Невыносимая боль утраты

Многоуважаемый Богдан Костяной на днях запустил новый флешмоб. В его рамках авторы делятся отрывками из своих произведений, в которых герою случается пережить утрату близкого человека. Поскольку подходящие эпизоды в моих книгах есть, с удовольствием присоединяюсь.

Сначала сцена из романа "Низвержение Жар-птицы":

– Максим... – Голос Авери был еле слышен.

– Что?

– У Аленки дрожат руки...

Максим оглянулся; Аленка не смотрела на него, равно как и на брата. Согнувшись, она стукнула о камень двумя пальцами, отдавая скале талан, когда-то полученный на пепелище уничтоженной солдатами деревни.

Желтые чудовища выросли перед девочкой.

Загораживая собой тропу, они защищали ребят от прямого нападения, но не от пуль, вздумай погоня вновь наметиться. Кроме того, невесть кем и когда оставленный клад мог удержаться на поверхности лишь незначительное время. Прежде чем Максим успел додумать все это, раздался голос:

– Аверя, поспевай!

Сказав так, Аленка распрямилась и еще раз обвела взглядом царевича и его свиту; ветер трепал волосы у нее на лбу, а на губах появилась улыбка. Авере живо вспомнился день знакомства с Максимом; тогда она так же стояла на возвышении, стройная и дерзкая, смеясь в лицо целой толпе вооруженных мужчин. Аленка подняла руку чуть выше уровня плеч и сделала ею быстрое движение слева направо; тело девочки мягко осело на камни, и ноги ее подогнулись – последнее, на что в ней еще оставалось жизни.

Оцепенение людей, наблюдавших за этой сценой, само казалось следствием какого-то небывалого в том мире волшебства, способностью к которому некоторые современники Дормидонта наделяли в своих мыслях Жар-птицу, а жившие ранее и менее сведущие – клады вообще. Лишь неожиданный подземный толчок вынудил Петра и его спутников в страхе переглянуться, а затем обратить взоры туда, где коза, не дожевав початую ветку, вдруг ошалело бросилась вниз. Тысячетонная масса снега сорвалась с горной вершины и устремилась в ущелье, навстречу и на погибель находившимся там; вопль обреченных людей потонул в грохоте обвала. Более храбрые попытались опередить лавину, кинувшись к тропке, и первыми приняли смерть; другие ринулись назад, к передовому хребту, и кляли себя, что не переправили через него лошадей; впрочем, даже верхом не удалось бы спастись. Никто уже не помнил о своем долге по отношению к господину: Петра сбили с ног, и даже не плечом, а кулаком, поскольку он, растерявшись, очутился на пути кого-то из охранников. Больше царевич не поднялся; он лишь в замешательстве видел, как надвигается то, перед чем он как перед воплощением непреодолимой силы благоговел с младенчества. Он чувствовал, как она сдавливает и в то же время раздирает изнутри его тело – невоспроизводимое в иных условиях сочетание пыток; затем в кромешной тьме вспыхнуло что-то вроде огненных крыльев, и беспокойство Петра из-за каких-либо неутоленных желаний навеки прекратилось.

Максим опомнился довольно быстро – еще до того, как замер снежный поток, и бросился к Аленке; казалось, он вновь хочет ей сделать искусственное дыхание, что было теперь совершенно бессмысленным. Аверя выждал, пока все утихнет, после чего подошел к Максиму и, дернув его за рубаху, произнес:

– Эй!

Максим обернулся. Перемазанный от подбородка до пояса кровью, с ножом в руке – его Аленка обронила, падая, а Максим, не ведая, для чего, сейчас схватил – он был страшен, и чудилось, что сам и убил девочку. Смерть, неоднократно наблюдаемая им в этом мире и отчасти уже примелькавшаяся, на сей раз все же сумела потрясти его, представ точно впервые, и из горла Максима вырвалось:

– Зачем?!

– Клад был заговорен на крови – не понял? – глухо вымолвил Аверя. – А у нас не довлело бы таланов, чтоб так тряхнуть землю. Хватит уже, пошли!

Максим вскочил и замахнулся:

– Иди сам, куда знаешь!

Аверя отступил на шаг:

– Не дури!

– Мразь! Гад! Скотина! Ненавижу тебя! Будь ты проклят! Будь проклят весь ваш мир! Сдохни же! Сдохни прямо здесь! Вместе с нею… – Максим зашатался, и выскользнувший из его пальцев кинжал со звоном ударился о камни. Аверя успел подхватить друга под мышки, и после этого Максим уже безропотно дал себя увести. Мальчики продолжили восхождение; единожды Максим все-таки повернул назад голову – но только чтобы проститься с Аленкой, распластанной поперек тропы. Аверя все понял: он не препятствовал товарищу задержаться на несколько секунд и не стал зря напрягать мышцы на руке, которой поддерживал Максима за пояс.

Теперь - из повести "Божьи садовники":

Они уже хотели разделиться, чтобы побыстрее обыскать весь дом, как Морти вдруг поднял палец:

– Тс-с, Тодька! Слышишь?

