Возмездие Босуэлла

С антигероем у меня не сложно, а нормально так. Антигерою в чистом виде - не антагонисту - в "Правах наследства" шесть лет, и он вырастает, питаясь ненавистью к герою, и является до некоторой степени отражением героя в кривом зеркале: Джон Лайон, лорд Глэмис, тоже из могущественной, благородной фамилии, у него тоже имеется любящая мать (и рано умирает отец), он тоже восхитительно красив. А еще он конченый психопат, обвиняющий в своих несчастьях всех, кого угодно, кроме себя самого. Известно ведь, сеятели зла искренне уверены, что это не они сами, это обстоятельства/божественная воля/происки врагов/ вообще именно так и надо и т.п. Антигерой последовательно проходит несколько стадий контакта с героем и наносит герою одну из самых болезненных ран, разрушая в "Засветло вернуться домой" родовое гнездо Белокурого Хейлс в отсутствие хозяина. Люди низкого умственного развития, воспитанные в патриархальной среде, понимают только закон силы. Если враг тебя не убил (а Босуэлл, связанный словом, данным королеве, Глэмиса за это искалечил, но не убил) - стало быть, он слабак. И, руководствуясь таким самообманом, Глэмис переходит последнюю границу - похищает дочь Босуэлла.

очень лаконично

Босуэлл шел из Эдинбурга, Хаулетт – из Совиной лощины, на полпути до Эльфинстон-тауэр они встретились. Слава Богу, Дженет смогла точно объяснить, где именно попала под засаду, а Джеймс Хепберн – быстро собрать людей. Хмурый Джеймс, понимающий свою роковую оплошность, напросился с Хеем вместе – искать сестру, двигало ли им при этом сострадание к девочке или беспокойство о грядущем наказании от отца, Хаулетту было недосуг вдумываться, он читал на траве, на дорожной грязи слабые, еле сохранившиеся следы схватки. Когда они, прячась под кровом леса, вышли к охотничьему домику Эльфинстона, сквозь ставни его пробивался слабый свет, в сенном сарае слышен был говор и смех людей Лайона, лошади, стреноженные на ночь, мирно паслись вблизи.

– Ронни, – шепнул Босуэлл, лежащий на кромке поля, как встарь, в юности, но выслеживающий теперь не корысть свою, не удачу, но словно бы жизнь саму. – Караульные на тебе!

В ответ ночь огласил злорадный крик неясыти.

Со двора опять раздался крик неясыти, слегка непривычный в этот час и в этих местах… Джон Лайон замешкался, отступил от жертвы. И тотчас залп аркебузы снес ставни окна с петель, а после, как кошка, в окно нырнул Алан из Долины, дверь затрещала под могучим плечом Молота, и прежде, чем пороховой дым рассеялся, Джон Лайон, лорд Глэмис, изрыгая самые гнусные ругательства, уже корчился на полу, сбитый с ног равно выстрелом и лордом Рональдом Хеем. Не веря глазам своим, забившаяся в угол между кроватью и очагом, смотрела Маргарет на черную фигуру, возвышавшуюся посреди комнаты. Отец! Глаза сами собой наполнились слезами, хотя не плакала ни в момент пленения, ни после, перед мучителем. Больно дернула себя за расплетшуюся косу, проверяя, что кошмар окончен, что она не спит, что это все — наяву…

– Детка, – спросил Босуэлл, – ты цела?

Не имея сил говорить, она кивнула, и он потеплел одними глазами:

– Хвала Творцу Всемогущему… Одну минуту, Маргарет, сейчас все закончится.

– Оставь его мне, – Хаулетт обворожительно улыбнулся.

– Нет уж, позволь, я сам. 

Каждый из светски беседующих мужчин при этом стоял ногой на руке Лайона, а Хей для верности придерживал его, простертого на полу, кончиком клинка в кадык.

– Проваливай, Рональд, мне есть о чем наедине потолковать с этой мразью. Хэмиш, забери сестру, – едва ли не в последний раз в жизни назвал он сына детским именем. – Отправляйтесь сразу же. Нагоню вас часом позже...

