"Разговор с богами" - флешмоб

Все побежали, и я побежала. Решила принять участие в флешмобе "Разговор с богами". Отрывок из романа "Братство идущих к Луне", разговор Ады с Морем травы, глава "Ангел и Ада".

____________________

...например, когда Аде становится невыносимо от чьей-то смерти или от боли, в мире всегда что-то происходит, очень страшное, и очень плохое, противоестественное. Словно она совершает некое действие со своей болью, и боль эта возрастает поэтому многократно. Потому что когда умерла, например, Адина мама, началась Очищающая война. И Ада была почему-то стопроцентно уверенна, что если бы с мамой не случился весь этот ужас, война бы не случилась тоже. Да, да, да, да, экономические причины, идеологические, кризис, растущее недовольство, и всё прочее — Ада знала об этом, но знание ни на что не влияло. Потому что верила Ада в то, во что умела верить. В то, что вместо войны были бы переговоры, например. Или вовсе ничего бы не было. Вера эта была совершенно иррациональной, как и многие прочие мысли Ады, но отказаться от этой веры она не могла. Вера была сильнее, чем разум. У Яра с Романом получалось то же самое, но как-то не так, как у самой Ады, и она даже самой себе не могла объяснить это отличие. Они делают разные вещи. Похожие, но всё-таки разные. Хотя результат, по сути, один и тот же.

...В отдалении раздался шум мотора, и шум этот быстро приближался. Ада беспомощно оглянулась. Котенок продолжал сидеть на дороге, он, дурачок, не понимал, что такое машина, и потому не боялся.

— Брысь, — Ада махнула на него рукой. — Беги! Беги, дурак! Брысь, брысь кому говорю!..

Бесполезно. Котёнок теперь с интересом наблюдал за Адиной рукой — видимо, решил, что с ним играют. Ада махнула ещё раз, котенок припал к земле, чтобы прыгнуть. Шум мотора звучал уже совсем близко, и Ада не выдержала — она подхватила котенка с земли, и прижала его к груди, одновременно отступая в сторону. Через несколько секунд по тому месту, где она только что была, проехал квадроцикл, в котором сидело четверо подростков. Заметив Аду, кто-то крикнул нечто неразборчивое про зечку и психушку, и квадроцикл скрылся за поворотом. Ада продолжала стоять, прижимая котенка к себе; он почему-то не вырывался, тоже прижался к ней, и Ада вдруг обнаружила, что он мурлычет. Тихо-тихо, еле слышно. Она еще с минуту простояла неподвижно, ощущая под своей ладонью мягкую, нежную шерстку и тепло кошачьего тельца, потом подошла к забору, взяла котенка под грудку, и посадила возле щели — там, где та была пошире.

— Беги, — шепотом сказала она. — Беги, детка, беги домой. Домой, я сказала, домой!

Котёнок скрылся под забором. Ада глубоко вздохнула, и медленно направилась к повороту, противоположному тому, за которым исчез квадроцикл.

Всё. Вот теперь точно всё. Она уже чувствовала его — и понимала, каким он будет, когда станет старше, станет взрослым. Добродушный, ласковый, шаловливый кот, не шкодный, не вредный. С чудесным, каким-то детским характером — недаром слово «детка» все эти минуты не давало ей покоя. Ада шла, куда глаза глядят, лишь бы идти, уйти прочь, дальше, куда-то дальше, и чтобы никто, вот совсем никто не увидел её слёз, и не услышал разговора, который ей сейчас предстоял.

Она как-то незаметно миновала вросшую в землю калитку, и углубилась в лес, по той самой тропинке, переставшей быть тропинкой. И совсем не удивилась, когда обнаружила себя на полянке с прямоугольным остовом фундамента — в некотором смысле то, что нечто привело её сюда, было закономерно.

 — Не надо, — всхлипнув, произнесла Ада в пространство. Из-за того, что всю дорогу она плакала, это «не надо» прозвучало сейчас как «ни дадо», потому что нос у Ады был заложен, а горло перехватывали спазмы. — Слышишь? Не надо! Это не мой кот!.. Это их кот!.. Не делай этого!.. Он же маленький, он ни в чём не виноват... не трогай его... пожалуйста... я больше не подойду туда, клянусь, не надо...

Ответом ей стала тишина, какая-то ватная, глухая — и Аде всё стало понятно. Потому что оно — в том, что это именно оно — обмануть было невозможно. Оно слишком хорошо знало, что у Ады сейчас внутри. Слова не помогут. Ничего не поможет.

— Море травы, я умоляю тебя, — безнадежно прошептала Ада. — Не надо, не трогай его. Пожалуйста. Не трогай его... 

Она уже плакала навзрыд.

— Я не буду любить его, клянусь... он чужой, не мой... не надо...

Ложь. Она сама это чувствовала, и в какой-то момент на долю секунды осознала, что говорит сейчас не с Морем травы, а с собой, точнее, с той частью себя, которая имела право судить и миловать. И что суд, беспощадный, безжалостный, уже свершился — в тот момент, когда она подхватила котенка, испугавшись приближающегося звука мотора.

Ощущение пропало — Море травы, неподвижное стоящее вокруг, снова стало просто травой, а сама Ада из карающего невесть за что судьи превратилась обратно в Аду, старую и жалкую, с опухшими от слёз глазами, в потасканной рубашке, и с кепкой, съехавшей набекрень. Ада сама её сбила, когда вытирала глаза рукавом.

— Будь я проклята, — прошептала Ада беззвучно. — Будь я проклята во веки веков...(с)