Тайна куриного бога

Кондуктор, необъятная женщина без возраста, обилетила вошедших, втиснулась в кондукторское кресло и, пошарив рядом с сиденьем, достала пакет. Почувствовав на себе пристальный взгляд, сердито зыркнула в мою сторону, но уже через минуту с наслаждением уписывала чебурек. Она с таким аппетитом ела, будто это был последний чебурек в её жизни, наслаждалась и смаковала, откусывая, то прикрывала глаза, то закатывала их. Чебуреки — последнее блюдо в списке моих гастрономических предпочтений, но то ли аппетит заразен, то ли сказалось недоедание последних недель — мне захотелось есть. С таким же вот, «кондукторским» аппетитом, съесть хоть чебурек, хоть беляш с вокзала, да хотя бы кусок хлеба!

Выскочила из трамвая на площади Октября, забежала в гастроном под шпилем, и тут же вышла — очереди, стоять не хотелось. Вдоль закрытых витрин магазина сидели бабушки, дай Бог им здоровья! Перед ними на коробках лежали пучки черемши, у нас на Алтае её называют колбой, первая сочная редиска, соленья, варенья — да всё, чтобы не умереть с голоду!

— С чем пирожки? — спросила, остановившись возле одной из бабулек.

— С котятами, — сердито буркнула та.

— Ну с котятами, так с котятами, — улыбнулась ей, — дайте пять штук. Нет, шесть. Ещё колбы пучок. Редиску тоже положите. Сколько с меня?

— Пять тысяч, — проворчала сердитая старушка, складывая в протянутый пакет продукты. Заметив на пакете портрет Аллы Пугачёвой, она скривилась и злобно, присвистывая на шипящих, произнесла: — Шалава...

— Простите, не поняла?

— Пугачиха шалава. С тебя четыре семьсот. Если ещё петрушку возьмёшь, без сдачи будет.

— Давайте петрушку. А чем вам Пугачёва не угодила?

— Шалава и есть, в которышний раз взамуж вышла, за молодого. И как с ней мужики спят?

— Да мильён даст — и спят, — включилась в разговор бабулька слева от «моей». — У неё денег куры не клюют!

— Вот я бы ни за что не стала, будь я мужиком, даже за мильён! — подала голос бабушка справа.

— А за три мильёна? За три-то небось стала бы? – не унималась «левая» торговка.

— Ну если бы только за три... — сказала «правая старушка». — Деньги шибко нужны, — она вздохнула, и тут же, будто оправдываясь, воскликнула: — Но только один раз!

Я рассмеялась, забрала свой пакет с портретом столь нелюбимой ими певицы и пошла прочь, слушая, как перемывают кости примадонне, посмевшей быть успешной, красивой, любимой и, так понимаю — самое обидное — богатой. Уже почти доела пирожок, когда вдруг сообразила, что бабушки на самом деле не такие уж и «бабушки» — вряд ли они старше меня, если и да, то ненамного. Интересно, а старость — это образ жизни или состояние души? Моей Люсе, пожалуй, побольше лет будет, чем этим женщинам с коробками, а она таким вертолётом летает! Ушла с железной дороги, занялась торговлей. Уже два раза с Почти Чеховым ездили в Китай. Всё-таки возраст тут не причём, скорее образ жизни, тот самый, в котором предусмотрен чёрный день и пресловутый стакан воды. И обязательно одежда на смерть, а то будет такая вот лежать в гробу, а соседки обсудят, что плохо одета.

Подошла к коммерческому киоску, буквально три дня назад его здесь не было. Такие киоски в народе называли комками, они появлялись, как грибы, в самых неожиданных местах, и так же быстро пропадали. Купила бутылку минералки. Продавщица — милая, улыбчивая женщина — после сердитых старушек была как глоток свежего воздуха.

— Дай Бог вам здоровья, — поблагодарила её.

— А Бога нет, — так же с улыбкой ответила она. — Вот все думают, что там рай есть, или ад. А ничего нет там. Просто был человек и кончился. И вся жизнь для него кончилась. Поэтому жить надо здесь и сейчас — хорошо жить!

Не стала спорить, у каждого своя вера, и каждый живёт в своей парадигме. Странный сегодня день, как-то слишком много размышлений о смерти и о том, что будет по ту сторону жизни. Интересно, чью смерть выудит Курилов из серой папки сегодня? Попыталась вспомнить, были ли ещё странные смерти? Пожалуй, только одна: сластолюбивый военком. Это было в восемьдесят шестом году.