Флешмоб о власти правителей
Автор: Анна МакинаДарья Нико предложила флешмоб Власть правителя и это интересно. Присоединяюсь со своими отрывками из романа "Стрелы степных владык". Итак, в III веке до нашей эры в землях к северу от Великой Китайской Стены, которую тогда только начали возводить, жил многочисленный народ кочевников хуннов. Их правитель носил титул шаньюя. Первый шаньюй известный по письменным источникам (китайским, конечно) звался Тумань (или Тоумань). Кроме политических проблем в виде столкновений с Империей Цинь и другими соседями, были у Туманя и семейные неурядицы.
Первая жена родила ему сына Модэ, на момент действия отрывка уже взрослого. Младший же сын Туманя от любимой жены - яньчжи был еще совсем ребенком. Тумань любил младшего сына больше, чем старшего, и сквозь пальцы смотрел на попытки влиятельных родственников своей жены сжить со свету юного Модэ. В общем, у отца с сыном были весьма прохладные отношения.
Модэ сумел выжить, даже сбежал из вражеского плена, вернулся к своему народу и получил всё-таки титул наследника престола - восточного чжуки. Во время действия отрывка Модэ 22 года. Он уже успел обучить верных себе воинов и приучить их к безусловному повиновению своим приказам. И вот, в 209 г. до нашей эры шаньюй Тумань, по обычаю созвал в свои владения на большую осеннюю охоту хуннскую знать, глав подвластных родов,и, конечно, своего старшего сына. К тому времени часть знати, недовольная слишком мягкотелым и нерешительным Туманем, жаждала возвести на престол молодого и энергичного Модэ.
В стане отца Модэ позволил себе оскорбительную выходку. По его приказу воины его отряда убили, буквально нашпиговав стрелами, любимого коня шаньюя. Тумань вынужден принять меры и призывает к себе отца своей жены. Старый Басан заинтересован в том, чтобы наследником шаньюя стал его внук, младший сын правителя.
Разумеется, Модэ узнали, и вскоре о жутковатой выходке сообщили шаньюю. Тот грязно выругался и велел доставить к себе старшего сына, почти сразу передумал, отменил приказ и распорядился позвать к нему князя Басана, главу рода Лань.
Старый Басан прибыл к шаньюю, когда гнев того слегка утих. Предводитель рода Лань появился на свет на два десятка лет раньше Туманя, и правитель привык доверять его мудрым советам. Известие о гибели коня поразило и Басана. Справившись с удивлением, он напомнил Туманю про слухи о сумасшествии Модэ.
— Это весьма прискорбно, но свихнувшийся восточный чжуки может быть опасен для тебя, мой повелитель, — рассудительно говорил седобородый Басан. — И не только для тебя. Жизнь всех, кого ты любишь, отныне под угрозой.
Представив себе круглое щекастое лицо младшего сына, невинного ребёнка, Тумань понял, что это правда. Белый жеребец никому не причинил зла, но его убили, потому что он принадлежал ему, шаньюю. Старший сын ненавидит всё, что дорого Туманю, поэтому…
Басан твёрдым голосом сказал, глядя в лицо шаньюя:
— Бешеных волков пристреливают, мой повелитель.
И Тумань согласно прикрыл глаза, утвердительно кивнул. Он хрипло произнёс:
— Это должно быть сделано до Совета. И как можно тише, чтобы не сеять смуту. Здесь достаточно сторонников Модэ, так пусть его смерть станет для них неожиданностью.
Кивнув, Басан сказал:
— Завтра, во время охоты чжуки может поразить случайная стрела. Такое бывает, как с нашей несчастной Жаргал.
— У тебя нет права на ошибку, — сурово напомнил Басану шаньюй. — Не забывай об этом.
Басан поклонился и вышел. Хорошо, что есть кому поручить такое неприятное дело. Ему, шаньюю, посреднику между Небом и людьми, не пристало марать руки убийством сына.
Тумань не смог заснуть до самого утра, ворочался на кошме, вспоминая, каким улыбчивым малышом был в детстве Модэ. Как жаль, что нельзя остановить время, повернуть его вспять и превратить нынешнего угрюмого мужчину в того жизнерадостного мальчугана. Тогда не пришлось бы никого убивать. Когда Модэ умрёт, отец станет искренне оплакивать навсегда потерянного темноглазого малыша, но эта смерть необходима, чтобы жил другой невинный ребёнок — Ушилу.
