Манипуляция

С того дня, как они с Катей остались без комнаты, прошло уже две недели. И пора было признать, что никаких изменений к лучшему в обозримом будущем не предвидится, как бы ни старались они убедить друг друга в обратном. Остаток каникул прошёл опять в бесконечном шатании по городу, а с началом занятий конец пришёл и этому. Всю последнюю неделю они виделись, в основном, лишь в классе — да ещё иногда в коридоре, мельком. «Здрасьте, Катерина Максимовна…» — «Доброе утро, Кузнецов…»

В эту субботу он ждал её после уроков возле кинотеатра, с загодя купленными билетами. Но Катя пришла поздно — они едва успели к концу журнала — и почему-то грустная. Даже комедия с Бельмондо не сразу её развеселила… А уже после сеанса выяснилось, что Кикимора соблаговолила наконец-то поговорить с ней о факультативе. «Замечательная идея. Мы непременно обсудим её на педсовете. Вот станет чуть посвободнее, и тогда… Вы же понимаете, дорогая моя, сразу такие вещи не решаются…» Могла бы и проще сказать: «Когда рак на горе свистнет.»

Прозвенел звонок. Мальцы стремглав кинулись к дверям, бросив на произвол судьбы свой истерзанный в штормах фрегат. Но Андрей так и остался сидеть на расписанной шариковыми ручками и перочинными ножами скамье. Губы его сложились вдруг в торжествующую ухмылку. И как он раньше об этом не подумал?

Перекличка продолжалась — а Андрей всё не появлялся. Катя уже начала волноваться всерьёз, но как только она произнесла последнюю фамилию и положила ручку на стол, раздался робкий стук в дверь и опоздавший бочком протиснулся в класс.

— Катерина Максимовна, можно? Извините, я звонок прослушал, больше не повторится…

— Ну, так уж и быть, Кузнецов, на первый раз прощается. Но точку в журнале я тебе уже поставила. Так что отнеси портфель — и к доске.

Она приготовилась сделать приятно удивлённое лицо, даже повторила про себя заготовленную заранее похвалу… Боже, это был просто какой-то тихий ужас. Он забыл своё обещание и ничего не выучил? Нет, не может быть: так плохо он ещё ни разу не отвечал. Он хочет пару. И специально не даёт ей ни малейшего шанса поставить ему хотя бы тройку с двумя минусами. Но зачем?!

— Достаточно, — прервала она его на середине фразы, и со вздохом открыла дневник. — Вижу, Кузнецов, за ум ты так и не взялся, даже в десятом классе. Садись, два.

— Ну как успехи сегодня? — Алевтина Степановна была в отпуске и хлопотала на кухне.

— Плохо, мам, — виновато признался Андрей, усаживаясь за стол.

— С самого начала года?! — в голосе её послышалось раздражение. — Это же выпускной класс! Так что у тебя там?

— Двойка… По литре.

— Ты же говорил, что выучил.

— Я думал… Ты сама видела, я правда учил. Ну не идёт она у меня, литература. Ты же знаешь…

Сын выглядел до того несчастным, что мать сжалилась и даже отказалась от обычной в таких случаях нотации.

— Ладно, успокойся. Поешь, давай, — поставила она перед ним дымящуюся тарелку рассольника. — А учительница что говорит?

— Что я — лодырь… И что по мне ПТУ плачет…

— Это она тебе прямо в классе такое сказала?!

— Нет, я к ней потом, после уроков подошёл. Сказал, хочу двойку исправить. И спросил, не может ли она со мной дополнительно позаниматься. Если у неё время будет…

— И что она?

— Сказала, нет у неё времени на таких, как я.

— Что значит, времени нет?! — похоже, родительские чувства начали брать верх над объективностью. — Это же её работа!

— Не, мам, она ж правда не обязана… Ей после школы тоже сразу домой охота…

Андрей замолчал и занялся супом.

— Завалю я это чёртово сочинение, как пить дать… — опять начал он с чувством полной безысходности в голосе.

— Ну хочешь, я завтра сама в школу зайду, поговорю с ней? Может, она меня послушает.

