяжеляет сюжет. Так, совершенно лишними кажутся две главы, описывающие жизнь Кисы до 1917 года.

Интересно, что в «Золотом телёнке» вставок такого рода практически нет, если не считать некоторых незначительных. Остап пишет Зосе телеграмму, вызывает коридорного и прости отправить немедленно. Дело происходит глубокой ночью, куда-то там тащиться коридорному откровенно лень – поэтому, прочтя телеграмму, коридорный решает:

– Ничего срочного, отправлю утром. 

Чтобы было не так обидно, авторы восстановленной версии добавили альтернативную тридцать четвёртую главу. Согласно первоначальному замыслу Ильфа и Петрова в «Золотом телёнке» было на одну главу меньше и заканчивался он иначе – без ограбления Остапа Бендера на румынском берегу Днепра румынскими же пограничниками. И включили в книгу черновик – который, как и положено черновику, всегда хуже чистовика, и из которого следует, что действие «Золотого телёнка» происходит ни где-нибудь, а в Одессе.

Мы первоначально думали, что Черноморск – это Новороссийск. При царе в России не было города Черноморска – зато существовала Черноморская губерния, находившаяся к югу от Области Кубанского казачьего Войска, со столицей именно в Новороссийске. Да и окончания названий обоих городов: «Черноморск» – «Новороссийск». Однако в рукописи чёрным по белому (вернее, чёрным по серому, в электронной читалке) сказано: «Одесса».

Что, кстати говоря, верно. Новороссийск – город строгий, серьёзный, флотский, военный – и никогда не был «вольным городом», на наши деньги – «свободной экономической зоной». Зато Одесса таковым была. Некий дотошный исследователь установил, что именно здесь работал на таможне Чичиков из «Мёртвых душ». В своё время история с баранами, носившими контрабанду под двойными тулупчиками, наделала много шуму. 

А вот чего действительно жалко – к полной версии «Двенадцати стульев» приложили очень интересный комментарий. Из комментария следует, что всю контрабанду и в самом деле делают в Одессе – но не на Дерибасовской, как в фильме у Гайдая, а именно на Малой Арнаутской улице, на которой в те времена находились лавочки и мастерские, в которых изготовляли и сбывали как контрабандный, так и контрафактный товар. И что Остап Бендер появился в Старгороде, едва освободившись после отсидки – но при этом вовсе не считает себя уголовником

Зато к «Золотому телёнку» такого комментария нет. Жалко – ведь о «Золотом телёнке» тоже можно было бы рассказать немало интересного.