С праздником всех!

Раз уж сегодня великий праздник, то и я не мог обойтись без поста. А чего написать-то? Все и так всё понимают. Поэтому вот, товарищи, просто вам фрагмент текста из книги "Знаток", где мы попытались отразить мысли героя в преддверии Победы.

С Днём Победы всех!

_______________

...И вот поползли слухи о немецком отступлении. Перешептывались в окопах, а там и до партизан долетало, мол, готовит Советская власть что-то большое, серьезное, какую-то, значит, операцию. По всем партизанским отрядам дали прогон — вступайте в официальные войска, а то потом утюжить будут, не разбираясь. Вот вам, товарищи-партизаны, справочки, что вы теперь не ополчение, а доблестные красноармейцы. Ну а всяческим сынам полка, коим восемнадцати еще не исполнилось, по домам пора.

Дема, как то прознал, аж остолбенел.

Первым делом подумал — «А как так, коли мы, сыны полка, не

красноармейцы еще, а партизаны, то как же нас в солдаты регулярной армии запишут? Мне год, что ли, ждать до совершеннолетия?»

Второй промелькнула мысль — «Неужто наша с Акулиной сделка сработала? Самое время, да и девять месяцев как раз прошло… Все сходится.»

На первый вопрос ему ответил новый командир:

— Щас, говорят, наши за Беларусь всерьез примутся. А ты — малолетка, тебя приткнуть-то некуда. Не положено так…

— Но я ж воевал! — воскликнул Дема, тряхнув дурацкой справкой.

— Знаю, что воевал… Бюрократия такая, ничего поделать не могу. Не могу я за тебя подставляться, не положено тебе воевать! Но документы я тебе справлю; да у тебя и медаль есть, «За отвагу», Космач тебе перед смертью выхлопотал по своим знакомствам. Правда, тока на бумаге, но медаль вручат. Так что иди-ка ты, Демка, домой, отвоевался.

Новый командир полка, к слову, тот еще службист и карьерист был,

запрещал самоуправство всякое да про Устав долдонил без конца. Назло ему в последней своей вылазке Дема офицера и убил. То была какая-то веска небольшая невдалеке от родного Задорья — там фрицы особое веселье устроили, баб изнасиловали, мужиков поушибли. А офицер тот, гауптман, у них главным был. Ускакал в лес, ломая ветки тяжелым телом, что твой кабан.

Его-то Дема и догонял, с ножом. Гауптман, хоть и толстый был, но бегал

быстро, погоняться пришлось. Но Дема в чаще всяко лучше ориентировался, да и помогал ему лес — там лешак подножку поставит веткой, здесь Аук ложным звуком в сторону уведет.

Догнал Дема толстяка у какой-то топи: тот уже по колено увяз в болотной тине. Немец оглянулся, тряхнул жалобно Железным Крестом на груди:

— Ist nicht meine Schuld! Ich habe nur die Befehle befolgt!

— Не балакаю по-твоему, падло, — хищно усмехнулся Дема, перехватывая нож, — но ты зараз по-моему заговоришь, обещаю.

— Пощады! — жалобно заорал по-русски немец, когда Дема вскрыл ему

глотку.

Принес обратно в веску Железный Крест, кинул небрежно на ладонь одному из партизан:

— На, бабе подаришь, пущай на цепочку переплавит. Иль на барахолке

продашь.

— А ты чаво, собрался куда-то?

— Так я ж, парни, некомбатант таперича — разжаловали мине. Пойду до

дому, до хаты… У меня тут и дом-то вона, в трех шагах, — Дема махнул рукой в сторону Задорья, до которого было еще километров тридцать. — Немчура, я слыхал, отступила ужо.

Неверно он слыхал… С Задорья почему-то доходили только хорошие слухи, поэтому Дема за родных большого беспокойства не испытывал — да и не до того было. Удачливый — ни одной пули не поймал, ни на одну мину не ступил, он был уверен, что эта его удача распространяется и на родню; и знал в глубине души, что Акулина, если что, тоже своих в обиду не даст. В его мыслях немцы уже бежали трусливо из Задорья, оставив всех в покое.

Он добрался до родной деревни к утру. Сначала партизаны с отряда

подбросили на немецком мотоцикле, потом Дема вышел и, душевно

распрощавшись со всеми, направился прямо через знакомую до каждой веточки лесную чащу. Лес шумел вокруг ветвями деревьев, над головой меркли звезды — медленно наступало утро, блестело розовым солнечным полукругом из-за горизонта. Было еще холодно и сумрачно, будто бы и не июнь даже, а какой-нибудь март. И на душе было радостно и светло. Победа близко!

От наплыва чувств Дема даже запел «Катюшу» в дороге. Песен он много знал, но особенно любил «Смуглянку-молдаванку». Ее следующей запел во всю глотку, как деревня показалась из-за деревьев. Солнце так красочно осветило Задорье, что зна́ток даже присел на пригорке, нависавшем над родным колхозом, закурил по дурной, подхваченной еще в отряде Космача привычке.

Пока шипела махорка, Дема сладко замечтался о будущем — о том, что

настанет после Победы.

«Вот», — думал он, — «вернусь я в деревню с медалью… Ну, пока что со

справкой о медали — это неважно. Это ж как на меня Акулина посмотрит, какими глазами. Глазищами своими синими! А я ей скажу — видала? А ты того, выделывалась все, дура! А я того, герой войны, жених видный! А знаешь, сколько немцев поубивал? Не, тебе того лучше не знать… Такого вам, глупым бабам, не говорят. Потом скажу ей — а давай-ка, Акулинка, жить вместе? Ну и чего, что помладше тебя буду? Мы ж с тобой и свадьбу сыграли вроде как — вона, кольца на безымянных пальцах. Да и мужик я справный, войну прошел героем. Думаешь, «За отвагу» просто так, за красивые глаза дают? Не, тебе, дуре, лучше того не знать… Ты чего меня выгнала-то? Думаешь, твое Пекло напугало меня? Да я такое видал… Хотя тот кратер напужал, спору нет. Страшный он был, жуть такая — не рассказать, поэтому

тебе и не дал посмотреть. Я уж сам не помню, что там, только по ночам

снится, сволочь, дырка та страшная, будто провал в бездну самую. Но про то нам, людям, лучше и не думать. Про то, что опосля смерти будет. Лучше жить! Победа! Будем жить с тобой, Акулинка? Пойдешь за меня замуж, по-человечески снова свадьбу сыграем? Люблю тебя, не могу…»

Так, гоняя в голове простые, счастливые мысли, он докурил махорку, обжег пальцы. Поднялся, потянувшись и хрястнув всеми косточками. Рассвело совсем. Со стороны Задорья загромыхал немецкий марш.

«Это чего, немцы не ушли еще?»

Зоркие Демины глаза усмотрели дым, стелившийся над деревней — дым темный, нехороший, как если б дома жгли напоследок, полив их бензином.

Любили так делать гитлеровцы...