Нагнал своих двумя часами позже, на Тайне, уже в ночи. Не доезжая до Крайтона, устроили привал. Спустился на берег, ступил в черную воду реки, окунулся, обтерся, МакГиллан вынул из седельной сумки чистое белье, граф переоделся с головы до ног, но вот плащ пришлось переменить на дедов... впрочем, теперь он был ему к лицу больше, чем когда бы то ни было.

Тут уместно поговорить, насколько приемлем натурализм и кровища фонтаном в описаниях. С моей точки зрения, умолчание уместно куда более подробного описания бойни. Тем паче, что артефакт "дедов плащ" - штука довольно значимая для героя, он его на балы не носит. Этим жестом Босуэлл тут осуществляет принятие, так сказать, своего родового зверя. Берегся, берегся, а не уберегся... жизнь вроде как заставила. Те, кто читал "Младшего сына", те вряд ли смогут понять эту деталь костюма неправильно. Ну и плюс, юность в Приграничье, опыт, знаете ли, Роберт Эллиот в наставниках - именно его господин граф косвенно вспоминает в следующем эпизоде, когда с него пытаются получить ответ о произошедшем.

шериф не беспокоится ни разу

Шотландия, Эдинбург, июнь 1556

Шуршали черные юбки, королева-мать расхаживала от стены к стене кабинета, констебль Эдинбурга, шериф Бервикшира стоял перед ней с видом самым почтительным, с полным вниманием к ее тревогам в глазах.

– И если ты до сей поры не слыхал об этом — значит, вовсе глух, Патрик, потому что говор стоит от Хаддингтона до Линлитгоу...

– Ангус, надо полагать, недоволен?

– Недоволен?! Граф Ангус хвор, сейчас он в болезни от горя, но Кейт, шурин покойника Глэмиса, пришел ко мне — за правосудием. Его убивали со зверской жестокостью. Не каждый палач казнит столь мучительно.

– Какая жалость, – посетовал Босуэлл, – что не могу взять того умельца к себе на службу. Знатное было, по твоим словам, развлечение.

– Патрик… почему ты отсутствовал в Эдинбурге третьего дня?

– Младшая дочь серьезно заболела.

– И как она теперь?

– Опасность миновала, спасибо.

– Ты шериф этой местности, тебе и разбираться...

Он кивнул:

– Разумеется, моя госпожа. И я уже принял меры к поиску виновных, однако, боюсь, – и с особым наслаждением Босуэлл употребил любимое словцо старшего дяди, – боюсь, это необратимо.

– Его убили в охотничьем домике неподалеку от Эльфинстона, на землях Кокбернов. Оскорблены две семьи, Патрик. Лорд Кокберн в бешенстве... и совсем не осталось ни следов, ни свидетелей – пятнадцать человек охраны, что разместились в сенном амбаре неподалеку, найдены также мертвыми.

– Ну, не знаю, что и сказать, – Босуэлл пожал плечами. – Странное дело. Такое, без свидетелей и следов, мог проделать разве что один мой бывший капитан... ныне покойный... да лорд Рональд Хей, пожалуй. Но Хей эти дни был со мной, за него я ручаюсь.

Господи, думала Мари де Гиз, глядя в это суровое лицо, в эти непроницаемые глаза, да невозможно ведь ясней прочесть на нем вину, причастность – и все же… покойник Глэмис мерзавцем был редкостным, но смерть его была такова, что не всяким мученикам выпадает под силу. Местный судья, мужчина зрелый и крепкий, закаленный в трудах, повалился в обморок, а после с четверть часа блевал, когда увидал место казни...

– Кровная вражда, – говорил Босуэлл, совершенно спокойно взирая на королеву, – порой принимает очень грубые формы. С этим ничего не поделаешь. И не всегда можно с уверенностью сказать, кто из кровников нанес последний удар. Я понимаю тебя, как никогда, в твоем намерении покончить с этой варварской дикостью. Так что, ты решилась, все бонды будут разорваны, не так ли, душа моя?

И как по мне, сообщенной информации вполне достаточно, чтоб заценить расправу с антигероем.