По обветренному лицу Туманя текли слёзы. Завтра их не будет. Небо и боги видят, что ради жизни близких и спокойствия государства шаньюй готов пожертвовать всем.
Утром боль притупилась, остались сожаление и нетерпение. Скоро, очень скоро кончится гнетущее ожидание развязки — так нож целителя вскрывает загноившуюся рану, очищая её от мерзости и давая надежду на новую жизнь. Тумань крепился и ждал известий, определённости, избавляющей от сомнений и угрызений совести.
В этом смятенном настроении он оделся и выехал на охоту. День выдался солнечным и ласковым, такими осень одаривает людей, тоскующих о тепле в преддверии холодов. Все краски уже не столь яркие, как летом, а синева неба по-прежнему глубокая. Она потускнеет чуть позже, когда придут тучи и осенние ветра.
Гигантские крылья облавы понемногу смыкались, а шаньюй ехал к месту, куда должны были выгнать зверей. Его сопровождали воины и опытные беркутчи с обученными беркутами. Все знали, что Тумань питал слабость к охоте с ловчими птицами.
Далеко впереди в жёлтой траве мелькнуло живое пламя — огненный лисий хвост. По знаку шаньюя старый беркутчи снял кожаный колпачок с головы беркута, подбросил его в воздух. Хищная птица набрала высоту и устремилась за лисой.
Погоня отвлечёт от тяжких мыслей. Тумань взмахнул плетью, направив коня вслед за лисицей. За ним помчалась свита. Всадники приникли к шеям лошадей, подстёгивали их плётками, азартно вопили. Шаньюй на прекрасном гнедом коне опередил своих воинов и вырвался вперёд.
Хитрая лисица бежала быстро, лавировала, ныряла в кусты, не давая беркуту схватить себя, и наконец, юркнула в заросший кустами распадок между холмами. Чуть дальше на склоне рос лес. Беркут в вышине изготовился для удара. Тумань гнал коня, чтобы успеть увидеть, как когти птицы вопьются в рыжего зверька.
Захваченный погоней, шаньюй не сразу обратил внимание на то, как справа из леса выехал прятавшийся среди сосновых стволов отряд в сотню воинов. Один из всадников натянул лук и молча спустил тетиву. По ушам ударил режущий свист сигнальной стрелы. Солнечный свет бил в глаза, словно та самая стрела. Потом пришли боль, разрывающая тело на куски, и жар, испепеляющий мысли.
***
Неизвестно, успел ли Тумань понять, что умирает. Скорее всего, нет. Зато ужас при виде такой жуткой гибели овладел его телохранителями. Они нагнали повелителя и теперь, застыв на месте, ошеломлённо смотрели на то, что уже не походило на человеческое тело, скорее уж на огромную гусеницу в сплошной щетине стрел. Никто из телохранителей не хватался за оружие, помня о сотне неизвестных воинов рядом. Убийцы стояли молча, и это внушало страх. Их было больше, чем охранников Туманя.
Предводитель убийц выехал вперёд, и все узнали восточного чжуки. Зычный голос сына шаньюя выдавал в нём человека, привыкшего командовать войсками. Он обратился к людям:
— Воины! До сих пор вы не видели ничего подобного. Так Великое Небо карает отступников, принимая их в жертву. Тумань позволил совершиться несправедливости, когда у нас отняли земли Ордоса, и его наказали боги. Я, Модэ, его законный наследник, отныне ваш шаньюй! Мы вернём себе Ордос и заставим врагов трепетать перед именем хунну!
Люди Модэ радостно завопили, приветствуя нового властелина, и вскоре бывшие охранники Туманя их поддержали. Модэ приказал всем ехать в ставку. Десятку своих людей он велел тайно похоронить тело Туманя, как погребают принесённых в жертву: без почестей и быстро.
Модэ стал шаньюем хуннов и начал воевать с соседями. Девять лет спустя с Модэ (на китайский лад - Маодунем) на поле боя сталкивается другой правитель - Лю Бан, первый император династии Цинь в Китае.
Император Лю Бан, принявший тронное имя Гао-цзу, стоял в колеснице и смотрел поверх голов своих воинов на вражеское войско впереди. Впрочем, войском эту орду в меховых шапках вместо шлемов назвать трудно. Хунну пускали стрелы, вопили, наверняка оскорбляя китайцев, но их было гораздо меньше, чем у Цзиньяна.