— Да не, не надо. Только ещё хуже будет. Ни одна училка не любит, когда предки права качать ходят.

— Андрей, послушай. По-моему, ты мне что-то недоговариваешь. Ты ведь у неё не один неуспевающий. Я спрашивала других родителей, все о вашей Екатерине Максимовне только положительно отзываются. А у тебя она прямо злыдня какая-то выходит. У вас с ней конфликт? Натворил что-нибудь?

Андрей засопел, но ничего не ответил.

— Так я жду, — уже чуть нетерпеливо потребовала мать.

— А ты ругаться не будешь?

— Откуда я знаю?

— Ну тогда и не скажу ничего.

— Ну хорошо, не буду. Только тогда уж всё начистоту.

— Обещаешь?

— Обещаю, обещаю.

Переведя дыхание, как будто собираясь с духом, он признался:

— Ма, ты только правда не сердись… Я в конце девятого класса курить начал — на олимпиаде. Но уже бросил, честно! Да и курил-то совсем чуть-чуть… А она… Я тебе не говорил, она летом тоже на море была — ну, там же, где и я, в общем… А мне откуда было знать? Ну и застукала с сигаретой, в первый же день…

— И дальше что?

— Ну, как…

— Нагрубил?

— Можно и так сказать…

Мать только горестно вздохнула и покачала головой. Тогда Андрей продолжил:

— И сейчас она меня терпеть не может… Ты обещала не ругаться.

— Да помню я… Но ты хоть извинился перед ней?

— Извинился…

— Сразу?

— Нет. Сегодня, после уроков…

— Андрей, ну у меня просто слов нет… Или ты это хочешь сказать, она тебе двойку из вредности поставила?

— Нет, она не такая… Но вообще, раньше всегда старалась на тройку вытянуть…

— Ну, это-то как раз и правильно: на вступительных никто тебе оценку натягивать не будет… Но вот как нам сейчас положение-то исправить?.. Сведёшь ты меня в могилу… Погоди! — оживилась она вдруг. — А может, имеет смысл Елену Николаевну подключить? Объяснить, что вот ты нагрубил, но очень раскаиваешься… Ей же в большой плюс пойдёт, если ты в МГУ поступишь. И она — твой классный руководитель, вот пусть и попросит за тебя. Расскажет, какой ты у неё умненький, и что тебя обязательно надо по литературе подтянуть. Не совсем же эта ваша Екатерина Максимовна бездушная.

— Да не выйдет из этого ничего…

— Попытаться хотя бы можно. Сам к ней подойдёшь или лучше мне?

— Тебе… Только ты в школу не ходи: смеяться будут, типа, маменькин сынок… Позвони лучше, она как раз сейчас дома должна быть… — Андрей прикончил второе, выпил залпом стакан компота и встал из-за стола. — Спасибо… Ма, у нас уроков на завтра нет почти. Я пойду, погуляю?

— Хорошо, иди. Но не допоздна чтоб. Не хватало нам ещё одной двойки для полного счастья.

— Ты мне объяснишь наконец, что происходит?

Катя ждала его звонка, как на иголках. Даже тетради села проверять на кухне. Всё, что Андрей успел ей сказать, спускаясь по лестнице, это что завтра к ней подойдёт Елена и попросит назначить ему дополнительные занятия. На что она сначала откажется наотрез, потом немного поломается и в конце концов согласится. Проинструктировал, короче — ну чисто как Штирлиц Кэтрин Кин.

— «Как школьники от книг, спешим мы к милой; как в школу, от неё бредём уныло», — с чувством продекламировала телефонная трубка.

— Очень остроумно. А поподробнее можно?

Последовавший рассказ внёс хоть какую-то ясность.

— И ты правда веришь, что это сработает?

— Должно. Мама, как видишь, уже клюнула. Да и ты тоже: к доске меня вызвала.

— Да, вот об этом как раз. Со мной-то ты почему так обращаешься? Не думаешь, что мне это обидно может быть? Вообще, волнуешься из-за него, куда пропал… Неужели договориться нельзя было?

