Раскас. 18+

   Есть такой протоиерей РПЦ, психотерапевт, психиатр-нарколог, доктор медицинских наук (это всё, если верить интернету). Так он советует по видео: "Живите как в сумасшедшем доме". Я не смотрел это видео, но думаю, что что-то в этом совете есть. 

   Это я к тому, что какие-то литературные хлопцы и девчата написали мне на электропочту, что есть, мол, у них, типа, журнал - "Сатирикон" и туда принимаются по конкурсу короткие рассказы 18+ . Следуя совету батюшки-психотерапевта, я в порядке исключения расчехлил отравленную чернильницу. Чтобы не пропадать добру - выкладываю здесь в режиме "Для друзей и подписчиков".  

В белом платье с пояском

Раскас

            Света была первой любовью Овечкина. С ней они дошли аж до того, что обсуждали, какой торшер покупать в коммунальную квартиру, которая досталась ему после размена родительской. Решили тогда, что покупать нужно торшер с баром. Но Овечкин не нравился светиной маме, и совсем немного вечеров понадобилось той, чтобы за задушевными женскими разговорами убедить дочь, что она достойна лучшей судьбы.

            ...Света стояла, опустивши голубые глазки долу, нервно теребила тонкий поясок белого платья, а с неба слепило глаза первое весеннее солнышко. Света послушно сказала Овечкину слова, которым её научила мама, после чего он погрузился в состояние, испытываемое боксёрами после удачно проведенного удара противника. В боксе это называется «грогги». Нечто похожее Овечкин испытал, когда однажды какой-то хулиган ударил его около подъезда гитарным грифом по голове. Вот так же неожиданно и без особых объяснений — вытащил из-под полы куртки гитарный гриф и ударил им Овечкина по голове.
            После слов Светы как будто кто-то щёлкнул выключателем, весеннее солнышко погасло, а по пазлам, которые сложились в его душе в узор, как будто кто-то наподдал ногой. И они взлетели, зависли облаком, тщетно пытаясь соединиться в некую новую конфигурацию.  
            Вот с этим клубящимся хаосом в своей душе и пришёл Овечкин под окна небольшого одноэтажного коттеджа, в котором с родителями жила Света. Постучав в окно, он молча стоял, разглядывая асфальт под ногами. Света открыла окно и не придумала ничего лучшего как в голос разреветься, после чего стала сквозь слёзы горячим шёпотом предлагать Овечкину залезть в окно. Светина мама, напуганная доносившимися из комнаты дочери подозрительными звуками, накапала себе валерьянки и, прислонясь ухом к двери, пыталась понять, что происходит в комнате. Овечкин молча смотрел снизу вверх на Свету, потом повернулся и, слегка покачиваясь, медленно пошёл к автобусной остановке.            
            Больше со Светой Овечкин не виделся, а на его несостоявшееся семейное гнёздышко положили глаз его бывшие друзья.   Первым с двумя барышнями пришёл друг Бында. Одну барышню Бында у порога взял сзади за плечи, развернул к Овечкину и сказал:
            — Это тебе.
            — Здрасти,  — хихикнула барышня, — я Алёна.
            После того, как Овечкин в тот вечер выпил с Бындой две бутылки портвейна, а потом стаскивал с возбужденно сопящей Алёны джинсы, пазлы в его голове вдруг с грохотом встали в новую комбинацию.
            Тот вечер стал началом настоящего кошмара для соседа Овечкина по коммуналке Семёна Куйбышева. Когда он, выглянув из своей комнаты, увидел в тусклом свете коридорной лампочки направляющихся в душ болтающих о чём-то двух голых барышень, то сначала не поверил своим глазам. Захлопнув дверь, он потряс головой, и волна негодования поднялась в его заскорузлой без женской ласки душе. Какое бесстыдство! Хоть бы прикрылись чем! Идут и болтают!
            В это время в ванной щёлкнула задвижка и в коридоре вновь раздались девичьи голоса. Кровь ударила в голову Куйбышева, он метнулся к столу и дрожащей рукой налил из графина воды. Сделав несколько судорожных глотков, он поставил стакан на стол и бросился к двери. Выглянув в коридор, он встретился взглядом с проходящими мимо барышнями.  
            — Здрасти, — хихикнули барышни, и, повернувшись к Куйбышеву голыми попками, неспеша продефилировали в комнату нового соседа.
            Потом Овечкин наловчился приводить женщин сам. Чаще других к нему приходила Лидия, сухощавая особа лет тридцати. Лидия была замужем и работала старшим менеджером в расположенном поблизости банке. За время обеденного перерыва она как раз успевала нанести Овечкину визит и вовремя вернуться на рабочее место. Каждый раз их свидание происходило по неизменному сценарию. Войдя в комнату, Лидия вынимала из дамской сумочки электронный будильник и ставила его на стол. После чего раздевалась, аккуратно складывая одежду на стул, ложилась на диван и протягивала Овечкину жилистые руки. Через некоторое время, бросив взгляд на будильник, Лидия становилась на четвереньки и говорила:
            — Давай попробуем вот так.          
            Когда до конца обеденного перерыва оставалось двадцать минут, будильник заходился свистом, и Лидия, вспорхнув с дивана, бежала в душ, из одежды имея на себе только тапочки Оввечкина.
            В коридоре её уже поджидал негодующий Куйбышев, который совершенно случайно выходил в это время из своей комнаты. 

