про жертвы
Автор: Ирина Якимоваувидела флешмоб про жертвы... их есть у меня!
Можно сказать, любимая тема. В каждом романе кто-нибудь из героев жертвует собой. Это всегда одна из ключевых сцен финала, к которым я иду. Забавно. У меня далеко не всегда бывают батальные, эпические-сцены в финале, свадеб тоже не бывает... А вот жертву чью-нибудь, хлебом не корми - дай написать)))
Чернота вокруг пульсировала и уплотнялась. Винсент бездумно прислушивался к ее шорохам, пока не понял: тень ритмично колышется, набирает силу в такт биению его сердца. Оно стало центром кокона тьмы, оно давало давно ушедшему владыке бессмертных силу воплощаться в реальности.
«Если ударить в центр, в источник, питающий проклятие, это уничтожит Алитера», - это была первая, страшная своей кристальной ясностью собственная мысль. Да, он же слышал это совсем недавно: «Собранное воедино, проклятие Алитера, как любое проклятие carere morte, падет пред серебром или солнцем».
«Жаль, что до рассвета еще далеко», - Винсент позволил себе одну слабость: представить этот рассвет. А потом выхватил из кармана кинжал из чистого серебра, забытый Нефандусом.
Уже два раза он вот так чувствовал пульсацию своего сердца кончиком приставленного к груди лезвия. Но слишком дрожали руки. Слишком страшно. Тогда его еще грела надежда на Дар, теперь же было лишь знание о Проклятии, которое нужно уничтожить… которое он один может уничтожить! Если он решится… если только он решится, чистый золотой свет Дара засияет очень скоро у другого Избранного - сильный, не загрязненный никаким проклятием. Тогда никто не посмеет сказать, что Дар бессилен. Что сказка – лжет.
Губы непроизвольно разошлись в улыбке. В сложных ситуациях Винсент всегда старался подбодрить себя ею, но сейчас это была замороженная улыбка-оскал. Последняя, прощальная. Больше ни о чем не думая, он быстрым движением всадил серебро кинжала в источник проклятия – центр тени – свое сердце.
Он ожидал резкой боли удара, но вместо этого словно ледяной жидкий металл разлился по телу, сковал руки и ноги. Серебро? Скорчившись, Винсент упал на колени, потом завалился в снег. Черная тень вокруг таяла, и вместе с нею распадался жгучий яд внутри. Ударил по глазам яркий после кромешной черноты лунный свет, отраженный от снега, стали слышны звуки: поблизости кипела битва. На помощь подошли охотники.
Винсент теперь медленным, вялым движением выдернул кинжал. Серебряное лезвие покрыли черные язвы, будто его вонзали в сердце вампира.
«Проклятия Алитера больше нет».
Владыка бессмертных по-прежнему стоял в двух шагах от него. Он снял маску. Выражение триумфа на его лице сменилось выражением крайнего изумления и разочарования.
- Ты был прав тогда, Избранный может быть опасен, - сказал Винсент побеждённому владыке и засмеялся. И поперхнулся, почувствовав железный вкус крови, тяжело распершей грудь и поднявшейся до горла.
- У тебя все еще есть выбор стать carere morte, - замороженно отозвался владыка. Винсент попробовал приподняться, но упал обратно в снег. Начинали возвращаться собственные ощущения. Холод, боль… По рубашке в середине груди расползалось пятно крови. Он только увидел это, и страх близкой смерти сразу небрежно взял ледяными пальцами за виски... резко дернув, опрокинул в пропасть:
Он уничтожил Проклятие Алитера, но этим убил и себя.
- Стену можно пробить? - Гиас еще не теряет спокойствия.
- Они опустят новую! Я теперь понял: их синт там, в коридоре Порта, с другой стороны стены! Можно только… - эскамарец осекается.
- Что?!
- Отодвинуть стену нашими отпечатками, но…
- Что «но»?!
- Там цидное поле, - внезапно сникнув, шелестит эскамарец.