Там армия императора впервые дала хороший урок степным варварам, в Лиши урок был подкреплён, и с тех пор все стычки с хунну кончались победой китайцев — варвары просто удирали, не отваживаясь скрестить мечи с храбрыми китайскими воинами. Так будет и на этот раз.
Лю Бан насмешливо скривил полные губы и обратил внимание на высокий чёрно-белый с красным бунчук, поднятый над войском степняков. Император не замечал такого при Цзиньяне и в Лиши. На его вопрос ответил приближённый, осенью ездивший послом к хунну:
— Повелитель, этот бунчук принадлежит шаньюю варваров.
Там сам Маодунь! Хорошо бы поймать этого отцеубийцу и прилюдно казнить его в столице. Народ любит такие зрелища, в памяти черни останется его, Гао-цзу, великая победа над обнаглевшими степняками. Император громко произнёс:
— Слушайте и передайте воинам. Я хорошо вознагражу тех, кто приведёт мне на веревке предводителя варваров Маодуня. Хотя и за его голову я тоже щедро заплачу.
Обещание награды воодушевит его храбрецов. Приближённые зашушукались, в стороны побежали младшие офицеры с услышанным известием. Лю Бан улыбнулся в усы и продолжил наблюдать за кочевниками. Те подъехали на расстояние, достаточное для прицельной стрельбы, и пускали в китайцев стрелы. Многие воины падали. У императорской армии лучников и арбалетчиков было меньше, но они тоже наносили урон врагам.
Император отдал приказ, забили барабаны, и на врагов устремились десятки боевых колесниц. Каждую из них везла четвёрка лошадей в защитных кожаных доспехах. Кроме возничего в колеснице находились лучник и воин, орудовавший длинной алебардой цзи, увенчанной острием копья и сбоку снабжённой лезвием клевца. Это было воистину страшное оружие, которым можно и рубить и колоть. Грохот колесниц и топот коней вселяли страх в сердца — не все находили в себе силы противостоять такому ошеломительному натиску.
Атака колесниц всегда внушала ужас варварам, и на этот раз случилось то же самое. Конечно, хунну отстреливались, и многие колесницы ещё не успели разогнаться, как стрелы варваров настигли и сбили наземь возничих или воинов. Но от остальных колесниц степняки бросились врассыпную, как цыплята от коршуна. Те, кому не повезло, были убиты или ссажены с коней ударами алебард цзи.
Когда ряды варваров смешались, Лю Бану удалось разглядеть под бунчуком шаньюя группу воинов в шлемах и хороших доспехах. Это точно Маодунь с телохранителями. Но вот правитель степняков дрогнул, повернул своего вороного и в сопровождении свиты пустился в бегство. Увидев, как удаляется бунчук вождя, и остальные хунну побежали!
Глядя на удирающих степняков, их спины в рыжеватых, серых и бурых шубах, император подумал о том, что лучше бы уничтожить врагов здесь и сейчас. Если удастся окончательно разбить Маодуня с его войском, то Ордос сам свалится к нему в руки, словно спелый плод с дерева. В тамошних землях, наверное, осталось не так уж много воинов. Решено, надо догнать и уничтожить хунну.
Императором овладел азарт. Он приказал тяжёлой коннице преследовать врагов, хлопнул по плечу своего возничего Тэн-гуна и прокричал ему:
— Вперёд! За ними!
Тот ухмыльнулся и послал коней вскачь. Когда его колесница приблизилась к хунну, император несколько раз выстрелил из лука в спины врагов. Остальные колесницы тоже неслись за степняками. Увлеклась погоней и китайская конница. Пехота по мере сил поспевала за императором, но вскоре отстала.
Вёрткие и быстрые лошади кочевников позволили своим хозяевам оторваться от преследования. Словно псы по звериному следу, китайцы упорно двигались вперёд, оставив позади деревушку Байдын. Чёрно-белый с красным бунчук едва виднелся далеко впереди, и исчез в распадке между невысокими горами. Проход оказался достаточно широк для колесниц, земля была ровной, и после краткого колебания император приказал вознице следовать туда. Впереди мчались китайские всадники.
