Как женился Айвазовский

Иван (Ованес) Константинович Айвазовский был известен не только как художник, он прекрасно играл на скрипке и частенько находясь в гостях, развлекал своей музыкой гостей. Скрипку ведь проще взять с собой, нежели несколько картин, пусть даже и не очень больших. 

То время, о котором пойдет наш рассказ, Айвазовский уже сделался уже сверхпопулярным художником, получил дворянство, и его с радостью принимали в любом доме. И, решись он подыскать себе невесту, ему ничего не стоило подыскать себе избранницу среди богатых купеческих дочек или даже среди дворянок, все знают, за талант император может сделать Айвазовского дворянином, нужно только чтобы тот был послушен и делал то, о чем его просят.  

Ивану Константиновичу Айвазовскому не было еще тридцати лет! А он уже богат и весьма известен. Вокруг него кружат неугомонные мамочки, мечтающие пристроить своих юных дочерей. Заранее предчувствуя, что куда бы он не направился, ему непременно будет предложено времяпрепровождение в компании юного создания, которое станет заученно-преданно заглядывать ему в рот и стараться угодить, ему становилось заведомо скучно.

В результате он начал отказываться от приглашения в дома, где заведомо могли поджидать его девушки на выданье. Впрочем, невозможно жить в столице, и ни к кому не ходить. Айвазовский бывает в домах Томилова и Одоевского, заранее узнавал, куда приглашен Глинка или кто-то из общих знакомых, и спешит туда. В Феодосии царили простые нравы, многие из соседей художника были вообще не грамотными, здесь же он посещал театр, выставки, ему нравилось рассуждать об искусстве, или даже просто слушать, что говорят другие.

Как-то в гостях у Одоевского к Айвазовскому подошел друг хозяина дома, и вежливо пригласил Ивана Константиновича посетить его семейство. Среди гостей, обещался быть Глинка, да не просто так, а с новым романсом. Айвазовский обожал музыку Глинки, поэтому с радостью принял приглашение, пообещав непременно зайти.

Как и следовало ожидать, Айвазовского первым делом подвели к миловидным девицам – дочерям хозяина, как было тут же объявлено со значением, будущим художницам, а ныне «разумеется» страстным почитательницам его таланта. Девушки тотчас защебетали вычитанные в газетах банальности относительно показанных на последней выставке картин мариниста.

В это время прибыл Глинка, Айвазовский тотчас вскочил, желая первым приветствовать друга, такое его поведение обидело барышень, благоглупости которых он по неосторожности не дослушал.

Поняв, что Глинка будет готовиться к выступлению, Айвазовский хотел было уже вернуться к своим скучным обязанностям возле дочерей хозяина, как его окружили дамы, желающие непременно выяснить что-то об Италии.

Быстро размяв кисти рук, Глинка сел за фортепьяно и начал наигрывать первую вещь. Тут же все позабыли про разговоры, в гостиную вплыла строгая молодая гувернантка в простом, но изящном черным, немного похожим на испанское, платье. За ней, тщетно стараясь держаться как взрослые, вкатились малыши.

Девушка тут же усадила своих подопечных на заранее приготовленные стульчики в первом ряду, незаметно устроившись в уголке. Тонкая девичья фигурка в черном, еще больше подчеркивающем стройность, темные волосы и большие выразительные глаза незнакомки сразу же обратили на себя внимание Айвазовского, которому уже порядком надоели ужимки и улыбки окружающих его разодетых по последней парижской моде дам. «Ты скоро меня позабудешь», пел Глинка, а Ованес смотрел во все глаза на прекрасную гувернантку понимая, что не сможет сегодня ни поговорить с ней, ни пригласить на танец. Вскоре девушка заметила на себе внимательный взгляд Айвазовского и посмотрела на него. Прямой, открытый взгляд прекрасных глаз задел впечатлительного художника за живое, какое-то время он мог видеть только ее одну. Все, даже прекрасная музыка словно растворились, исчезнув в биение его собственного сердца. Не в силах выдержать открытого взгляда, Ованес первым отвел глаза, но теперь он видел ее повсюду. Образ прекрасной незнакомки словно отпечатался на роговице глаза художника, так что, смотрел ли он в расписанный потолок, на большую вазу или спинку соседского кресла – везде и всюду он видел только ее. 