В дальнем конце коридора темнела приоткрытая дверь, на которой Тодик разглядел нарисованного бельчонка и догадался, что она ведет в детскую. Рядом виднелись и остатки мишуры: наверное, пожар начался, когда хозяева готовились к какому-то празднику. Из-за двери доносились тихие всхлипывания; Морти и Тодик подошли и заглянули внутрь. Прямо напротив двери, на полу лежала девочка; казалось, ей было столько же лет, сколько и ребятам. С какой-то тревогой смотрела она на нежданных гостей, но, судя по всему, их не видела, поскольку не попыталась ни застонать, ни пошевелиться. Рядом с ней, по щиколотку в красноватой жиже, стоял незнакомый мальчик; кулаком он утирал слезы, а его большие белые крылья бессильно поникли до самого пола, будто одрябнув, как широкие листья в засуху. Морти подошел к нему совсем близко и окликнул:

– Брат! Прости, не знаю, как тебя звать… 

Мальчик резко выпрямился; в его глазах по-прежнему стояли слезы, но сейчас сверкнул и гнев, и он крикнул:

– Убирайтесь вон, чернокрылые!

Морти опешил, но почти сразу пришел в себя:

– Не дури!

– Вас сюда никто не звал!

– Мы посланы Богом забрать у нее душу!

– Она будет жить!

– Жить? Ты вообще видел, что у нее с ногами?

– Живут и без ног!

– И ты думаешь, она долго протянет?

– Ее спасут! Скоро здесь будут люди! Смотри!.. – Мальчик очертил пальцем круг в воздухе, и тотчас на этом месте появился диск; он ярко переливался всеми цветами радуги, как игрушки, которые в парке продают маленьким детям.

– Да? А у меня по-другому показывает… – Морти повернулся к товарищу. – Тодька, дай-ка сюда твой хроносканер!

– Зачем?

– Дай, раз говорю! Нужно! 

Тодик повиновался. С полминуты Морти сверял показания.

– Ну, как я и думал! Заранее испортил свой прибор и думал всех нас обмануть. Мошенник!

– Сами вы мошенники! Она вырастет и станет взрослой. Встретит хорошего человека, которому наплевать, может она ходить или нет. У них родятся дети, и я буду охранять их счастье. Я вам ее не отдам!

– Драться хочешь?

– Морти, стой! Не надо… – Тодик приблизился к белокрылому мальчишке и серьезно, по-взрослому посмотрел ему прямо в лицо:

– Ты ведь не хуже нас знаешь, что все это неправда?

– Замолчи!..

– Никого она больше здесь не встретит. И никого не родит!.. Просто тебе жалко расставаться с нею. Хочешь урвать хотя бы несколько минут! Но прах возвращается к праху – помнишь, как нас учили? А души, если чисты, наполняют Божьи закрома. У ней душа чистая, и это лишь благодаря тебе. Ты хорошо справился: знаешь, я тебе даже немного завидую…

Белокрылый мальчик судорожно сглотнул; внутри него словно что-то надломилось, и он уткнулся горячим, мокрым лицом в голое плечо Тодика:

– Я всегда хотел иметь сестренку!.. Поэтому, когда стал ее хранителем, чувствовал себя самым счастливым на всем свете. А она стала для меня сестрой!.. И даже больше! Думал, проведу с нею еще много лет. А теперь меня прикрепят к другому человеку, и я никогда ее не увижу! Вам этого не понять!..

– Скорее всего, ты прав, – не сразу ответил Тодик. – Полностью понять тебя я не смогу. И Морти не сможет… А вот моя мама – она бы, наверное, поняла…

– Твоя мама?

– Она держалась почти до конца. И лишь когда гроб стали опускать, я услышал ее крик: «Не отнимайте его у меня! Подождите!» Двое мужчин держали ее – один за левую руку, другой за правую, – а она все рвалась и кричала… Хотя, если так рассудить, зачем? От меня, мертвого, все равно дома не было бы никакого проку!.. Хочешь, поплачем вместе, если тебе от этого станет легче? Я не за компанию – мне самому грустно… – Последние слова Тодик произнес дрогнувшим голосом, будто и впрямь готов был вот-вот разреветься. – Только давай недолго – она ведь мучается…

Мальчик с белыми крыльями медленно поднял голову, затем перевел взгляд с Тодика на Морти, который стоял чуть поодаль, и тихо произнес:

– Простите, чернокрылые братья! Позаботьтесь о ней…

Он опустился на колени и поцеловал девочку в лоб – по обычаю братьев-хранителей, когда они навсегда оставляют подопечного. После этого мальчик взмахнул крыльями и покинул дом, где ему нечего было больше делать. Морти шмыгнул носом и принялся как-то очень внимательно разглядывать закопченную стену, будто надеялся что-то прочитать на ней; заметив это, Тодик шагнул к товарищу и взял его за руку, но Морти резко развернулся:

– Пустое, Тодька! Ты – молодец!.. Давай уже закончим!