Распадок вывел конницу и колесницы в просторную долину, со всех сторон окруженную лесистыми горами. Впереди и сбоку виднелись ущелья. Передовой китайский конный отряд устремился в проход впереди, вслед за мелькнувшими последними степняками.
Колесница императора подлетела к входу в ущелье, и Тэн-гун с трудом остановил её, чтобы не наехать на своих — впереди выстроились конники. Они, а вслед за ними император и воины на других колесницах недоумённо уставились на врагов, которые почему-то не бежали, а выстроились стройными рядами, преградив путь китайцам. В руках хунну держали луки с натянутыми тетивами. За рядами степняков вновь покачивался бунчук шаньюя. Среди хунну загрохотал барабан и противно взвыли трубы. Это сигнал, но для кого?
Конный офицер слева от императорской колесницы изумлённо вскрикнул, указывая на ущелье сбоку — оттуда выезжал большой отряд степняков. На передних воинах красовались доспехи, как и на тех, что в ущелье впереди. Хриплым голосом Тэн-гун произнёс:
— Повелитель, там, справа!
Император бросил взгляд направо и убедился, что там из двух ущелий тоже выдвигаются отряды кочевников с луками и копьями. А потом у императора пробежал холод по позвоночнику, когда он увидел, как из соснового леса слева и справа выезжают всё новые и новые враги. Послышались предостерегающие возгласы китайских воинов. Охваченный страшным подозрением император обернулся и застыл с полуоткрытым ртом — из оставшегося позади распадка тоже выплеснулась волна варваров, которые выстроились в ряд и натянули луки. В совокупности хунну здесь оказалось больше, чем прежде на поле битвы.
— Засада! Это засада! — прокричал кто-то.
Впрочем, остальные китайцы и сами сообразили, что угодили в ловушку — их окружили со всех сторон.
Вновь взвыла труба, защёлкали тетивы, и тучи варварских стрел сначала на мгновение закрыли тусклое зимнее солнце, а потом со свистом рухнули вниз. Закричали от боли раненые, заржали лошади. Китайские воины попытались было прорваться назад, но на них вновь и вновь обрушивались лавины стрел, а там, где степняки и китайцы вступали в рукопашную схватку, варвары одолевали числом.
Императора спрятали от стрел под щитами его телохранители. Когда попытки вырваться из окружения провалились, несколько тысяч китайцев сгрудились в центре долины. Из колесниц выпрягли лошадей, а сами колесницы поставили набок, чтобы за ними укрыться от стрел: всё равно большинство возничих погибло в начале боя — их прежде всего старались вывести из строя враги. Возница императора уцелел чудом.
Так начался первый день их сидения в осаде. Ночью ударил мороз, а топлива для костров у воинов императора оказалось мало — они вырубили кустарник в центре долины и с вожделением поглядывали на лес за спинами варваров. Не было у китайцев и запасов пищи, жажду они утоляли снегом. Изголодавшиеся люди разделывали и ели убитых лошадей, но тех, кто пытался подобраться к конским тушам поодаль от китайского лагеря подстреливали степняки. Многие китайские воины отморозили себе пальцы и уже не могли управляться с луками и арбалетами.
Воины хунну гарцевали вокруг осаждённых, то и дело посылая в них стрелы, и выкрикивали оскорбления. Вечером в стане кочевников разожгли костры, стали варить и жарить мясо. Насмешники варвары накалывали на копья куски мяса и дразнили ими голодных китайцев.
На северной стороне большинство степняков были на вороных лошадях, на восточной стороне — на серых, на западной — на белых скакунах, а на южной — на рыжих. Глядя на торжествующих, насмехающихся варваров вокруг, император спрашивал себя, как его могло ввести в заблуждение притворное бегство кочевников. Сейчас они демонстрировали дисциплину и хорошую выучку, умение действовать слаженно. Лю Бан и его окружение мысленно и вслух проклинали врагов, уповая на помощь остальной армии.
Днём китайцам приходилось отражать неожиданные атаки варваров, подскакивавших поближе и осыпавших осаждённых градом стрел. Воинов донимали морозы, обессиливал голод. Даже снега, истоптанного и загаженного, становилось всё меньше, и люди страдали от жажды. Так прошло пять дней, а на помощь императору и его коннице никто не пришёл.
Тумань, Модэ, Лю Бан - исторические личности, их деяния описаны многими историками. Я лишь предположила, как могли выглядеть эти события.