Новая Жизнь (фрагмент из романа)

В романе "Новая Жизнь" главная героиня, Аня Ларина, библиотекарь, куратор библиотеки на территории закрытого режимного объекта, мужской колонии строгого режима. 

У библиотеки есть свой сайт. Там Анна и ее помощник Юра, пишут различные статьи. 

Фрагмент, который душа просит опубликовать сейчас: пост-монолог, написанный Анной накануне 1 июня. 

Знаю, сейчас конец января, но этим фрагментом захотелось поделиться сейчас. 

Доброго вам всем дня, всем, кто посещает наш сайт.

Завтра первое июня, кроме того, что это первый день лета, это еще и Международный День Защиты Детей.

А всего неделю назад в нашей семье случилось радостное событие, у нас родилась дочь, Машенька!

И вот сегодня, накануне Дня Защиты Детей, став мамой в шестой раз, я вспоминаю Реквием... монолог, стихи Марины Цветаевой, ту самую строку:
"...Я обращаюсь с требованьем веры и с просьбой о любви".

Так вот, я пишу этот текст сейчас и он есть мое обращение ко всем вам "с просьбой о любви".

Став мамой в шестой раз, и с первого же дня, когда я осознала, что стану мамой в самый первый раз, я снова и снова понимаю, как это истинно: кроме несомненной, дарованной Господом, ответственности родителей перед своими детьми, у общества тоже есть социальная ответственность перед каждым новорожденным малышом, будь то мальчик или девочка, родись он в семье полной и счастливой, или в неполной и не слишком счастливой, а то и вовсе с первого же дня жизни (или не обязательно с первого) столкнувшегося с ситацией, когда вся ответственность за него целиком ложится на это самое общество.
Потому что нет более страшной ситуации в жизни маленького человека, чем обделенность любовью. Ребенок же не обязательно обделен любовью по вине родителей; бывает так, что ребенок с рождения или с очень юного возраста сирота, и тогда на плечи общества ложится груз ответственности за то, чтобы обеспечить ребенку самое необходимое, и я, как вы понимаете, говорю сейчас не о памперсах, детском питании, одежде и крыше над головой (хоть это и очень важно и необходимо), а именно об эмоциональной состовляющей жизни каждого человека, того, без чего ему не вырасти здоровым и полноценным, не говоря уже о том, чтобы вырасти счастливым.

Человеку нужен человек, а ребенку нужны родители или, на худой конец, ему нужен кто-то, кто будет его любить. Любить всей душой, безусловно, холить и лелеять. Но кто станет делать это в наших домах малютки, или в детдомах? Это не риторический вопрос, и ответ вы знаете не хуже меня, как и тот факт, что в наших детдомах процветает дедовщина, а уличные дети часто становятся марионетками у профессионалов: воров, цыган, попрошаек, различных мошенников.
Иногда они сами сбиваются в "стаи" и выживают как умеют...
Из всего можно делать деньги, даже из собственной брошенности и никомуненужности.

Надо ли объяснять вам, что вырастает из таких детей, кинутых, с рождения или с раннего детства вынужденных выживать? Думаю, не надо.

Конечно, изредка таким детям все-таки везет. Вот, например, как мне. Меня родная мать, здоровая и небедная, бросила в роддоме, отказалась от меня, потому что не хотела растить меня одна. И это при живом, только кинувшем ее, моем отце. Я попала в дом малютки, потом в детдом, и там мне и еще нескольким детям несказанно повезло с воспитательницей. Она была доброй, ласковой, внимательной, заботливой, и она любила возиться с нами...
Вообще, она нас любила, а мы любили ее. Нет, мы не звали ее мамой, но по факту она была для нас самым близким человеком на земле.
И мы чувствовали себя любленными, и это дарило нам ощущение счастья.

Но мне очень хотелось найти мать, прийти к ней... и я нашла. Сумев узнать, где живет моя мать, я стащила деньги у одной стервы и сбежала из детдома, приехала к маме и... мы поговорили, попили чай, а потом она отвела меня на остановку, посадила в автобус и отправила назад, в детдом. Я смотрела ей в след и рыдала, а она так ни разу и не обернулась назад, не помахала мне...
И тогда я поклялась, что, когда вырасту, у меня будет много детей, и я никогда их не брошу.

Я вернулась к нашей воспитательнице, ей я обязана лучшими воспоминаниями о детстве, но назвать ту пору счастливой я все ж таки не могу. Мы все мечтали о родителях, и мы все, кроме одной нашей воспитательницы, были никому более не нужны. Нам говорили, что мы уже слишком взрослые, брать нас в семьи как покупать кота в мешке...
Тогда впервые мы услышали слово "генетика" и "генетика" стала нашим злейшим врагом.

