Русский рок

- Ален Делон, Ален Делон, не пьет одеколон…

            Девяностые вбили гвоздь в крышку гроба русского рока, монструозного создания, породившего мышь. И это было логично.

            Русский рок, держащийся на смыслах и словах, не умел в главное – драйв и музыку. Великие группы, известные всем и каждому, создавались в восьмидесятые, играя на желаниях людей и создавая хайп. Движение, начавшееся с банального «хочется, как за бугром», переросло в как-бы простестное, на самом деле никакого протеста и не имея. Если бы был протест – были бы отсидки, а их как раз не имется за душой у Кинчева, БГ, «Нау», Шевчука и даже главного борца «за перемены», рано ушедшего Виктора Цоя. 

            Андропов, Черненко и Горбачев, сменявшие друг друга очень быстро и, вроде бы настроенные на перемены, на самом деле так их не сделали. И музыканты, имеющие нюх, в полной мере оценили свою привлекательность для народа второй половины восьмидесятых, ждущих не надоевшей цивильной попсы или только-только появляющихся китчевых затейников, вроде «Колибри» или Моисеева. Народ желал пробовать собственный возмущенный голос, и русский рок оказался в первых рядах, эпатажный, порой в шинелях, порой с подкрашенным глазами, порой в красно-черных тонах «Алисы». Но потом…

            Стихи Ильи Кормильцева, такие важные в Перестройку, в девяностых стали не так и важны. Лучшей песней первой половины того десятилетия у Бутусова окажется «На берегу этой странной реки», а «Дыхание», в девяносто пятом-шестом игравшая из каждого утюга, будет уже хорошо звучащей конъюнктурой, полной высокодуховной игры слов и почти метафизического наполнения смысла песни. 

            В девяносто первом, в ГКЧП и путч, русские рокеры поддержат Ельцина, радостно встречая наконец-то пришедшие перемены и надеясь на плюшки от власти. Главной плюшкой для русского рокера станет дозволенность петь как, о ком\чем и где\когда. Опираясь на память восьмидесятых, с их жаждой рока во всех проявлениях, мэтры станут надеяться на новые заполненные стадионы. А получат лишь дворцы спорта, ДК и редеющие ряды поклонников, где неофиты набирались уже по инерции. 

            Да, первые два года Новой России окажутся для них вполне себе неплохими. В то время экспериментов можно было щелкнуть переключателем черно-белого «Каскада» на Первый и наткнуться на «Нина, голова болит…» от НОМ. Или наткнуться на сборную солянку из настоящих металлистов, либо, включив какой-то там «С добрым утром» наткнуться на Бригаду С в полном составе, включая Сукачева и уже лысого Толика Крупнова из «Черного Обелиска», хмуро и иронично отвечавшего на вопросы, куря в прямом эфире. Ну, либо записи, то не суть. 

            Макаревич, любящий «Битлз» и готовку, станет бессменным ведущим «Смака». Юрий Юлианыч, записав «Чёрный пёс Петербург» и откатав концерты, неожиданно снова уйдет в протест и перестанет петь старую-добрую лирику. Бутусов, совсем разойдясь с Кормильцевым, продержится до «Яблокитая» и уже в нулевом запоет «желтоликие монголы пьют карбидовые смолы и поскачут по гробам прямо в город Амстердам», отойдя в сторону от рвущего души «Взгляда с экрана». БГ воспарит в сансару, а в его главном хите наиважнейшим окажется вол, исполненный очей. В далекой Сибири Егор больше не напишет песни, сумевшей побороть его же «Все идет по плану», но продолжит творить, не дожив до эпохи тотального Интернета. 

            Русский рок, распавшись на составляющие, протянет до «Нашего радио» и сможет даже воспрять, беря курс на всегда позитивных Шахрина с «Чайфом», умниц, понимающих главное – в рок-музыке самое главное вовсе не протестовать и носить косуху. В рок-музыке главное задать настроение, и оно легко может стать даже оранжевым, как троллейбус и голодным после кефира с полбатоном, главное его задать и тогда вся страна будет радостно орать вслед тебе:

            - Аргентина – Ямайка… пять – ноль…

            Девяностые и русский рок смогли ужиться, переварив буйное рок-варево московского, ленинградского и свердловского рок-клубов времен СССР. Урал подарил самуя яркую звезду рок-н-ролла, сумевшую пробиться посреди посы и «фанеры» - «Агату Кристи». Братья Самойловы, явно знающие о The Cure, куда раньше своих основных поклонников, сумели почти невозможное – заразить декадансом и лихой яростной чушью своих песен всю страну. «Я на тебе как на войне», главный гимн Самойловых, будет главной песней середины лихи девяностых.

            Сергей Чиграков и вся «Чиж и Ко», возникшие как черт из табакерки, покорят страну странной эстетической смесью ламповых кухонных посиделок, почти блюзом и ностальгией по дворовым песнями семидесятых. Выглядящие как давно забытые хиппи, поющие свои «Каморку за актовым залом», «На поле танки грохотали» и, конечно же, «Фантом», эти парни окажутся практически наследниками русского рока, появившимися, как и Гэндальф, вовремя.

            «Сплин», родившись в культурной столице, чуть не занял место позднего «Наутилуса», но смог вовремя сделать финт ушами и оказался сам собой, играя странную смесь русской смысловой наполненности и энергичной мелодики брит-попа. И пусть русский брит-поп – это «Мумий-Тролль», у «Сплина» его также достаточно. 

            На самом излете этого странного времени русская рок-музыка пополнится двумя совершенно разными сенсациями: Земфирой Рамазановой и «Королем и Шутом». Пробившиеся нескрывамой яростью «Ромашек» и мужиками с пивом да мясом, они замкнут русский рок, в нулевых ставший трендом, косящим под Запад. 

            Русский рок, сделавший ставку на смысловое наполнение, уйдет в какое-то сетевое подполье, собирая сейчас небольшие клубы и раскидывая синглы по Контакту. Конечно, мастодонты так и останутся топтать фестивальные площадки, но ничего, кроме своих старых хитов, уже не запишут. Такого, чтобы проняло и взяло за душу. Да и ладно.