Когда пришел черед Айвазовскому сыграть для публики, он с готовностью поднялся, принимая принесенную ему хозяином скрипку, пока играет музыка, дети будут находиться в гостиной, а значит, девушка не уйдет, быстро сообразил он. И еще одно, он не мог представиться гувернантке, не ждал, что кто-нибудь догадается познакомить их, но уже то, что прося его исполнить что-то на свое усмотрение, его невольно еще раз представили благородному собранию, вселяло хоть какую-то надежду. Пусть, по крайней мере, она услышит его имя, а уж он потом как-нибудь исхитрится и выяснит, как зовут ее. 

И Айвазовский заиграл, усевшись так, чтобы иметь возможность видеть девушку, и петь только для нее. Ованес пел все с большим и большим вдохновением песни, услышанные в далекой и любимой им Италии. Это были нежные песни любви, и хоть он пел по-итальянски, смысл его слов был понятен.

Когда он закончил его наградили овацией. Дети хлопали стоя и приплясывая на месте. Так же тихо как пришла, гувернантка собрала малышей и неслышно в общем шуме, покинула вместе с ними затянувшийся праздник.

Теперь у Айвазовского была одна цель – познакомиться с девушкой в черном, но это было непросто сделать. В этом доме Иван Константинович был в первый раз, и, наговори он комплиментов хозяину, его непременно пригласили бы еще, но где гарантия, что на следующем вечере появится она?

Будучи среди гостей, он не сможет вдруг отправиться бродить по чужому дому в поисках поразившей его красавицы. Тем не менее, следовало решиться хоть на что-то. В конце вечера он подсел к хозяйке и, похвалив малышей, все же умудрился выяснить имя их гувернантки – девушку, в которую так неожиданно для себя влюбился Айвазовский, звали – Юлия Яковлевна Гревс, англичанка, дочь штабс-доктора, прибывшего некоторое время назад в Россию и до самой своей кончины находящегося на русской службе.

Помогло ли ему это знание? Во всяком случае, уже то, что он знает имя своей любимой доставляло ему немалую радость, заставив сердце биться еще быстрее. Сама Юлия по-прежнему была для него за семью печатями. Можно было конечно попытаться выследить, когда она отправлялась гулять с малышами. Но это значит – стоять и ждать как дураку, пока знакомые или случайные прохожие не узнают его по портрету Тыранова. Приходилось действовать осторожнее. Нужно было не просто встретиться с Юлией, а сделать это так, чтобы все выглядело естественно. Юлия Яковлевна была вынуждена работать, и скомпрометируй ее художник, возможно, ей пришлось бы подыскивать себе другую службу. Почему-то Айвазовский был уверен в том, что тоже понравился своей красавице. 

Поняв, что не сможет назначить встречу Юлии Яковлевне, не попав предварительно в дом, где она работала, Айвазовский припомнил, что на памятном вечере хозяин дома расхваливал художественные способности своих старших дочерей – это было поводом для визита. И вот он уже с деланным вниманием рассматривает художества сестер, хваля их и тут же показывая, как можно исправить, усилить эффект, чтобы картина по настоящему заиграла. Девушки в восторге от красивого внимательного художника, который оказался не таким уж и букой. Первое впечатление обманчиво. Они тотчас влюбились в Ивана Константиновича, поэтому все были в восторге, когда он предложил дать несколько уроков рисования сначала девицам, а затем, заметив походя, что великий Карл Брюллов сызмальства был приучен держать в руках карандаш и краски, усадил за мольберт малышей. Вот тут-то он и увидел во второй раз Юлию, влюбившись в нее еще больше.