Быстрый взгляд в квадратный зев Порта. Кому-то придется пойти туда. Умереть, но спасти миры. Кому-то… Мне, на данный момент, единственной владелице работающих на нашей стороне отпечатков во всем Эскамаре.
- Как отодвинуть стену? – на выдохе, возможно, последнем.
- Придется подойти к ней вплотную. Нужные нити на стыке нашей стены и их. Дави на все синие, словно хочешь дернуть их вверх.
Гляжу напоследок на Гиаса. Только бы не придумал останавливать! Аониец все также сверхъестественно спокоен. Он поддерживает мое решение. Это и придает силы, и… отнимает волю к жизни, будто меня уже из нее вычеркнули.
- Так надо. Ты молодец.
Кажется, будто ветер подхватывает меня, бросает к Порту – в подвиг и смерть. Не знаю, не могу сказать, каково это. На месте мыслей, чувств, слов куцые обрывки без начала и конца. Но это и хорошо. Правильно. Я просто не смогу задуматься, испугаться… отступить. Последний вдох - и туда, в мутное цидное поле. Кожу будто кипятком обдает, а потом очень больно рвется что-то внутри. Рвется все внутри... В глазах темнеет. Меня шатает. Слепо вытягиваю руку и упираюсь в преграду чужой стены. Зрение сужается до светлого пятачка, приходится ошалело мотать головой, чтобы разглядеть хоть что-то. Наконец, я нахожу стык стен, и в нем среди других нужные синие нити.
Перебираю нити как струны – последнее безумное соло гитариста-самоубийцы. Перегородившая тоннель стена отодвигается. За ней, и правда, синт. Прозрачный, как призрак. Призрак смерти... Он зеркально повторяет мое движение: касается плетения со своей стороны, и нити под моими пальцами горбятся, бунтуют. Стена дрожит, разрываемая противоположными командами.
Хочется крикнуть синту напоследок тупое и дерзкое: «Пошел ты!», но голоса уже нет. И боли нет – словно и тела уже нет. Будто на пути к цели я незаметно сбросила оковы плоти, сама стала сияющим лучом. Только держащие нити пальцы чувствуются ясно, потому что они такими, воплощенными, нужны, такими – важны.
Мамочка! - всхлипнула Кора и прижалась ко мне. Конечно, она обращалась к своей матери, но ее движение, дрожь тоненького тела, обвитые вокруг моего стана руки - все это принадлежало мне и только мне.
- Прыгай в воду, - быстро шепнула я. - Сейчас!
- Я боюсь!
Я тоже обняла ее и почувствовала, что обнимаю Антею. Ее мягкая гладкая кожа, ее мелодия сердца, ее родной запах волос. Что же делать? Выпустить крылья - и вверх, или закрыть глаза - и вниз?
- Я буду рядом, - вышло неожиданно грубо: не человеческий язык - хриплое рычание львицы. Но разве только голосом ангела можно призывать чудо?
"Ариста, я уже здесь, не делай...
...глупостей?" -
Крик Нонуса, одновременно и в моих мыслях, и в саду близ церкви, громкий, страшный, больно резонирующий в голове, раздирающий на части. Но уже защелкали арбалеты охотников, выпуская стрелы, и я, укутавшись в черный плащ тени, укрыв в коконе крыльев девушку, шагнула в купель.
Тогда я совсем не думала о возможной боли и смерти, не боялась их. Эти первичные, природные, одинаковые для всех страхи растворились в сияющем пламени огромного солнца-чуда впереди. Единственное, чего я боялась, от чего замирало сердце и немело тело - того, что исцеления не произойдет, и новообращенная останется carere morte. Какие слова утешения я найду для нее и для себя? О, уж лучше нам обеим сгореть дотла в прозрачной воде купели!