— Ну так вышло. Извини. Слышала, люди иногда во сне задачи решают? Ну вот и тут что-то вроде этого. Прямо перед уроком весь план вдруг возник в голове, от нуля и во всех деталях. Да, и самое же главное. Ты, как с Еленой говорить будешь, скажи, что за прошлое меня уже давно простила, но отношение моё к предмету тебя категорически не устраивает. И ты не видишь смысла тянуть меня с двойки на тройку ещё год. Вот если я пойму, что литература не менее важна, чем математика, и на факультатив твой запишусь, тогда — другое дело, ты готова помочь.

— Андрюша, но мне же его не разрешили, я ведь тебе…

— Тебе его пока не разрешили, — перебил её Андрей. — Кикимора рассмотреть обещала? Обещала. И ты рассчитываешь. А Елена с ней — лучшие подруги, у них дачи рядом. Вот она тебе его и пробьёт.

— Но она же тогда подумает, что это я за тебя так торгуюсь.

— Ясно, подумает. Потому и сделает: баш на баш.

— Ну неудобно же…

— А как удобно? Ты клуб свой хочешь или нет?

— Хочу, конечно…

— Ну вот и всё. И потом, ты же не для себя, а для учеников. А кроме того, это отводит от нас вообще все подозрения. Вот смотри. Я просто допрыгался и запаниковал. Мама меня спасает как умеет. Елена о своих педагогических достижениях печётся. Ну а ты, не будь дура, пытаешься из возникшей ситуации свою выгоду извлечь. Все действуют абсолютно естественно. Последний вопрос остался, как часто я к тебе приходить смогу?

— Ну и как ты эти визиты соседям объясняешь?

— Да никак. Андрюша у меня в девятом классе из троек не вылезал, а на будущий год ему поступать. Ну вот я его, по доброте душевной, и репетирую. Родители уломали, — Катя плутовато ухмыльнулась, — через классную. Хоть я и упиралась как могла.

— Что?! Ну, ты, подруга, и интриганкой тут без меня стала!

— Да это не я, он сам всё. Я лишь подпевала, что велено. До сих пор удивляюсь, как ему эта афера удалась.

— Слушай, есть идея, — Андрей обдумывал её со вчерашнего вечера, и всё, вроде, складывалось как надо. — Давай с нового года на танцы запишемся.

Накануне он вернулся домой не в лучшем расположении духа. Ему пришла в голову мысль опять сходить на дэкашный бал. Откуда он — как истинный джентльмен — проводит до дома «случайно встреченную» там училку. А она — как истинная леди — пригласит его зайти отогреться, попить чаю с тортом и досмотреть праздничный «Огонёк». Но билетов в кассе ДК не оказалось: их, как выяснилось, все распределяют по предприятиям. И произошло это ещё на позапрошлой неделе.

— Андрюша, что-то в школе? — его настроение не укрылось от вернувшейся с работы матери. — Плохая оценка?

— А? Нет, мам, всё в порядке. Пять по общаге и четвёрка по украинскому.

Год назад о таком и помыслить было невозможно. Но сейчас плохие оценки остались у него в прошлом — и родители просто нарадоваться не могли, относя успехи сына целиком на счёт благотворного влияния его новой любимой учительницы. Что, по сути, было даже правдой… Вероятно, мать тоже подумала об этом, поскольку ни с того ни с сего спросила:

— А почему ты, кстати, Екатерину Максимовну свою к нам ни разу ещё не пригласил?

— К нам? — Андрей постарался, чтобы его голос прозвучал как можно равнодушнее, и состроил слегка удивлённую мину. — Зачем?

— Ну как, зачем. Нам с папой с ней поближе познакомиться. А то она полгода уже с тобой мучается, и совершенно бесплатно притом. Я сначала думала даже денег ей предложить, но потом как-то постеснялась. Некоторые люди обижаются на это — и она, мне кажется, как раз из таких.

— Ну давай тогда на Новый год её позовём — а то чего без повода-то?

