Контора пишет

"Ученица мертвеца", которая ланца-дрица-гоп-ца-ца, из маленькой штучки, предварительно рассчитанной на 2 - 2.5 авторских, внезапно разрослась на вдвое больший объем. Может, и втрое, я пока не знаю. Наполнилась вотэтоповоротами, неожиданными даже для автора, понаплодила внутри себя злодеев, с которыми непременно надо бороться, и обросла читателями, которые за Клару Водяничку переживают.

 В общем, в месяц работы, который я себе на нее выделила, она не вмещается. Так что остальные проекты пока откладываются. А Ученицу читать можно здесь

https://author.today/work/344294

Зверь стоял полностью на свету, уцепившись за ледяную корку когтями. Длинными, серповидными, совсем не волчьими. Да и сам он волком не был. Большой, длиннолапый, нескладный. Лежалая шкура сползала с него клочьями, дымилась от солнечного света и была грязно-белой с заметным черным пятном на боку. Звуки, которые зверь издавал, клацая оскаленной пастью, походили на дребезжащее рычание. Белка едва не поколебалась в своей решительности, чуть не уронила весь приготовленный запас слов, который несла с собой, чтобы применить на живодушном. Не волк вышел поперек дороги, а деревенский пес Жулик, известный своей страстью давить кур, когда срывался с привязи. Он пропал года два назад после очередного захода в соседский курятник. 

Белка сначала испугалась. Потом воспряла. Потом огорчилась. Потом все поняла. Знала, что делать. Вместо чего-нибудь рабочего, вроде «непропорциональный» или «импрегнация инсектицидом», она крикнула:

— Жулик! Сволочь! Моего тетерева зачем съел? Чем он мешал тебе, паскуде? А ну домой! Быстро! В будку!

Наклонилась, подняла кусок ледяной корки, замахнулась на живодушного — Жулик, здоровенная дворняга, мог отбиться от пары волков, но до визга боялся, когда в него мальчишки кидались палками или камнями. Так его запугали со щенячьего возраста.

И мертвый Жулик попятился, поджал облезлый хвост с костяным сухим кончиком, затрясся и с тонким скрипом канул обратно в овраг.

Ледяная корка рассыпалась в судорожно сжатой ладони Белки, обожгла режущимся ледяным крошевом. Белка села в снег.

— Ф-фух, — сказала она.

— Х-хыр, — сказал инспектор и тоже сел в снег. Потер осипшее горло, покашлял, хотел приказать по-строгому, но дал петуха: — Расск... азывай!..

Белка засмеялась. Только прозвучало это как-то невесело. Инспектор сидел в сугробе, смешной и страшный одновременно. В тулупе Хрода рукава ему были коротки, а сам тулуп слишком теплый, в погоне за Белкой инспектор его расстегнул и изнутри торчала в разные стороны свалявшаяся овчина.

— А чего рассказывать, — сказала Белка. — Я точно знаю, кто Жулика убил. Тот, у кого он последнюю курицу украл. А кто убил, тот и знает, где спрятал. Вон там, в овраге, под берегом. Вынес ночью и прикопал, чтобы и с соседями не ссориться, и кражу кур прекратить. Мудро. Но Жулика жалко, дураком он был, дураком и помер. И после смерти такой же дурак.

— Стая откуда взялась?

— Почем я знаю про стаю, — фыркнула Белка. — Стая была по другой обиде, на Хрода. А Жулик — на меня. Мне самой теперь обидно даже. Неужели я вызываю так мало ненависти? Всего лишь Жулик. Жаль. Я ведь старалась.

— Кто? — инспектор снова потер осипшее горло. — Другие слова у него не выговаривались.

Белка рассказала, кто. Теперь она не сомневалась и не наговаривала зря.