Зеркала для героев

Присоединяюсь к флэшмобу Марики Вайд "Свет мой, зеркальце" => https://author.today/post/448930

У авторов много приемов, с помощью которых они могут рассказать о внешности и характере своих героев. Это можно сделать сразу (кстати, в классической литературе зачастую именно так и делалось), это можно показать и штрихами, намеками (особенно, если мистическая история или детективная, или надо постепенно раскрывать антигероя, чтобы создать определенную атмосферу, или просто хочется сделать сюрприз). Но то, что советуют в книгах по писательскому мастерству, не всегда подходит (размазывать по главам(!) характеристику внешности персонажа), потому что если уже прочитано достаточное количество страниц в первой главе, где мы знакомимся с главным героем, то читатель 100% успел нарисовать себе героя в воображении. И потом, когда через главу или две, ты вдруг узнаешь, что он/она вовсе не блондинка европейской внешности с длинными волосами или не мускулистый мачо, а азиатка с косой стрижкой и ярко-бирюзовыми прядями... ну, как-то не очень, согласитесь. Бывало, натыкался на такое в книгах. Впечатления не из лучших, потому что приходилось перестраивать уже сложившийся образ персонажа, а это означает и неизменный пересмотр отношения к нему/к ней, т.е. появляется совершенно другое восприятие героя. 

Итак, поехали: 

 Отвернувшись от окна, Хмель походила по комнате, после чего заглянула в ванную. На полочках стояли всевозможные косметические средства, коими обожала пользоваться Лярва. Для Хмель же всё это не представляло никакого интереса.  

Она подошла к зеркалу. Какое-то время отражение дружелюбно подмигивало и всячески заигрывало. Но вскоре начало меняться, точно некто невидимый просто провел рукой по лицу, и через пару секунд по ту сторону зеркала стояла уже совсем другая девушка — с азиатской внешностью. Разве что длинные волосы по-прежнему оставались розового цвета.  

Та, другая, поставила ладонь на зеркальную гладь, и Хмель отчетливо увидела на ней широкий рубец от шрама.  «Скоро осень, каникулы. Нужно подзаработать...» — безрадостно подумала Хмель, прежде чем отражение вновь приобрело привычный вид. ("Розовый лотос") 

(рис. Алены Прохоровой)

«Хочу должность ректора!» — амбициозно заявил себе я, когда, повернув зеркало в машине, посмотрел на свою новую «лучезарскую» внешность.

Скривившись от непривычного блондинистого и лилейного вида, я тоскливо повздыхал по своим жгуче-чёрным волосам, уныло подмигнул личине в отражении, после чего решительно вышел на улицу, громко хлопнув дверцей авто. ("Корыстный интерес") 

 «Забудь о нём. Да и разница в возрасте — шесть лет, это почти другое поколение. К тому же фотку он мою не видел. Наверняка подумал, что я — страхолюдина бальзаковского возраста, толстая, с кучей жировых оборочек на животе, бёдрах, руках и морде», — уныло подумала Августа и повернулась посмотреть на своё отражение. Зеркальная дверь шкафчика услужливо отобразила интересующий её портрет.

«Не так уж и плохо, — пожав плечами, придирчиво рассматривала себя Августа, привычно поправляя аккуратно подстриженные, отпущенные до плеч волосы и шоколадные пряди пышной челки, — каскад мне явно к лицу. Да и само лицо ещё не отёкшее, веки не набрякшие, брыли не свисают, хотя... да, нет уже той былой подтянутости скул и шеи, полноты щёк и лёгкости во взгляде, нет уже той юной свежести, длинных шелковистых волос, как в двадцать пять, и вместо всего этого появились противные «гусиные лапки». И какой-то мертвячный, сероватый цвет кожи! Это от кофе... надо на зелёный чай переходить, но низкое давление мешает... Ничего, я ещё в полном цвете! Да? А как же ненавистная проседь, которую теперь каждый месяц приходится закрашивать?! А как же губы, потерявшие сочный цвет? Их тоже можно закрасить! Но морщинки не закрасишь, как и годы в паспорте. Они, проклятые, при каждой улыбке обнаруживаются. Жёваный носок, а не лицо! Лучше не улыбаться... Или улыбаться вот так — одними глазами и взглядом. А что, это тоже искусство... Надо просто порепетировать перед зеркалом».

