Флэшмоб о покушениях

Петр улизнул из-за стола пораньше, чтобы успеть экипироваться: Ершов дал ему легкий, почти невесомый бронежилет, совершенно незаметный под форменной шинелью. Если заговорщики используют стандартные боеприпасы, он отделается синяками. Правда, если снайпер решит стрелять в голову, броня не поможет. И вся медицина доминанты тоже. Но Петр от всей души надеялся, что снайпер не захочет портить ему физиономию. Ведь если эти ребята задумали показательную казнь, они должны позаботиться, чтобы врага можно было опознать. А для этого у него под фуражкой должна остаться нормальная физиономия, а не винегрет.

Успокаивая себя подобным образом, Петр вышел из дома, буквально спиной чувствуя слежку. Сейчас перед Петром стояла простая задача: идти обычным маршрутом с таким видом, как будто это рутинный поход на работу, а не игра в кошки–мышки со смертью. Это несложное, на первый взгляд, дело требует наработанных навыков. Обычно поведение человека, его походка, непроизвольные движения, мимика могут почти со стопроцентной точностью рассказать о его эмоциях. Переживает ли он по поводу уже случившейся неудачи, ожидает неприятностей или, напротив, переполнен радостью. Всё это специалист считывает в мгновение ока. Настоящий разведчик, понятное дело, не может позволить себе быть считанным. Умение выразить без слов любую эмоцию, запутать наблюдателя, заставить его прийти к ложным выводам – все это кропотливо нарабатывалось на курсах поведенческого анализа и актерского мастерства. Выйдя на Витебскую, Петр включил «старого служаку» и немедленно превратился в обычного служащего, спешащего на работу. Тот, кто скрытно наблюдает сейчас за юношей, должен прийти к выводу, что жертва ни о чем не подозревает. Повернув на Дровяную, Петр посторонился, пропуская какого-то мастерового, перед которым неторопливо плыла гружёная гравиплатформа. Проводив его праздным взглядом, юноша краем зрения успел заметить высокого худого мужчину средних лет в коротком черном бушлате и надвинутом на глаза картузе. Он привлек внимание поручика напряженной позой, не вяжущейся с нарочито небрежной одеждой. Когда Петр обернулся, человек резко дёрнулся и поспешно повернул голову в сторону, как будто разглядывая стену напротив. Дилетант. Если и остальные такие же, то Петр, пожалуй, зря озаботился бронежилетом. Такой боевик скорее попадет в себя или в случайного прохожего, чем в выбранную цель. Тем не менее, Петр не спешил расслабляться: возможно, в соглядатаи определили самого никчемного человечка, а в эркере на Вознесенском его поджидает опытный стрелок. Свернув с Дровяной на Офицерскую и пройдя еще полквартала, Петр бросил взгляд в стекло витрины. Если посмотреть в стекло под нужным углом, вы сможете превратить его в зеркало, которое покажет вам именно ту точку, которую вам надо. Черный бушлат по-прежнему маячил за спиной, примерно в пятидесяти метрах. Он шел, немного сгорбившись, как будто на его плечи давил некий груз. Исходя из осанки преследователя, положения его головы и того, что Бушлат явно знобило, хотя утро было совсем не холодное, Петр поставил диагноз: недосып. У заговорщиков было достаточно времени на подготовку покушения, так что бессонная ночь, как Белоусову, им не требовалась. Напротив. Им требовались свежие люди, на пике формы. А Бушлат не выспался. Почему? Причина могла быть только одна: Бушлат всю ночь дежурил у его дома.

«Это хорошая новость. – Размышлял Пётр. – Теперь можно грубо оценить число боевиков. Черный бушлат ночевал на посту, а теперь ведёт меня уже третью улицу. Похоже, что он собрался сопровождать меня до самого Вознесенского проспекта. Отлично. Значит, заговорщики испытывают нехватку людей. И сосчитать их совсем не сложно. Итак, первый – это Бушлат. Второй – снайпер. Потом группа подстраховки. Бушлат не может в неё входить – он слишком далеко, ему просто не успеть за Петром, если снайпер промажет. Групп поддержки может быть одна, максимум две. В каждой не больше двух человек. Почему? Да потому, что если бы их было больше, они бы точно смогли выделить хотя бы одного человека для слежки, а не сваливать всё на Бушлата. Значит, в засадах максимум четверо. Итого – шесть человек. А может, и того меньше. Значит, если начнется заваруха, на нашей стороне будет численный перевес».