Впрочем, толком поговорить не удалось. Обменялись парой малозначительных фраз, но это было только начало. Являясь по заранее оговоренным дням в милое семейство, Айвазовский ждал появление Юлии и она приходила. Помогала малышам, слушала рассуждение Ивана Константиновича об искусстве, о путешествиях в дальние страны. Иногда он задавал ей вопросы, и тогда они на мгновение встречались глазами. Тем не менее, ему не удавалось назначить ей встречу, рассказать о своих чувствах, узнать, как она относится к нему.

Наконец, когда он понял, что топчется на месте, Айвазовский решился на отчаянный шаг – написал Юлии откровенное письмо. Он писал о том, что влюбился в нее с первого взгляда и просил стать его женой. Если она согласна, она должна дать ему знать, и тогда она бросит работу, и они тотчас обвенчаются. В противном случае он не будет искать дальнейших встреч и перестанет посещать сей дом.

Свое послание он незаметно вложил в руку Юлии во время урока, рассчитывая на следующий день получить ответ. Но что, если она ответит отказом? Снова и снова приходить на уроки, дабы хотя бы издали видеть ее? Немыслимо! Тем более после собственного категоричного признания. А если согласится, но не по любви, а потому что устала жить в нищете? Следить за чужими детьми, дело неблагодарное и без сомнения Юлия достойна большего.

Ночь он провел без сна, едва не опоздав на урок, он влетел в комнату, где ждали его ученицы и она… Забыв про все на свете, про свои обязанности, приличия, наконец, художник не скрываясь, сразу же подошел к ожидавшей его Юлии, и услышал долгожданное «Я согласна».

В тот же день, Юлия Гревс покинула службу. На улице возле дома ее ждал в наемном экипаже Айвазовский. Через несколько дней новость о скорой женитьбе прославленного художника облетела все петербургские гостиные. 

Жениться – надо же… то сторонился женского пола, точно робкий монашек, а теперь вдруг вот так по-гусарски, влюбился и сразу же церковь. На ком? На какой-то гувернантке? Да не может такого быть! Вранье и клевета, поклеп, за который мало на дуэль вызвать. Это же надо – чтобы художника лично знакомого с папой Римским, с королем Неаполя, да мало ли с кем еще, вот так вдруг обвиняли в связи с черт знает кем! Ну, ничего, днями Иван Константинович объявится у знакомых, тогда сам и все и опровергнет.

Вскоре Айвазовский действительно показался в салоне княгини Одоевской, где сообщил о женитьбе на похитившей его сердце Юлии Гревс.

Айвазовский был счастлив, откровенно посмеиваясь над шумом поднятым в обществе его скороспелой женитьбой. Ему было забавно раскланиваться с теми, чьи надежды он не оправдал, но вскоре отношение к нему в свете изменилось не в лучшую сторону. Там, где еще вчера его принимали с распростертыми объятиями, нынче он встречал прохладный прием, какие-то двери оказались и вовсе закрытыми для художника.

И это можно понять, ему – человеку неблагородного происхождения выпал редкий шанс выбрать себе жену из общества, породнившись с какой-нибудь известной дворянской фамилией, он же предпочел найти себе такую же плебейку как и он сам. Да еще теперь, по всей видимости, пожелает водить ее с собой на приемы, надеясь на то, что бывшую гувернантку посадят пить чай с княжеской гостиной, рассуждая на темы недоступные людям низкого происхождения. Зачем только было жаловать такому человеку дворянство? К чему, если предел его мечтаний – миловидная служанка без гроша в кармане?! 

