Выбор
Автор: Макар Зольников- Ты в девяностых не жил…
Это почти как под Сталинградом воевать, ага. Часто с самим понятием «лихие девяностые» борщат так, что мама не горюй. Послушаешь порой, как кто-то знакомый вещает о пьянках в подъездах, когда не выдерживал кто-то из мужиков, живущих там же, а перед глазами прям картинка бандитской разборки: стрельба, кровь, все в дыму с кровищей, а герой-рассказчик, мужественно вытягивая на себе раненого друга и тогдашнюю девушку, еще и дымит сразу «примой», «парламентом» и папиросой, набитой шишками. Ну, или пластилином.
- Ты кто?
- Я? Белый Орел!
Белым Орлом называлась водка. Ее старательно рекламировали с помощью эстетики бандитского Чикаго тридцатых годов и мастерства Юрия Грымова. Настоящим геройством девяностых, как и сейчас, впрочем, было не нырнуть в белого орла с головой. Даже если вместо орла вдруг «Пять озёр». Ну, или еще какая «Путинка».
Тогда, как и сейчас, сложнее оказывалось сделать выбор. Кому? Ну, понятное дело, что подросткам, я ж никак не могу говорить за кого-то еще, если тогда именно вырос.
Выбор вставал перед каждым ближе к четырнадцати и вряд ли оно сильно отличается сейчас, в последний год десятых двадцать первого века. Оканчивая девятый класс сложно соображать наперед и с умом, в четырнадцать-пятнадцать хочется чего-то другого.
Вова Петров выбор сделал как раз в конце девятого класса, в девяносто четвертом. Через два года и класса, старательно изучая химию с биологией, он спокойно зашел в вагон с надписью «медицинский университет». В двухтысячном, только-только приживаясь в Самаре, хаживал в общаги меда ради спортзала. И на вопрос:
- А где Петров?
Услышал самое, наверное, лучшее для медика:
- В морге.
Выбор, сделанный в девятом классе, отправил Вову в анатомичку, резать, опять резать и снова резать. Тот же выбор, по выпуску и получению всего необходимого, завел его на родину. Люди записываются в очередь на прием к врачу, не жалевшему веселых студенческих лет, проведенных в прозекторной.
- Да ты чо, попробовать просто, чо будет с одного раза?
Князь, сдвинув кепку на затылок, смотрел честными и плавающими глазами и, иногда, почесывался. Чесался он все чаще, а глаза немного закатывались. Пару месяцев назад Князь в одиночку ушатал трех охреневших личностей, решивших лапануть за сдобный задок его Татьяну. Князь махал руками-ногами куда там Малышу из «Фаната», летели сопли, слюни, кровь и, совсем немножко, зубы.
Через полгода Танечка, милая, красивая одинадцатиклассница, запирала Князя в его сиротско-одинокой квартире, проверив все возможное на предмет баяна с дозой. Не находила и уходила. Князь брал швабру и стучал соседке снизу, в окно кухни. Та приматывала все нужное и, вуаля, приходя к любимому вечером, Таня находила повисшее тело, словившее приход.
Любовь зла, полюбишь и козла. Скоро они чесались и зависали уже вдвоем.
Света… Свете не хватало десяти сантиметров до метра-восемьдесят, но ее это не трогало, как и остальных. Света блестела прекрасными карими глазами с легкой ориентальностью, ее талию можно было обхватить пальцами, а если полнять руки чуть выше, то, упруго и горячо, они бы уперлись в натуральный четвертый размер, чаще всего притягивающий больше милой Светиной улыбки и узких чернющих бровей.
Выбор был сделан в пользу преподавателя английского языка, благо, пединститут начинал набор уже в старшей школы, выделив нашему городу целый специальный класс для желающих. Учить она так и не учила. Помучившись с артиклями и прочими тентаклями, к пятому году нулевых просто уехала в Мск. Через два года наш заводской переводчик, рассказывая о своей влюбленности, пока жил в столице, взял и показал ее мне. Личную собственность какого-то транснационального американца, превратившего Светину красоту в совершенство и предметов вздохов моего соседа по обеденному столу.
А вот, к примеру…
И примеров таких пруд пруди. Что в девяностые, что в нулевые, что сейчас, все и всё оставались неизменными, а выбор был всегда. Просто тогда, в девяностых, порой было чуть сложнее. Интернета не было, точно вам говорю.