Пройдя мимо небольшого скверика, Петр краем глаза заметил двух дворников, старательно перекапывающих газон. Один из них был невысок и белобрыс. Ребята Ершова.

Вознесенский проспект всё ближе. И, наконец, Петр пересек ту линию, за которой, окажись в эркере он сам, уже можно открывать огонь. Белоусов чуть не шкурой ощущал перемещение крестика прицела по телу. Вот он остановился на животе. Немного помедлил и стал плавно подниматься выше. Еще выше, до груди. Петр, ставил на то, что снайпер выждет, пока мишень выйдет на Вознесенский. На Офицерской было ещё сравнительно безлюдно. Если они правильно разобрались с мотивацией противника, заговорщиков это не устраивает.

Вот и проспект. В сумраке подворотни дома 18 Петр заметил две темные фигуры, как бы непринужденно беседующие. Привет, господа из страхующей группы. Шаг. Еще шаг. Не поднимая головы, Петр взглянул из-под козырька на эркер пятого этажа. Окно закрыто. Легкий тюль мешает разглядеть, что творится в комнате. Между занавесками небольшой, в ладонь просвет. Всё правильно. Именно оттуда сейчас раздастся выстрел. Если, конечно, ребята не схватят снайпера.

Петр вышел на Вознесенский. Да, здесь уже оживленно. Чиновничество спешит на службу.

В субъективной вселенной Петра время замедлилось настолько, что, казалось, вот-вот вообще остановится. Кругленький, упитанный губернский секретарь, шедший ему навстречу, словно в замедленной съемке поднес ко рту руку. Розовенькое личико с торчащими усиками забавно сморщилось: его благородие намеревались чихнуть.

В этот момент Петр почувствовал сокрушительный удар в спину и покатился по тротуару, заставив губернского секретаря испуганно пискнуть и отпрыгнуть в сторону, прямо на брусчатку проспекта. Время подхватилось и понеслось вскачь, словно наверстывая упущенное: звон разбитого стекла, чей-то испуганный возглас и тут же грохот каблуков по мостовой. Боевики из страховочной группы неслись проверить, достиг ли выстрел цели и не нужно ли добить раненого.

Во все стороны, словно испуганные голуби, порскнули разномастные шинели.

Петр перекатился на спину. Двое бежали к нему из той самой подворотни дома восемнадцать. С противоположной стороны – еще двое. Да, групп поддержки действительно оказалось две. Один из приближавшихся боевиков показался Петру знакомым, несмотря на надвинутый на лоб картуз. Никак, господин Окунь собственной персоной?

Завязалась перестрелка: Часть «утренних прохожих» как по команде выхватили оружие. Молодец Ершов, точно рассчитал время. Его люди оказались как раз напротив восемнадцатого дома в самый критический момент. Петр надавил на сенсор вирта, отправив запрограммированное сообщение людям Павлова.

Окунь вскрикнул и, схватившись за ногу, рухнул на брусчатку, корчась в судорогах: игольники ершовских ребят заряжены конденсаторными иглами, парализующими цель мощным разрядом. Второй боевик, каким-то чудом избежав ранения, на ходу вскинул руку с мощным игольником. Будь у Петра оружие, у этого типа не было бы шансов. Но они с Ершовым решили, что игольник, даже спрятанный под шинелью, может быть замечен наметанным глазом. А правом ношения оружия в столице обладали только сотрудники правоохранительных органов, находясь при исполнении. Так что решили не рисковать. И вот вам результат. Видя, как тонкое жало игольника поднимается, целя ему в лоб, Петр бросился навстречу боевику, нырнув под ствол.

Но его маневр запоздал. Лоб нападающего расцвел кровавой розой. Алые брызги горячей крови ударили Белоусова в лицо.

Он запоздало отметил второй хлопок винтовки. На этот раз снайпер, засевший в эркере, метил в голову.