Но и маленьких не особо часто усыновляли или удочеряли. Я слышала, как наша директриса говорила, "Конечно, это так трудно, полюбить чужого ребенка".

А я думала, думаю, и буду думать всегда, что все это чушь собачья, и если человек способен любить, в принципе способен, то он полюбит хоть щенка, хоть котенка, хоть не своего биологически ребенка. Другое дело, если он вовсе не умеет любить, тогда с него и взятки гладки.

В моем детстве было что-то хорошее, хотя точно это не была "золотая пора" в моей жизни. Но  тогда я не знала, что все может быть намного хуже. До тех пор, пока жизнь ни подарила мне встречу с мужем.

Вот тогда я встретила человека, детство которого по сравнению с моим было как Рай и Ад, и да, Раем было – мое.
Как я уже писала в самом начале, неделю назад у нас родилась дочь, и мы назвали ее Машенька, в память о моей свекрови, о родной матери моего мужа.

Маше Салтыковой было всего тринадцать лет, когда она родила сына... но так и не стала для него мамой. Будучи жертвой изнасилования, Маша и не могла, и не желала поступить иначе: сразу после родов она отказалась от сына... позже, по своим причинам, она пыталась его убить... оставила ночью зимой в лесу голенького в сугробе...
В СИЗО ей это стоило жизни; а ребенка спасли, только хронический пиелонефрит так и не смогли вылечить. Такое вот своеобразное наследство осталось ему от матери.
В доме малютки докормили до двух лет и сдали в детдом. А там не нашлось даже доброй воспитательницы...
Только люди, которые за небольшие деньги делали ненавистную им работу, будто эти дети были и не дети вовсе, а какие-то противные зверушки, причем априори хищные, опасные, пропащие. На них там уже поставили жирный красный крест и понавесили кучу ярлыков.
Их всех как будто намеренно (а есть детдома в России, где именно что намеренно) готовили в уличные бандюги, с волчьими когтями, клыками и соответствующими повадками и характерами.

Но однажды там появилась маленькая девочка Оля, сущий ангел, ей было года три. И вот, пятилетний ребенок, ставший впоследствии моим мужем, стал ее защищать, а она звала его братик.
Тогда в их детдом приехала одна состоятельная пара и они решили взять Олю к себе. Ее "братик" надеялся и верил, что они и его возьмут, но его надежды не оправдались. Хуже того, его не только не забрали с Олей, но и сделали ему больно, пока готовили документы, необходимые чтобы забрать Олю.

Как-то раз она, женщина, привезла в детдом целый ящик игрушек, и мальчику понравился оловянный солдатик. Пока Оля играла с другими игрушками, ребенок стоял поодаль и смотрел на солдатика. Заметив его взгляд, женщина взяла игрушку и как бы протянула ее мальчишке. Но стоило ему потянуться за солдатиком, она отвернулась и швырнула игрушку обратно в ящик, одним движением, одним этим поступком уничтожив его веру в людей, веру в любовь, веру в собственную кому-то нужность.

Так случилось, что солдатик все-таки попал к моему мужу – сорок лет спустя.
Я помню, как та женщина плакала и умоляла меня передать игрушку когда-то невзначай глубоко раненому ею ребенку.
Она рыдала, и все повторяла, что не знала, что представить себе не могла последствий своего поступка. Не стану лгать и говорить, что я простила. Он простил, хоть и у ее походя совершенной жестокости был совершенно чудовищный результат. Какой? Уже став взрослым мужчиной, он ничего не принимал за чистую монету и ждал подвоха от взякого дающего (или принимающего что-то от него). И вот беда, его недоверие каждый раз оказывалось оправданным, как та история с оловянным солдатиком.

Раз совершенное предательство разрушило хрупкую веру этого человека в то, что его вообще хоть кто-то мог бы полюбить так, как должно родителям любить своих детей: безусловно.
А позже, год спустя, случилось в его жизни событие еще более ужасное: его нашел родной отец. Почему ужасное? Да потому, что это был все тот же монстр, который обесчестил девочку-подростка и вышвырнул на улицу беременную мать своего ребенка.

Конечно, детки завидовали тому из них, за кем батя пришел. Да вот только завидовать там было нечему абсолютно. Отец, оставшись один на один с шестилетним беззащитным существом, принялся систематически доламывать в нем то живое, что еще осталось и что можно было сломать. Он калечил сыну психику, травил, давил морально, измывался, избивал, запрещал жаловаться, плакать, нещадно бил за любую слабость, пока наконец сын ни подрос и ни дал отпор отцу самым что ни на есть силовым методом, после чего сбежал от садиста куда глаза глядят.