Может, оно и к лучшему, что с балом этим у него сорвалось…

— Нет, на Новый год, я думаю, не получится: у неё ведь наверняка какие-то свои планы уже.

— А чего, планы? В самом крайнем случае откажется. Ну а если наоборот, нет у неё никаких планов, и податься особо некуда? Я ж тебе говорил, она одна живёт. Так спросить?

— Ну, спроси… Пожалуй, так оно даже ещё лучше будет. Только подипломатичней как-нибудь, ты же умеешь. Мол, родители пригласить хотят, так когда ей удобно будет? Но тогда уж не тяни, вот прямо в понедельник на перемене к ней и подойди.

Порыв ветра поднял с сугроба небольшую вьюжку, припорошив поверхность кофе мгновенно тающими снежинками…

— На танцы? — Катя выглядела даже не удивлённой, а ошарашенной. — Куда?

— В ДК. Они там как раз начинающую группу набирают — я вчера объявление видел. И помнишь, ты говорила, что всегда хотела научиться?

— Мало ли, что я говорила. Как ты это объяснять собираешься? Литературу подучили — решили потанцевать на радостях?

— А тебе больше и не нужно никому ничего объяснять, — шутливо ответил Андрей. — Ты у нас сейчас — «гражданка вне всяких подозрений».

Все почти забыли уже об истории с доносом — когда в начале декабря в школу нагрянула вдруг, вызвав большой переполох, целая бригада газетчиков. И в тот же день в актовом зале, на спешно созванном общем комсомольском собрании Кате торжественно вручили почётную грамоту райкома. «За большие успехи и использование новаторских методов в деле коммунистического воспитания молодёжи» — ни больше, ни меньше. А на следующей неделе в областной комсомольской газете появилась хвалебная статья об их клубе и его молодом руководителе, достойном продолжателе славных традиций советской педагогики. Кикимора вывесила её на доску объявлений возле учительской — а затем отправила в ленинскую комнату на вечное хранение.

— И вообще, как объясним — потом. Ты в принципе ответь, хочешь?

— В принципе — почему нет. Но какой смысл об этом говорить…

— Очень даже большой смысл, ты просто мою маму не знаешь. Она ведь в курсе, что ты не замужем. А за ужином всё равно о чём-то трындеть надо — ну вот ты ей и пожалуешься, что думала записаться на танцы, но туда берут только парами.

— А туда точно берут только парами?

— Понятия не имею. Но ведь и она тоже.

— А если проверит?

— Новогодним вечером? Да и с чего бы ей в твоих словах сомневаться. Нет, она предложит тебе меня.

— Сама? Нет, Андрюша, ты что-то не то совсем говоришь. Она наверняка считает, что тебе учиться надо, а не по танцулькам бегать.

— Она считает, что мне надо поменьше собак по улицам гонять. А учусь я сейчас и без того, как она не мечтала даже никогда. И всё, заметь, лишь твоими непосильными трудами, — он весело ухмыльнулся. — Ну, она так думает. А потому чувствует себя обязанной. Вот и пригласить тебя, её ж идея была, не моя.

— Ну хорошо, допустим. Но почему именно тебя?

— Ну а кого ещё? Ты пойми, она обожает решать вопросы. Быстро, на месте — на том и в профорги протырилась. А тут её благодетельнице вдруг помощь понадобилась. И больше-то ведь действительно некого, даже если поискать. Из институтских — так если женатого, её тут же в разрушении семьи обвинят. А если нет, то это, фактически, сватать — чего она, в отличие от Светки твоей, как раз не любит. Типа, нафиг-нафиг ей такая ответственность. Вероятнее всего, она решит, что ты на этих классах сама кого-нибудь подцепить надеешься. И я при таком варианте — идеальная кандидатура: под ногами путаться не буду.

— Ну ладно, уговорил… — в Катином голосе по-прежнему звучало сомнение. — Я попробую. Но только если мама твоя сама не предложит, я просить не стану.

— Конечно, нет. Но она предложит, сто процентов. Я с ней уже семнадцать лет знаком.

