Морок, забвение и откровение

Не могу пройти мимо флэшмоба талантливейшего Павла Маркова. Автор предлагает поделиться отрывками, в которых герои в беспамятстве, наступившем по различным причинам, совершают нечто ужасное или позорное.

Туман безумия сопровождает главного героя моего романа "Молчаливый голос" на всём его пути. Поделюсь отрывком, в котором буйство в беспамятстве достигает нового уровня ужаса.

Что-то странное начинало вырисовываться в голове, точно забытый сон. Волэну показалось, что у него был разговор с аптекарем, о котором он совершенно запамятовал. Надсон-Нарбут потёр виски, это слабо помогало. Закрывая глаза, ветеран видел только Лисбет. Он долго стоял под деревом висельников, оцепенел, вслушиваясь в мириады шепчущих голосов. Волэн вспомнил, он ушёл прочь. Двигаясь тяжело, вбивая каблуки сапог в снег, Волэн отдавался воле ног. Они увели его к аптеке. Надсон-Нарбут вошёл внутрь, тогда и состоялся разговор с Андерсом.

Пожилой аптекарь встретил гостя испугом:

— О боги, Волэн, успокойся! — старик отреагировал на обнажённый меч, вот в чём было дело. — Он заставляет тебя, сопротивляйся!

«Он? Пьющий Души?» — ветеран точно вспомнил, как посмотрел на чёрное лезвие, клинок сверкал рунами, сделавшимися ослепительно яркими.

— Твой дед Дикен, он проболтался мне по пьяни, однажды. Рассказал, что случилось с моим братом Ларсом, — слова Андерса в тот момент остановили Надсон-Нарбута, вызвав интерес. — Он убил своего компаньона, моего братца, сказал, что меч его заставил.

Откровение аптекаря не впечатлило ветерана, но объяснило его мотивы:

— И ты решил мстить мне, убив мою женщину? Использовал меня, чтобы выгнать Йоэла и убить Уллу, что дальше?

Аптекарь что-то резко достал из ящика стола, бросил в лицо Волэну, ослепив. Андерс попытался проскочить мимо дезориентированного ветерана, вырваться на улицу, но Пьющий Души его настиг. Удар пришёлся в бедро, старик упал.

— Значит, я прав, а святоша с тобой в сговоре?

Аптекарь только кряхтел, плевался и бранился.

Дальше всё было в тумане.

«Я убил его? — Волэн не хотел оказаться правым. — Даже если не добил, было много крови. Артерию должно быть рассёк. Без помощи Андерс истёк бы кровью».

Это воспоминание, как цепь, притянуло за собой следующее.

Волэн вошёл в разорённый храм Радогоста. Прихожан не было, только священник и младшие помощники. Ветеран услышал что-то неприятное… Ах да, они говорили о Лисбет, обсуждали то, что её не следует хоронить:

— Да, она не хульдра. Она грязная лесная ведьма! Андерс был прав, когда спровоцировал селян выгнать её из Кроссвинда.

— А что делать с Волэном?

— Лучше скажите мне, что с вами делать? — Надсон-Нарбуту не нужен был ответ. Его рука была легка, движения чётки. Он пустился в танец, ловя багровые брызги.

В его голове гудела музыка, сотрясающая всё вокруг: «Нет им веры, нет им прощения. За кровь положено отвечать кровью. Никакая добродетель не проймёт сгнившее насквозь племя. Жаждущий напьётся! Johannes Sjöberg sitit! Dormit, sed adhuc exregiscimini. Он проснулся и оглушил их своим воплем! Evigilabit et clamore suo obfirmat. Он никогда не вернётся в дом отца! Numquam in domum partis sui revertetur. Не сыскать покоя тем, кто был проклят на веки вечные. Nulla requiem invenias damnatis in aeternum».

В пляске безжалостности и дикой жажды отмщения Волэн чувствовал лишь содрогания своего клинка, ему показалось, что меч ведёт в этом танце. Неудержимость Пьющего Души, содрогающегося в ритме пульсаций, с которыми приходят к финишу в постели, не поддавалась контролю. Только когда жажда оружия и яростного стремления возмездия были утолены хоть на толику, дуэт воина и меча остановился, музыка крови, плоти и металла смолкла, солнце ударило в глаза.