Субботний отрывок: выпуск 13

Воспоминания — бесполезный мусор, от которого стоило избавиться за столь долгую жизнь. Но Цай Чжэань никак не мог отпустить! Каждая приходящая осень будила образы далёкого прошлого. Они обретали плоть и кровь, больно раня душу.

— Шифу… шифу… — в тот год он десятки раз повторил это слово, как великое заклинание, надеясь на невозможное — на изменение судьбы.

Его наставник, весь покрытый сединой глава острова Пэнлай, стоял за столом и занимался рисованием. С раннего утра до полудня даос Се ни разу не взглянул на ученика, всем своим видом показывая равнодушие.

Цай Чжэань совсем не чувствовал колен, да и спина противно ныла, потому что бессмертие не избавляет от боли. А его наказали, как сказал наставник за «эгоистичные желания». Но в чём здесь эгоизм? Разве любить кого-то всем сердцем это преступление?

— Шифу… — он упрямо продолжал стучаться в дверь чужого равнодушия, всё ещё надеясь на ответ или какое-то объяснение.

Наставник Се оставался непоколебимым, словно скала. Мягкая кисть плавно скользила по белому шёлку, оставляя после себя хитросплетение бамбуковых побегов. Тонкие ворсинки, повинуясь опытной руке мастера, то делали сильный нажим, то едва касались шёлковой глади — всё рисование сливалось в единое движение, без заминок и остановок. Если остановиться, картина получится грубой.

Наставник несколько раз повторял Цай Чжэаню — не хватает умения, оставь живопись бамбука.

Сам даос Се рисовал отменно: его бамбук походил на шёлковую вышивку с тёмными размывами. Каждый из листиков имел неповторимое положение, а стебли не стояли одиноко или параллельно, напоминая жалкую мазню новичка, впервые взявшего кисть в руки.

— Шифу, я не понимаю, в чём провинился!

Кисть дрогнула в сильных пальцах наставника. Он одарил ученика осуждающим взглядом и, отложив её, прекратил рисование.

— Подойди, — приказал даос Се, поманив Цай Чжэаня пальцем.

На ноги удалось встать ни сразу. Пришлось растирать колени руками, а потом с кряхтением распрямлять, никак не желающую выпрямляться спину. Приблизившись к столу, Цай Чжэань нерешительно замер. Чего от него хочет наставник? Снова решится избить и заставит стоять на коленях? Он покосился на лежащий подле стойки для кистей грубо плетёный кнут.

— Что видишь?

Хм… Пожалуй, он не видел ничего, кроме орудия наказания. Но говорить о таком вслух не стоит.

— Вижу бамбук, отяжелённый дождём…

— Больше ничего? — даос Се, погладил пятернёй длинную бороду и вздохнул. — Какой из меня учитель, если ученик не замечает главного?

— Шифу, просвети меня!

— Это не просто бамбуковые побеги, Чжэань. Это гармония, застывшая на шёлковом отрезе. Картина вызывает восхищение, пока не нарушает законов гармонии. Не искажает естественный порядок вещей. Таков весь мир вокруг. Если станешь фальшивить или кривить душой, твоя гармония рухнет в одночасье. А следом придёт наказание.

— Какое наказание, шифу?

— Внутренними демонами, — даос Се вышел из-за стола и, подойдя вплотную, положил руку ему на плечо. — А с ними тяжело бороться, Чжэань. Потому берегись эгоистичных желаний.

— Шифу… я люблю шимэй…

Цай Чжэань не уловил мгновения, когда наставник схватился за кнут. Обжигающий удар впился точно между лопатками. Горячая капля скользнула вдоль позвоночника и замерла у пояса, стягивающего нижние штаны из белого хлопка. Он поморщился. Не от боли. Нет! От осознания, что эти штаны придется долго стирать. Кровь одна из тех противных жидкостей в Трёх мирах, что не желают покидать запачканные ими ткани.

— Неужели моя любовь в глазах шифу настолько отвратительна?

Последовал ещё удар. И ещё. Внутри Цай Чжэаня всё перевернулось. От гнева и разочарования. Боль здесь вторична, её можно вынести.

Он перехватил плетёные ремни рукой, не позволив себя бить. И яростно выкрикнул, глядя в спокойные глаза даоса Се:

— Довольно!

Наверное, так просыпаются внутренние демоны? Наставник выдернул кнут из его потных ладоней и отступил.

— Неисправим и безнадёжен… — сказал даос Се — будто раскалённым клеймом наградил. — Однажды внутренние демоны сожрут тебя, Чжэань. Этот наставник бесполезен!

— Шифу… — Цай Чжэань чувствовал, как дрожат губы, но больше не мог молчать. — Шифу, ты относишься ко мне так, потому, что я рождён незаконно, а мой отец владыка отдалённого Северного моря?

— Вздор! — обычно спокойное лицо даоса Се исказилось от возмущения. — Как смеешь обвинять меня в предвзятости?

— Но что это, как не предвзятость, шифу? — воскликнул Цай Чжэань. — Ши Шуй отдают Ань Гэлао из-за того, что он генерал сильнейшего на Девяти Сферах клана Асюло! А как же я? Кто подумал обо мне?! И кого заботят чувства шимэй?

— Неблагодарный! — даос Се гневно взмахнул рукавом и отвернулся к окну. — Прочь с моих глаз.

— Хорошо… Хорошо, шифу, — горько усмехнулся Цай Чжэань, доставая нож — единственный подарок отца. — Я уйду… Но больше никогда не вернусь на Пэнлай!

Натянув шэньи, Цай Чжэань единым взмахом отрезал от нижней части кусок ткани и, подняв его перед собой, разжал пальцы — белый хлопок бесшумно скользнул на пол, напоминая крыло искалеченной птицы.

— Отныне нас ничего не связывает, шифу! Этот ученик благодарит наставника за науку.

С этими словами он развернулся и, действительно, ушёл. Не только из комнаты твердолобого праведника Се. Он покинул Пэнлай, вернувшись в Небесный город.