Эротическое целомудрие

А поддержу-ка я флешмоб от Ланы Павловой, потому что почему бы и нет.

В цикле «Сферотехник» в целом подробностей личной жизни не особо много на общем фоне — героям вечно некогда, надо бегать, стрелять, бить морды, а ещё лечить тех, кто добегался и дострелялся и вообще я писала боевик. Но романтические отношения там есть, и хотя главный герой запирается даже от автора, можно подглядеть кое за кем ещё  

Когда Элджиас встал напротив и взял её за руки, она попыталась вырваться – но не смогла.

– Ты не права, – повторил он. – С тобой случилось много плохого, но это не значит, что ты сама – плохой человек.

– Только… не смей.. меня… жалеть…

Она снова всхлипнула и зажмурилась.

– Жалость в твоём случае была бы унижением. Нет, я не жалею. Я восхищаюсь.

Что на это ответить, она не знала. Но он и не ждал ответа, а говорил сам – о молодом деревце, которое сломала чужая злая рука, о том, что оно могло погибнуть, засохнуть, но нашло в себе силы жить и даже растить новые листья. Нельзя требовать от него плодов, но нужно выправить и перевязать ствол, поставить опоры, помочь зарастить рану – и следующей весной оно обязательно расцветёт.

– Я вижу твой рост. Тебе сейчас тяжело и больно, но это правильная боль, и она говорит о заживлении. Листья обязательно вырастут, и цветы распустятся, это будет очень красиво. Это и сейчас красиво. Ты сильная. Ты живая. В тебе есть свет.

Кариса снова всхлипнула, подалась вперёд, почти желая, чтобы он отстранился – но он мягко обнял её за плечи и позволил прижаться щекой к плечу.

– Я не хотела, – пробормотала она. – Не хотела… Он ведь так её любит… Меня никто… никогда… а я… не справилась… сорвалась…

Он гладил её по спине, а она плакала, уже не сдерживаясь, и пыталась говорить – о разговоре с Ильнаром, о видениях, о единственной подруге, которую она тоже обидела, и ведь у неё никого нет, совсем никого… Он молчал и слушал, и она снова не чувствовала его эмоций, только привычное доброжелательное сочувствие, и конечно, он будет её утешать, и слушать будет, он ведь сам вывел её на эту ненужную, болезненную откровенность, заставил сорваться, и почему, ну почему она ему это позволяет?..

Это невыносимо.

– Ты мне врёшь, да? Ты ведь… сильный эмпат. Ты можешь имитировать чувства… Я знаю, что можешь. Не ври, пожалуйста. Меня все жалеют… Презирают…

– Я не жалею и не презираю. И врать мне тоже незачем.

Она попыталась отстраниться, чтобы смотреть ему в глаза – тёмные глаза, в которых дрожали огоньки.

– А если бы я попыталась соблазнить тебя, что бы ты сделал?

Он издал короткий смешок – а потом опустил руки и шагнул назад, и тёплые ладони перестали касаться спины. Стало холодно.

– Я надеюсь, до этого не дойдёт. Ты моя пациентка, и врачебная этика…

– А теперь сними блок и повтори ещё раз.

– Я не…

– Значит, всё-таки врёшь.

Она отвернулась, обхватила себя руками за плечи, надеясь вернуть тепло. У неё есть сильное успокоительное, если прямо сейчас выпить таблетку, и лечь, и заснуть…

Огоньки снова дробились на радуги на мокрых ресницах, губу она закусила так сильно, что во рту появился привкус крови. Давай, уходи, запирай дверь, а утром можно будет притвориться, что никакого разговора не было…

Тёплые ладони легли на плечи. За огоньками в окне замерли два силуэта, а потом он сделал шаг, и силуэт слился воедино.

– Что ж, если ты настаиваешь… Только помни, что я не хочу тебя обидеть. И, надеюсь, это не помешает нам и дальше держать себя в рамках приличий и спокойно общаться.

Всё внутри болезненно сжалось. Она уже не хотела слышать его слов, знать его чувств, не нужно, пожалуйста…

Он открывался медленно, слой за слоем снимая защиту, и она забывала, как дышать, погружаясь в тёплое золото его чувств. Нежность, забота, восхищение, уважение, робкая надежда – вспыхнула и пропала…

Он… её…

Нет, разве это может быть?..

Кариса медленно стянула с запястья браслет, уронила его на пол вместе с перстнем. Элджиас на миг замер, она чувствовала его нерешительность и недоверие, а потом нежные пальцы всё-таки коснулись шеи, отвели в сторону волосы, расстегнули цепочку, и от каждого прикосновения по коже бежала волна мурашек. Она подалась назад, прижимаясь лопатками к его груди, обнажённой аурой – к его ауре, и она не сможет это вынести, она сейчас задохнётся, утонет в этой нежности…

– Возвращаясь к твоему вопросу… – хрипло шепнул он. – Если ты всё-таки попытаешься меня соблазнить… Не уверен, что смогу сопротивляться. Так что, возможно, будет лучше…

Она обернулась, чтобы смотреть, как его аура сияет золотом и бирюзой. Она знала, что сама окутана теми же цветами, и он это видит, и чувствует тот же медленно разгорающийся жар внутри, и серебристые искры вспыхивают и не гаснут, когда она поднимает руку, проводит кончиками пальцев по его щеке, касается губ, и по энергетическим меридианам проходит дрожь, и они ведь уже вошли в полный резонанс…

– Значит, я – деревце?

– Прекрасное. И живое.

– Тогда мне нужен… Садовник.

Рамки приличий продержались ещё три секунды – а потом разлетелись вдребезги.

Она – деревце, и чувствует, как движутся соки под тонкой корой. Она – деревце, и когда ласковые ладони касаются повреждённого ствола, боль уходит. Она – деревце, и если он говорит, что цветы распустятся, она будет ему верить, растить листья и баюкать спящий бутон. Пока единственный, но она так хочет подарить ему этот цветок…

Она… рас-пус-ка-ет-ся…

Лепестки, вздрагивающие в ладони. Стон, который невозможно удержать. Мир, замерший на долгое мгновение, солёные капли на коже, хриплое дыхание – одно на двоих…