— На свитер его обратили внимание? — заговорщически подмигнула ей Алевтина Степановна. — Не снимая носит.

— Да, отличный свитер, — ухмыльнувшись про себя, откомментировала Катя. — Ручная вязка.

— Вы тоже заметили? Представляете, кто-то подарил его Андрюше на день рожденья — и мы даже не знаем, кто!

В этом году Андрей не стал, как обычно, сразу распаковывать подарки, а свалил их все в одну кучу на кровати, подложив туда же и Катин свёрток. И к концу вечера никто уже не мог сказать, где был чей…

— Мне кажется, — шёпотом продолжила мама, — это кто-то из девочек. Но ведь столько труда! И пряжа очень хорошая, чистая шерсть. Как вы думаете, это что-нибудь значит?

Катя терялась в сомнениях, стоит ли ей поддерживать этот разговор, но в конце концов хулиганское начало взяло верх.

— И что, у вас нет совсем никаких предположений? — с невинным выражением лица так же шёпотом поинтересовалась она.

— Ни малейших. В этот раз он девочек пригласил даже больше, чем мальчиков — благодаря вашему клубу, несомненно: раньше-то он с девочками не очень дружил. Но ни к одной я не заметила какого-то повышенного внимания, никого не пошёл провожать. Хотя в последние месяцы он действительно начал чаще пропадать из дома, особенно по выходным.

— То есть вы думаете, сам-то он знает, чей это подарок?

— Несомненно. Но спрашивать же — без толку. Не мне вам объяснять, какие они в этом возрасте. Тем более, в таких вопросах… А вам он, случайно, ничего не рассказывал? Может быть, упоминал вскользь какое-то имя…

Катя поняла, что Алевтина Степановна вовсе не сплетничает с ней о сыне — мысль о чём поначалу даже привела её в некоторое замешательство — а наоборот, сама пытается выведать у неё хоть что-нибудь.

— Нет, — решила она прекратить наконец этот разговор, — ничего. Да мы ведь с ним о совершенно других вещах разговариваем. Но если я что-нибудь услышу, то разумеется…

Когда подошло время садиться за стол, Кате — как почётной гостье — досталось место возле хозяйки. А Андрей устроился на диване напротив.

— Да-да, мне кажется, я тоже слышала, что туда только парами берут, — с понимающим видом закивала головой Алевтина Степановна, когда Катя помянула к слову о своей «незадаче». — Прямо не знаю даже, чем вам помочь… — но по лицу видно было, с какой лихорадочной скоростью заработала её мысль. — Хотя… Вот разве что наш охламон вас устроит. Ему тоже танцевать научиться не помешает: впереди выпускной. Да и вообще вся жизнь.

— Мам, ну ты чего?! — тут же запротестовал со своего места Андрей, пнув под столом Катину ногу.

— Чего, чего? — строго взглянула на него мать. — Екатерина Максимовна такую массу времени на тебя тратит. Совесть у тебя есть? Да это ещё вопрос, захочет ли она сама с тобой связываться.

— Нет-нет, — поспешила согласиться Катя. — Конечно, я была бы очень признательна… Но если Андрей категорически против…

— Я этого не сказал… — буркнул он в ответ, всем своим видом показывая, что с совестью у него всё в порядке.

— Ну, значит, вопрос решён! — довольно заключила Алевтина Степановна, опять подмигнув своей соседке.

Внезапно Катя поняла, в кого Андрей такой интриган. Яблочко от яблоньки… Ей стало немного жалко его маму. Так радуется, с какой ловкостью удалось ей приставить к сыну свою филёршу. Не подозревая даже, что давно уже сама превратилась из охотника в жертву…

Оглядываясь назад, эта авантюра с танцами оказалась на редкость удачной идеей. После двух четвертей сплошных пятёрок их «дополнительные занятия» начинали выглядеть уже… несколько излишними. А тут Игнатий Хуанович, плюс к трём урокам в неделю, фактически потребовал практиковаться каждый божий день. За что Андрей, разумеется, тут же предъявил претензии маме: в какую беду она его втравила.