Субботнее свежеиспечённое (в соавторстве), нецензурное

После большого перерыва вновь присоединяюсь к субботнему флешмобу Марики Вайд.

На сей раз будет два отрывка из свежеопубликованной повести Кровавые волны Горечи, заключительного произведения цикла "Истории из истории". Повесть эта написана в плодотворном соавторстве с Варварой Шульевой и Ольгой Гусевой.

Почему отрывка два? Потому что описывают они одно и то же по своей сути явление - защиту собственного достоинства героя (но об этом позже).

В первом фрагменте задействованы поэтические строки, написанный Ольгой (лирика) и Варварой (скальдика), но иначе никак нельзя.

Но сначала герои.

Торбьёрн:

Гуннар:

Гудлауг:

Событие первое:

А раздосадованный Гуннар вышел во двор. И только студёная вода из колодца охладила его горячую голову, как приметил он Хэрфрид, которая выходила по нужде и сейчас возвращалась в дом. Хэрфрид тоже увидела Гуннара, и под взглядом её колдовских глаз забыл он обо всём на свете, лишь одну Хэрфрид видит, лишь о ней все мысли его…

Досада во взгляде внезапном

Сменилась восторгом великим.

С запалом, как в деле опасном,

Рассыпались всполохи-блики.

Что искры огня её взгляда,

Что волны теперь это пламя,

С внезапностью доли играя,

Окажется ль мёд этот ядом?

И сказал Гуннар вису, глядя на женщину:

– Мёда Мардёлль ясной

Месяцы век ярко

Тёрна троп китовых

Теплом озарили –

Волны льна прекрасны –

Красотой пленен я –

По плечам струятся –

Ниток Нанны сладкой.

А польщенная Хэрфрид подумала, что Торбьёрн никогда не говорил ей таких слов, и кольнула её сердце обида на Торбьёрна. А Гуннар – то ли хмель ударил ему в голову, то ли чары женщины действительно настолько затмили его разум – привлёк Хэрфрид к себе и стал целовать её с такой страстью, как никого ещё не целовал в своей жизни. На беду узрел это проходящий мимо человек Торбьёрна.

Поспешил Торбьёрн во двор, и убедился, что правду сказал его человек.

– Silkifuþ!

Грубое слово, сорвавшееся с языка Торбьёрна, привело Гуннара в себя. Он оттолкнул Хэрфрид, и рука его стала искать меч, оставленный при входе в дом.

Поединка чести было не избежать. Знал Гуннар, что стерпеть такое оскорбление для Торбьёрна немыслимо.

В хольмганге сошлись почти сразу. Ярость Торбьёрна сначала оказалась ему плохой помощницей — он размахнулся, ударил мечом наискось, рассекая воздух. Но Гуннар ловко уклонился и нанёс ответный удар. Казалось, что Торбьёрн на мгновение потерял опору, однако он увернулся, выстоял. Зубы его скрипнули. Оба клинка одновременно сверкнули в бледном свете луны, пробившейся из-за туч. И клинок Торбьёрна нашел цель. Губы Гуннара дёрнулись в беззвучном вскрике, и старший сын Кетиля ярла упал на холодную влажную землю, чтобы больше никогда не подняться. 

Событие второе:

Вдруг Гудлауг увидел, что люди Торбьёрна волокут тяжёлый, сырой от воды сундук, который море выбросило на берег, и затаскивают его в клеть.

– Эй, что они делают? Это мой сундук, – закричал Гудлауг.

– Это то, что принесло нам море. Такие подарки время от времени случаются, – с улыбкой ответил Торбьёрн.

– Это моё имущество, sorðinn!, – в запальчивости выкрикнул доведённый до отчаяния Гудлауг.

Улыбка на лице Торбьёрна погасла. Он схватил топор, размахнулся, ударил, и упал Гудлауг на землю, и тяжёлый запах крови повис в воздухе, оставляя железистый вкус на губах Торбьёрна, впавшего в оцепенение от осознания того, что он сотворил.

– Торбьёрн! – окрик Гейрдис, стоящей в дверях дома, опоздал. 

Почему состоялись эти два убийства и насколько легитимны они были?

Оба убийства фактически были правомерны с точки зрения законов древних скандинавов, поскольку в обоих случая мужчине было нанесено оскорбление, которое смывалось только кровью. К таким оскорблениям относилось явное обвинение мужчины в женоподобии, а также использование в перебранке пары слов, эквивалентных английскому fuck you.

В первом случае Гуннар услышал в свой адрес нечто вроде "шёлковая п***а", а во втором Торбьëрн  - одно из двух слов, означающих состояние мужчины, которого поимел другой мужчина. В обоих случаях это могли подтвердить свидетели. Если бы дело дошло до разбирательства на тинге, Торбьёрна бы признали человеком, правомерно защищавшим свою честь.