Субботний отрывок, эпизод номер раз

Разум бродить сам по себе больше не отправлялся. Чутьё вполне поддавалось осторожному контролю, — или Мэл успокаивала себя этой фразой, нащупав наконец Алвина и вцепившись в его сознание хваткой, напоминающей судорогу. На большее сил не осталось. Последняя попытка отправить мысленное сообщение чуть не расколола пополам грёбаный ведьмин череп и спровоцировала приступ рвоты.

Блевать одной желчью то ещё удовольствие, думала Мэл, давненько не доводилось, и вот на тебе. Ничего, ничего. Главное не упустить ниточку контакта, тонкую, трясущуюся, как в лихорадке. Или дрожала сама Мэл? Стучала зубами, кое-как прижимала к груди связанные запястья и пыталась согреть дыханием вкрай задубевшие пальцы. Жаль, с ногами этот номер не пройдёт. Стоп Мэл почти не чувствовала, только смутно помнила: с недавних пор они босые.

Всё по милости Бориса.

В памяти отпечатался хруст обломков под подошвами, — каждый долбаный камень будто скрёб изнутри черепную коробку. На миг всё смолкло. Над головой нависла массивная фигура. На призрак или цветок она больше не походила, бородатой харей напоминала человека, но скалилась, как орангутан. Разве что орангутанам обычно некому заклеить раздутую опухолью переносицу двумя полосками пластыря.

— Не ждала? — Он не то чтобы пошатнулся, скорее заколыхался, будто дерево на ветру. Бухой в задницу, решила Мэл тогда, а сейчас поняла, что поторопилась с выводами. «Харя» вполне держалась на ногах и даже состряпала коварный план застукать пленницу одну, без опеки предводителя и двух его личных вертухаев, что смотрели на ведьму строго в прорезь прицела.

Вертухаям тоже хотелось отлить, да и курить под боком у ценного груза запретил дохрена строгий Лиам. А добрый дяденька Борис так вовремя явился на подмену, респект ему, понимает простых вояк.

Чёрт знает, из чьей башки всё это принесли неумолимые волны эфира.

— Эта баба мутант, точно вам говорю, — принесло оттуда же. Борис еле ворочал непослушным языком.

— Не ждала, спрашиваю?! — здесь, над головой у Мэл, Борис сорвался в крик. Дерьмовая копия Вааса, вон и голосок тут же дал петуха, — усмехнулась она даже сквозь мучительный треск в голове. «Харя» испугалась сама себя, заткнулась, завертелась — не идёт ли предводитель, то-то всыплет за ослушание. Лиам не появлялся, и «харя» расплылась, аж залоснилась от слишком явного предвкушения. Из грязного полумрака под ней, словно щупальце осьминога из подводного грота, выпросталась рука. — У-у-у, сучара!

Наученный опытом, Борис не гнулся чересчур низко и не подставлял нос. Растопырил пальцы-крючья и, наверное, сцапал бы Мэл ладонью за лицо, смял, раздавил, придушил. Потом толкнул бы затылком о камень и, не смущаясь текущей кровью или даже смертью, занялся куда более приятным для себя делом.

Мэл чудом избежала пальцев-крючьев, завалившись на бок. Ещё одной невероятной удачей, будто русалка хвостом брыкнувшись связанными ногами, заехала противнику грубыми ботинками в пах.

Борис поперхнулся нечленораздельным воплем, а ещё через миг взвыл совсем не по-людски. Растопыренная пятерня сжалась в кулак. Мэл вслепую уловила это движение и всё, что сумела — диким усилием осесть вдоль боковины храмовых ступеней.

Кулак впечатался в камень в сантиметре от макушки, чужие боль и желание растерзать вконец растреснули пространство. Сползать дальше было некуда, разве что тараканом забиться в зазор меж каменными плитами. Что-то, наверное, тоже нога в ботинке, достала в левый бок под рёбра. Кажется, у Мэл вырвался вскрик, полный ответной ненависти. Тело само по себе свернулось в позу эмбриона, защищая живот, но второй пинок пришёлся в спину, чуть ниже поясницы.

Удар вышиб из Мэл дух, пробил почти спасительное действие наркоза — нечувствительность к боли длиной в двое суток. Вспышка, яркостью похожая на атомную, и — темнота. Сначала маслянисто-густая. Через пару невыносимо острых вдохов, что, казалось, протыкали тело насквозь, темнота наполнилась светящейся взвесью.

«Мёртвый снег», — выплыло невесть откуда. Мэл так называла явление из кошмаров Алвина — органику, вечно оседающую на океанское дно, останки миллиардов существ размером от крошечного планктона до гигантских китовых туш. Мэл успела подумать, что умерла сама — под пинками, которых уже не чувствовала, посреди камней, во мраке, отдающем мочой, сигаретным дымом и перегаром.

Разве умершие — пусть и мгновение назад — способны чувствовать запах? Вслед за этой в общем-то отстранённой мыслью явилась другая, страшная: Алвин зря искал, зря готовился, и придёт в каменное логово напрасно, рискуя головой. Логово превратится в могилу, общую для командира и всех, кого он приведёт с собой.

Хватит уже вдыхать, пора бы выдохнуть, иначе рёбра сломаются!

Неподалёку в пещерном коридоре копошились люди. Похоже, там обретался ещё один выход — без признаков храмовых развалин, глыбы и валуны, разбросанные природой, да ржавый, скорее всего закатный свет. Люди крепили к своду и стенам вязкие комья, вгоняли в каждый тонкие цилиндры электродетонаторов с проводками и коробочку с таймером. Закончив работу, разворачивались и уходили.

— …урою, козлина! — рычали в паре шагов. Рык прерывался, один за другим сыпались удары — ещё и ещё, тяжкие, будто кто-то отбивал огромный кусок мяса. «Мясо» хлюпало и бормотало, кажется, оправдывалось.

— Мутант… эта баба ёбаный… мутант! Даже «Настья» её… не берёт…

Всё смолкло как-то вдруг, но Мэл улавливала тройной грохочущий пульс, от которого, казалось, дрожало каменное чрево.

Что ж, кажется, никто пока не умер, удалось даже приподнять веки. Чёрную абиссаль перед глазами тут же разбавил свет фонаря, принесённого, скорее всего, Лиамом. Было до чёртиков больно дышать — на каждое поднятие грудной клетки позвоночник отзывался предательским хрустом и мини-разрядом.

По крайней мере, всё на месте и функционирует, — Мэл хорошо запомнила эту мысль. Следом за ней по тёмным галереям прокатился гул, сверху посыпалась каменная труха, а пол отчётливо тряхнуло.