            От встреч с голыми барышнями, которые упорно не желали стесняться Куйбышева, он стал ещё более жёлчным и даже похудел. Одна часть его естества негодовала из-за бесстыжего поведения срамных девок, вторая часть заставляла прислушиваться к доносящимся из комнаты соседа звукам и в нужный момент выходить в коридор. Третья же часть презирала самого Куйбышева.
            Однажды, доведённый до нервного истощения Куйбышев, написал на Овечкина заявление участковому. В заявлении было сказано, что приходящие к соседу женщины ведут себя антигуманно, а именно, ходят в ванную для отправления гигиенических процедур совершенно голые, что противоречит принципам социалистического общежития.     

            Участковый старший лейтенант Когут заинтересовался заявлением и захотел сам убедиться в показаниях Куйбышева, проведя следственный эксперимент. В указанное время он засел в комнате Куйбышева и стал ждать. В назначенный час пришла Лидия и скрылась в комнате Овечкина. Когут весь обратился в слух, с замирающим сердцем ожидая выхода Лидии.  
            Как раз в этот день в их доме из-за испытаний теплотрассы отключили горячую воду, и Лидия предусмотрительно вскипятила в комнате Овечкина электрочайник. Одетая, как обычно, только в тапочки Овечкина и с электрочайником в руках, она столкнулась с внезапно вышедшим из комнаты Куйбышева участковым Когутом.
            Увидев перед собой вместо привычного Куйбышева незнакомого мужчину в форменной фуражке с кокардой, Лидия завизжала и стала брызгать в Когута кипятком. Ошпаренный и потрясённый происходящим участковый, закрываясь локтем от летевших в него раскалённых капель, другой рукой придерживая съехавшую на затылок форменную фуражку, с трудом пробрался к двери и уже оттуда стал выкрикивать невнятные угрозы, из которых можно было разобрать только слова «проституция» и «пятнадцать суток».

            После этого случая Овечкин переехал. Достал его старший лейтенант Когут так, что пришлось поменять комнату на другую, тоже в коммуналке. В новой комнате помещался только диван, шкаф, стол и узкий проход между ними. Но зато дом был дореволюционной постройки, кирпичные стены были полметра толщиной и почти не пропускали звуков. А единственной соседкой была старая бабка, которая не обращала внимания на приходивших к Овечкину раскрепощённых дам и собутыльников.

Эпилог

           Иногда в разгар очередной пьянки Овечкин берёт в руки гитару и, тихо перебирая струны, поёт песенку ВИА «Норок» «Дэ че плынг китареле». Его никто не слышит, но он всё равно поёт. Для себя. А, может, для Светланы... 

                        В белом платье с пояском
                        Я запомнил образ твой,
                        По обрыву босиком
                        Бегали мы с тобой...

Помощник автора  https://www.webslivki.com/ditmar.html