А эта вода уже обхватывала тело. Мгновенно промокшее платье сделалось второй кожей - горячей и текучей, бурлящей кипятком. Вода сомкнулась над головой, и я окунулась в жгучую боль целиком. Она стала всем миром вокруг - огромным миром боли. Руки уже не чувствовали ничего, кроме нее, и я отпустила Кору. На миг мелькнуло ее лицо: чистое и ясное, я смотрела на него сквозь прозрачную воду как сквозь бриллиант, делающий все еще прекраснее, чем оно есть. Но затем лицо девушки исказилось от страха, она взмахнула руками, как птица крыльями, взмыла туда - в светлый мир людей. А я осталась в мире боли. Вода затекала в рот, нос, уши, выжигала глаза. Трепыхаясь, я извернулась так, что солнце на дне чаши оказалось прямо перед глазами - золотой диск, совсем как тот, что в небе. И я поняла, что чудо близко, что оно совершается... но этим сжигает меня. Тогда последний страх исчез. Тьма отступила перед моим светом - огоньком тающей свечи. Служа другим, сгораю сам - кредо свечи, и еще другое: смерти нет, есть только свет, свет, свет...
Она первой вырвалась на улицу, за ней Черный и волки. Солнце сверкнуло прямо в глаза. Почти вслепую Люда сделала два скачка, когда позади снова послышался тихий хлопок пистолета для инъекций и взвизгнул зверь. Она резко обернулась. Не Черный - другой волк. От здания разбегались люди. Но только один человек бежал целенаправленно, за ними, на ходу вставляя шприц в пистолет. Знакомое лицо, искаженное ненавистью, сумасшедшее...
- Он меня укусил! Укусил! - надрывался кто-то вдали. - Убейте их!
- Что застыл?! - Руслан - охраннику. - Подстрели... перестреляй их всех! Они зараженные!
Запричитала женщина... Люда скрипнула зубами. Узкие коридоры здания позади, но нужно пробежать немыслимо длинную и широкую подъездную территорию, без деревьев и кустов, без скамеек для отдыха и фонтанов, без информационных щитов - без каких-либо укрытий! К счастью, посреди монолита ворот шла трещина проезда для тяжелого транспорта, в ней застыл въезжавший грузовик - водитель, оценив обстановку, решал, не дать ли задний ход.
Позади о бетон вновь звякнул шприц, ни в кого не попав. А затем что-то новенькое: оглушающие мощным звуком и вонью выстрелы из огнестрельного оружия. Люда опять обернулась. К человеку в белом халате присоединился другой, в темной форме охранника, вооруженный. Черный, заметив, что она сбавила ход, хрипло, очень грозно заругался. Он устал, из пасти, в которой по-прежнему был зажат контейнер новакорпа, капала пена.
На открытом пространстве, без пугающих запахов и людских криков молодой волк быстро вырвался вперед. Люда с больной ногой безнадежно отставала, а Черный все бежал следом, прикрывая ее от Руслана и охранника, и не хотел уйти с поста ее живого щита.
«Черный, беги вперед!» - слабо заскулила Люда, стараясь беречь дыхание. Тот, конечно, не послушался. Еще два выстрела - от каждого все сжималось в тугой узел внутри в ожидании жала-пули. Монолит ворот впереди казался все таким же далеким, недостижимым. Опять выстрел! - и дыхание Черного сбилось на миг. У волка вырвался короткий хриплый крик на выдохе, такой глубокий, что Люда будто сама почувствовала его боль. Она остановилась - на полсекунды, Черный тут же толкнул ее носом в бедро: «Быстрее, быстрее!»
Еще выстрел! - будто со множественным эхом, или это разгоряченная кровь шумит в ушах? Солнце скрылось за стеной ворот, они бежали в их холодной черной тени. Позади завыла большая сирена, свидетельствующая о чрезвычайной ситуации, но плевала она, трижды плевала на проклятый Биотех!
Подлетели к въезду. Люда споткнулась, наступила на сломанную, отекшую лапу, но боль, залившая горячим черным дегтем до самого бедренного сустава, лишь придала сил и скорости. Молодой волк был уже на той стороне, они с Черным пролезли под грузовиком одновременно. Понеслись дальше бок-о-бок, на инерции - заведенные до отказа страхом и злостью механизмы. Теперь Люда могла тихонько бросить взгляд на Черного, серьезно ли ранен? Глянула, и сердце в который раз за день оборвалось в бездонную пропасть: серьезно. Из пасти волка хлопьями свисала алая пена, по правой передней лапе неостановимой струей лилась кровь.