И улица завершила науку выживания, которую молодой мужчина освоил в совершенстве. Теперь у него была лишь одна дорога, дорога хищника, привыкшего выживать любой ценой.
И таких вот хищников в те годы (90е) в нашей стране выросло целое поколение.

Знаете, в литературной традиции 20ого века "потерянным поколением" принято называть тех, чья молодость в Европе и не только пришлась на период между двумя мировыми войнами.
В России же наше потерянное поколение это те, кто родился в 70е-80е, а рос и формировался в 90е. Брошенные, никому не нужные, они росли как трава, предоставленные самим себе, ненужные, никем не любимые социальные изгои, многие из которых стали в итоге или бандитами, или олигархами. Ну, еще юристами и банкирами.

Мой муж с рождения не знал ни ласки материнских рук, ни ее тепла, ни запаха грудного молока, он не слышал от мамы, "Иди кушать, мой хороший", ему не пели колыбельных, и не читали детских книг, с ним не смотрели мультики, и не играли в игры, его не нянчили и не жалели, когда ему было больно...
Наоборот, на него орали, били еще больнее, запрещали плакать, и все время повторяли, что "все бабы суки и шлюхи". Так он и рос, с приобретенной привычкой всегда отвечать ударом на удар, со стремлением все держать под контролем, особенно людей, наращивать свою власть любым путем, чтобы уважали и боялись (и да, уважали, и да, боялись), и любым способом пытался хоть как-то компенсировать себе все, что недополучил в детстве, в первую очередь желанием давать своим детям то, чего не давали ему, но тут же сталкивался с новрй проблемой, с большой бедой: тот, кого никогда не любили и не учили правильно проявлять любовь, хочет любить, да только не знает, как это делается.
Добиваясь всего любой ценой, он опытным путем пришел к тому, что с любовью ему как-то катастрофически не везет и привык оправдывать себя – перед самим собой.

Человек вырос, а вот обделенный и обиженный, брошенный и преданный ребенок внутри так и остался ненужным и нелюбленным... и начал мстить, всему миру, так жестоко, как мстить умеют только дети.

Одним из важных моментов в моем обращении будет одно признание: я люблю своего мужа больше жизни, он лучший мужчина на земле, но кроме того, я люблю этого малыша, которому когда-то не позволили получить заветную игрушку, которого бросили умирать в лесу, которому о его матери говорили только гадости и били лицом о бетонную стену, со словами "мальчик должен терпеть боль", и я знаю, на собственном личном опыте, что человека, ребенка и взрослого, никогда не поздно долюбить, пока он есть, пока он жив!

Мое обращение ко всем к вам, это простая просьба о любви к детям, к вашим и не к вашим, к большим и к маленьким, к деткам счастливым и к обделенным, к тем, у кого есть мамы и папы, бабушки и дедушки, и у тем, у кого вообще никого нет, потому что в любви к ним и состоит наша с вами коллективная социальная ответственность. Не может быть счастливым и здоровым общество, где дети не цветы жизни, а самое большее сорняки, растущие на брошенных грядках: или выживут вопреки всему или...их как следует прополят, и они будут умирать под дождем или снегом или палящим Солнцем...
Ради всего святого вспомните, как относились к сиротам после Великой Отечественной войны: "чужих детей не бывает", — говорили вдовы не вернувшихся с фронта солдат и воспитывали и любили всех детей, кого им посылала жизнь.
"Напоминает море – море,
Напоминают горы – горы,
Напоминает горе – горе,
Одно – другое.
Чужого горя не бывает,
Кто это подтвердить боится,
Наверное, или убивает,
Или готовится в убийцы".

Марина Цветаева обращалась с требованьем веры и с просьбой о любви, а я обращаюсь с требованием помнить, что за каждого ребенка, не знавшего любви, ответственность социальная лежит на всех на нас, и с просьбой никогда об этом не забывать, и не перекладывать вину с общества на детей, чья "вина" лишь в том, что они выжили не благодаря нам, а вопреки своей никомуненужности; а любви им хочется всегда, не может человек жить без любви, иначе он станет мстить - всем, кто его не любил, и всем, кого любили. Так что обязательно кого-нибудь долюбите, кого-нибудь одного, Богу этого хватит.

Вот фото солдатика. Глядя на него, вспомните, что любить на самом деле очень просто.
И пожалуйста, пусть в вашей жизни первого июня, день защиты детей, будет все 365 дней. Не жалейте своей любви, ибо любовь это та сила, которая умножается по мере того, как один человек раздает ее другим людям. В нем самом ее от этого становится только больше.