Зарекалась.... ну Вы поняли)
Автор: Анастасия МашевскаяЯ вроде как собиралась до упора отмаличваться, но все-таки решила прыгнуть в последний вагон уходщего флешмоба от Миято Кицунэ о героинях.
У меня всегда есть «узловой» или «осевой» женский персонааж, на котором так или иначе все сходится. Но если мы говорим о героинях, то тут правильнее всего сказать вот про эту книжку. В «Смотрителях Пустоты» было 2 героини, на которых, пожалуй, можно было бы и ровняться. Особенно на вторую.
Данан Таламрин — главный актор этой истории. Она выросла из перепуганной девчонки, странствующей в роли подчиненного новобранца под крылом спасителя-командира, до безусловного лидера отряда и без шуток героя, бросившего вызов Темному Архонту (главгаду). От безысходности, конечно. Но это был тот случай, когда человек не спрятался от навязанной борьбы даже тогда, когда стало ясно, чем он за эту борьбу заплатит.
Конечно, Данан всегда помогали и, в частности, ей всерьез помогла вторая героиня истории, способная стать примером. Командор Тальвада — ни разу не главный актор. Она вообще тянет скорее на эпизодического перснажа, ибо фигурирует только в финальной части трилогии.
Черты командора казались тонкими: прямой нос, заостренный подбородок, чуть широкий рот. Но до конца с уверенностью сказать, что командор была красива и прелестна не получалось: всю левую половину лица от нижней челюсти до нижнего века закрывала металлическая пластина. Необычного цвета: то ли белого железа, то ли с какой-то примесью. Данан мало смыслила в минералах и еще меньше — в изготовлении доспехов, оружия и всяких пластин.
Тем не менее, Тальвада, будучи эльфом, сделала примерно то же, что и Данан, только где-то за сто лет до нее с другим архонтом. И потому для Данан она стала живым напоминанием того, что ее ждет.
Под спойлером фрагмент из самого финала-финала, когда Данан и Тальвада остались на вершине большой бутылки здания, на крыше которого состоялся главный махач. Это действительно спойлер, так что открывайте на свой страх и риск.
Тальвада, словно чувствуя, улыбнулась вместо Данан. Но когда она, глядя на чародейку сверху-вниз, заговорила, в словах её сочился яд.
— Гордись собой, чародейка Таламрин. Теперь ты можешь прожить в радости и почете, сколько тебе осталось, зная, что благодаря тебе дело Смотрителей не умрет.
Яд, знакомый ей самой, безошибочно расслышала Данан и подняла голову в ответном взгляде.
— Знаешь, Данан, — говорила она цинично и горько, как никогда прежде, — ты... отличаешься от своих товарищей. — Тальвада подняла руки, завела под волосы, чтобы открепить тонкие, едва заметные завязки металлической маски. — Тот, кто принял Пустоту исчадий — больше или меньше — становится человеком, похожим на монстра. Но тот, кто принял Пустоту архонта, становится монстром, похожим на человека.
Тальвада отвела руки, убирая маску, и развернулась к чародейке целиком.
Данан затряслась в молчаливой, беззвучной дрожи. Под левым глазом командора не было ничего, напоминавшего лицо. Пустота, не имеющая никакого прикорма, но жадная и поглощающая все, до чего способна дотянуться, изъедала голову Тальвады изнутри. Не червями, не кислотой — а самой собой. У эльфийки не было щеки. Скуловая кость, покореженная, торчала наружу неровным мелкими углами и сколами. Сквозь них Данан частично могла разглядеть, на что крепится помутневший снизу командорский глаз. Едва ли Тальвада им еще видит. В челюсти были пробоины: если от верхней еще что-то осталось, включая почти все зубы, нижняя местами завалилась внутрь или выпала вовсе, открывая просвет, в котором был виден почерневший язык. Вдоль виска и возле уха жирными пиявками ворочались черные сгустки, взбухая и истончаясь так, будто пытались проникнуть дальше и выжрать эльфийский череп насквозь.
Тальвада улыбнулась — и Данан поняла, что более страшного зрелища ей не приходилось видеть еще воистину никогда.
— Гордись, Данан, — требуя, повторила Тальвада с необъяснимым мрачным торжеством. — И радуйся: теперь ты — герой.
И хотя фрагмент вооббще не репрезентует, какого ж черта можно ровняться на эту женщину, но без шуток Тальвада удивительна. Из дам этой истории ею я восхищаюсь больше всех.