Позади из ворот высыпала толпа. Да что же их не могут оставить в покое?! Они выбежали на трассу. За ними тут же проскочила, отчаянно сигналя, автомашина. В стороне, у обочины Люда заметила сбитого только что волка, выбежавшего на дорогу первым. Но отступать она не собиралась.
«Последний рывок! Перебраться через трассу, и мы в безопасности!»
- Не стреляйте! Не стреляйте! - пришла поддержка со стороны лаборатории. Голос ассистентки Руслана, Виктории.
Черный задыхался. Он сбавил шаг, лапы были словно деревянные. Люда бросилась к нему, попыталась поддержать плечом. Но на полосе разметки волк упал. Бессильно, мягко. Тело его обвисло, как у тех, усыпляемых Русланом, зверей. От самых ворот, теперь заметила Люда, за ним тянулся кровавый след.
Еще две машины пронеслись по обеим сторонам трассы, обдав железным ветром. Люда схватила Черного за загривок, потащила через встречную полосу.
«Держись, Черный! Не умирай! Дыши, пожалуйста! Так нечестно, не уходи: мы уже почти выбрались!»
Разорвав это «почти», из-за поворота трассы показалась белая громада фуры. Водитель несся на всех парах и не мог их заметить. Люда сунулась было назад, но поняла, что тяжелого волка не утащит. И по той полосе тоже ехала машина - внедорожник. Сигналя и мигая фарами, она вдруг резко двинулась прямо на них, через разметку. Люда зажмурилась, но загривок Черного не выпустила. Пусть давят вместе! Визжа тормозами, внедорожник пролетел в сантиметрах от них и встал посреди встречки, загородив их от фуры и все также сигналя и мигая.
«Диски какие... знакомые. И номер... Номер Беара же?!»
Водитель фуры выкрутил руль, поворачивая к обочине, но громадное, нерасторопное тело его машины быстро повернуть не могло. Оно приближалось к ним, теперь боком, медленно, как во сне или зрелищном фильме. Удар принял внедорожник, ему смяло весь перед, развернуло боком. Осколки фар и бампера разлетелись по трассе, процарапали шкуру, когда Люда собой закрыла Черного. Еще скрежет тормозов фуры - и все стихло.
«Черный все. Все кончилось. Все в порядке».
Люда лизнула его в скулу и почувствовала вкус его крови. Черный чуть повернул голову на эту ласку. Его глаза блуждали по ее лицу, будто волк искал что-то, явившееся ему когда-то, может, во сне, может, в мечте. Он уже только вздрагивал, не дышал, будто в легких был не воздух, а одна кровь. «Не умирай!» - заскулила Люда. От слез все стало расплываться перед глазами, но она увидела, что волк с силой сомкнул огромные челюсти, стиснул зубы. Контейнер новакорпа смяло, как жестяную банку. Рой из него хлынул на Люду.
За мельтешением стай металлически блестящих частиц ярко блеснули потемневшие, замершие навсегда глаза Черного. Люда опять вспомнила, как волк смотрел на нее, когда она танцевала под людскую музыку, и поняла: решился на авантюру с кражей новакорпа он не для себя и не для них. Это всё только для нее! Он закрывал ее живым щитом от пуль, наплевав на себя, чтобы спасти и превратить в человека!
«Черный!» - заскулила Люда. В горло проникли частицы роя, тут же начали свою работу. Этот момент столько раз являлся ей в страшных снах, а сейчас было все равно. Движение по трассе было остановлено, водитель внедорожника, скрытый за ярко-белым диском подушки безопасности, безмолвствовал, от лаборатории к ним осторожно приближались люди во главе с Викторией. Люда же просто зарылась носом в шерсть на шее неподвижного волка.
«Лекс... Вернись, вернись, вернись!»