Детектив
Автор: Ирина БоброваДобавила главу в детективный роман. Хотя, пожалуй, классическим детективом его не назовёшь, больше мистики. И вот что-то запереживала - слишком много трупов. Немного из книжки:
Вы когда-нибудь обращали внимание на то, как запахи раскрашивают нашу жизнь? Утренний аромат кофе задаёт бодрость на весь день, апельсины всегда пахнут радостью, аромат мандаринок не сильно, но существенно отличается – к радости добавляется яркая нотка праздника. Чеснок всегда пахнет салом, тонким, с прожилками, тающим во рту, и тут же аромат картошки – рассыпчатой, варёной, или жареной на растительном масле.
Стоит убрать запахи, и жизнь становится тусклой, из неё пропадает самая главная составляющая счастья – аппетит. Аппетит к еде, аппетит к жизни, аппетит, дающий удовольствие от каждой мелочи. Когда на душе тоска, мелочи вообще перестают замечаться, будто пропадают – потому что перестают пахнуть. Запахи пробуждают память, и вытаскивают на свет божий то, что давно похоронено где-то глубоко в душе. Одни запахи нравятся априори, потому что с ними связано всё, что ассоциируется со счастьем, а другие становятся неприятными именно из-за того, что запускают цепочку негативных воспоминаний.
В старых домах запах детства и наших бабушек, почему-то в подъездах, где живёт много стариков, всегда пахнет сушёным укропом, к которому примешивается ещё много ароматов, дополняя, но не заглушая основную ноту. Жизнь одного человека пахнет новогодней ёлкой, у другого преобладают запахи автомобильного гаража, третий живёт, купаясь в аромате фруктов и цветов. Это хорошо, когда жизнь вкусно пахнет, но про меня так не скажешь. Моя жизнь пахнет похоронами, в ней витает запах увядших цветов, ладана, сгоревшей восковой свечи и могилы – так пахнут похороненные мечты и разбитые надежды. В семьдесят девятом году к запаху похороненных надежд прибавился запах гари.
Стучите – и вам откроется. Порой открываются самые невероятные двери, и помогают люди, о существовании которых ты не подозреваешь. На крыльце старого дома на Горе, я не решалась постучать, но мне нужна была помощь. Прошлое никак не хотело отпускать, и логического объяснения произошедшему не находилось. Адрес гадалки дала Люся, рассказала, как ей помогло гадание, когда она сомневалась в верности почти чехова.
- Есть ещё Розка, она на кофейной гуще гадает, но баба Вера лучше, ты к ней заходишь, и она насквозь видит, что с тобой происходит. Она карты раскладывает вроде бы, но не смотрит на них, глядит тебе в глаза и говорит. Лёлечка, сходи к ней, не бойся, может, счастья нагадает…
Со счастьем у меня было напутано, сильно напутано.
Войдя в дом, я задохнулась, волна ладана буквально сшибла с ног. Комната затемнённая, плотные шторы на окнах, гадалка сидела в глубине комнаты, под иконами. На столе горели две свечи, выхватывая из полумрака руки и колоду карт.
- Здравствуйте, - сказала я, присаживаясь напротив. Бабушка Вера была в двух платочках, один, беленький ситцевый, повязан поперёк лба, а второй, Павлово-Посадский, косынкой сверху. Казалось бы, ничего не выбивало из образа, но у меня хорошая память на лица, и эту женщину я уже видела. Как-то в трамвае эта дама зашла в вагон на остановке Малахова. На ней было чёрное кримпленовое платье, перчатки и шляпка. Боже, как она вошла в вагон! Как царица! Она окинула пассажиров царственным взглядом, прошествовала к свободному месту и воссела на него – иначе не скажешь, как на трон.
Почему я её запомнила? Уверенность в себе, чувство собственного достоинства и какой-то нереальный апломб – это было такое царственное сочетание, что я подумала: даёт же Бог людям силу! У меня подобного состояния души никогда не было, я всегда старалась занять меньше места, старалась меньше съесть, чтобы кто-то плохого не подумал, старалась быть полезной, чтобы не быть виноватой. А эта дама в трамвае была невиноватой априори, она была хозяйкой своей жизни, она имела право на шляпки и перчатки. И совершенно не обращала внимания на мнение окружающих, не говоря уж о том, чтобы к нему прислушиваться. Когда она шла к свободному месте, за ней тянулся шлеф тонкого, тёплого аромата, что-то мускусное, цитрусовое, с ноткой гвоздики. Не сразу поняла, что это духи « Красная Москва». Даже сейчас аромат духов тонкой иглой всверливался в тяжёлый ладанный дух.
- Шляпка вам больше идёт, - ляпнула я в продолжение своих мыслей.
- А то, - засмеялась гадалка, разматывая платки. – Никогда не знаешь, кто придёт. Мне сорок восемь лет, а порой заглянет дама под шестьдесят, и что я ей скажу, если у неё жизненный опыт больше моего, что мозгов у неё меньше? Нельзя так говорить, так всех клиентов растеряешь. А платочки делают меня такой старенькой-старенькой бабушкой.
- Я вс в трамвае видела, в чёрном платье из кримплена и в шляпке – такой гипюровой – вы были неотразимы. И ещё босоножки – тоже чёрные, на платформе. И жемчужное ожерелье. Я тогда подумала, как оно сверкает на чёрном фоне!
- На чёрном фоне всё белое сверкает, - засмеялась баба Вера, хотя сейчас её назвать «бабой» язык не поворачивался, - чем мрачнее тьма, тем чище жемчуг. У тебя ведь то же самое. Мрак вокруг тебя, а душа чистая, как слеза. Плачет душа о том, что не делала. Но, давай по порядку. Сейчас разложу карты и скажу, кто ты, и что с тобой творится.