Что же, Айвазовский всегда писал на вдохновении, был легок на ногу и готов пуститься в новое путешествие или авантюру. Он горяч, порывист и своеволен: Вот как охарактеризовал Айвазовского его внук Александр Айвазовский[1]: «Непокорный, властный, независимый он, при умелом обращении с ним, мог быть очень и очень послушным. Но, чтобы разобраться в нем, надо было хорошо его знать». Безусловно, ценный совет. Но только вопрос – а кто его хорошо знает на тот момент времени о котором мы повествуем? Казначеев (губернатор Феодосии взявший на воспитание юного Ованеса)? – Возможно, но он в Крыму, Штемберг (художник) – умер в Италии. Иван Константинович обожал Глинку и тот всегда хорошо относился к Айвазовскому, но можно ли назвать их близкими людьми? Кто вообще близок к художнику, ведущему полу-монашеский образ жизни? Слуги, квартирные хозяева, владельцы обеденных заведение? – даже если так, кто, пардон, будет их спрашивать?

Вот и получается, что настоящий Айвазовский – это его бури, его солнце, его штиль и его воздух. Он легкий, резкий, страстный, обидчивый, он ураган весело и жестоко играющий со шхуной, он легкий пронизанный поэзией ветер над Петербургом, он лунная дорожка на теплой воде, в которой так хочется раствориться. Он мальчик, от избытка чувств малюющий на стенах домов корабли и солдат, юноша потерявший счет времени на берегу… мужчина долгие годы бегущий от любви и женившийся по первому требованию сердца.

Те, кто не поняли, что Айвазовский все время рисует только себя, не поняли о нем ровным счетом ничего.

Вот и теперь, он мог годами жить бобылем, наблюдая, как опытные охотницы ставят на него сети. Он ждал, приучая тело двигаться на мягких кошачьих лапах, глаза не излучать бушующий в них пламень, чтобы однажды заметив ту, которая ему действительно необходима, даже не как вода, еще острее – как воздух, броситься в любовь, как должно быть не раз кидался в объятия моря.

И вот юная и прекрасная точно черный лебедь, Юлия призналась, что тоже любит его. А что еще имеет значение? 

Радуются за Айвазовского только его собратья по искусству – художники, поэты, музыканты. Поняв, что больше не может оставаться в столице, художник забирает невесту и они уезжают в Феодосию, где празднуют пышную свадьбу. «Женился 15 августа 1848 года на Джулии, дочери Якова Гревса, англичанина-лютеранина, однако венчался в армянской церкви и с условием, что дети мои от этого брака тоже будут крещены в армянской святой купели», – сообщает Айвазовский Эчмиадзинскому Синоду[2].

После венчания молодые и их многочисленные гости направились в Шейх-Мамай – недавно приобретенное имение Айвазовского, их ожидал свадебный пир. Празднично-украшенные экипажи тихо двигались через лес, когда дорогу им преградил отряд наездников-джигитов. Это были разбойники Алим Азамат-оглу, больше известного как Алимка-разбойник. Гости были напуганы, а статный Алим распахнул дверцуэкипажа молодых и изящно поклонившись, положил на колени Юлии расшитый золотом платок. После чего атаман и его банда с криками и гиканьем покинули свадебный кортеж, не препятствуя им более.

Праздновать свадьбу своего любимого художника в Феодосийскую бухту вошла севастопольская эскадра – шесть кораблей! Молодые шли по коврам из живых цветов, целый день и даже ночью играли музыканты, и проходило выступление танцоров со всего Крыма. Днем перед гостями выступили джигиты-наездники, которые дотемна состязались между собой,  а ночью с ярко освещенных кораблей производились выстрелы, и гремела музыка. «Теперь я спешу сказать вам о моем счастье. Правда, я женился, как истинный артист, то есть влюбился, как никогда. В две недели все было кончено. Теперь … говорю вам, что я счастлив так, что не мог представить и половины этого. Лучшие мои картины те, которые написаны по вдохновению, так, как я женился». – Писал Айвазовский.

[1] Александр Пеолопидович Айвазовский, сын Пеолопида Латри и Елена Латри (в девичестве Елены Ивановны Айвазовской). С благословения Николая II единственный из внуков Айвазовского Александр Латри получил разрешение носить фамилию великого живописца.

[2] Эчмиадзинский синод — высший орган армяно-григорианской церкви.

Полностью книгу "Айвазовский" можно прочитать на АТ: https://author.today/work/165798