Ещё минута разглядывания себя в зеркало, и Августа была вынуждена констатировать:

«Видно, что мне не двадцать пять, несмотря на то что я всё ещё хожу в S — в вожделенном для многих сорок четвёртом размере, почти не пользуюсь косметикой, да и со спины меня все принимают за школьницу. А может, не помешало бы побольше косметики, а? Да ну, дурь какая-то! Что я себе нафантазировала? Подумаешь, поболтала пару вечеров с приятным незнакомцем, я даже не знаю, как он выглядит... Как-как выглядит?.. Молодой, стройный и сексапильный, каким ещё можно быть в его годы?! Вот тут ты ошибаешься, дорогуша! Такие уродливые экземпляры порой попадаются...»

Сколько ни пыталась Августа вспомнить эти отдельные экземпляры, но все они моментально сливались в одно сверхуродливое существо, насмехающееся над ней и всячески пытающееся растоптать и закопать её бизнес. 

("Открытый огонь")

 

Я шел мимо огромных окон магазина и мурлыкал себе под нос песню. Посмотрев на свое отражение, я запустил руку во взлохмаченные весенним ветром волосы, желая хоть как-то прибрать эти вечно рассыпавшиеся по лицу пряди. Стричься «под ежика» я отказывался наотрез, поэтому мой взлохмаченный причесон часто вызывал раздражение в окружающих, а при более близком знакомстве раздражение чаще принимало две крайние формы: либо мгновенная симпатия и «вечная любовь», либо необъяснимая, не знающая границ, необъятная ненависть ко мне.

В отражении мне улыбнулся светлоглазый парень достаточно смазливой наружности и симпатичной окружности, одним словом такой внешности, которая обычно располагает к знакомствам. 

«Просто грех сейчас этим не воспользоваться!» - сложилась мысль в моей голове, когда я увидел гигантскую очередь, выстроившуюся у входа в магазин.(Билет на уходящий поезд)

И описания без зеркал, которые якобы вообще дурной тон, фуу и бее...)))

Девочку, ещё утром беспечно скакавшую на лошади, было не узнать. Аккуратно заплетённые каштанового цвета косы лежали гнёздами на головке, платьице светло-жёлтого цвета с пышными прозрачными рукавами и розовыми бантиками делало ее похожей на маленького ангелочка. Большими, с пышными ресницами, каре-зелёными глазами девочка виновато смотрела то на отчима с газетой, то на мадемуазель гувернантку с тарелкой супа. В отличие от своей сестры, кареглазый юноша с аппетитом набросился на еду. Он был высокого роста, с могучими плечами, пышной шевелюрой и задорным взглядом немного миндалевидных глаз.

 Наконец отчим, всё это время пряча улыбку в больших усах, выглянул из-за газеты, обращаясь к девочке:

 — Настенька, мы с Викентием Елисеевичем собрались в город. У меня там кое-какие дела появились. Желаешь с нами поехать?

 Мадемуазель Лавре нервно вздохнула, давая понять, что это, по ее мнению, вовсе не педагогично, но промолчала и, взяв со стола ещё одну газету, уткнулась в неё носом. Настя быстрым взглядом стрельнула в сторону брата. Тот спокойно продолжал обед, еле заметно подмигнув ей.

 — Конечно, желаю, папенька. А когда вы едете? — спросила воодушевлённая Настя.

 — Вот завтра с утра и отправимся, ладушка. Если ты, соня, не проспишь, конечно, — мягко улыбнулся ее отчим.

 Это был пожилой, немного полысевший мужчина крепкого, несколько тучного телосложения, с роскошными усами и бакенбардами. Давыдов Никита Тимофеевич искренне любил детей своей покойной жены, всячески их баловал и, по мнению гувернантки, ужасно портил этим их будущее. ("Альфа и Омега, начало и конец")