Нарываюсь на токсичность (не по карусели)

Ланаси и вправду появился сам через два дня. Измятый и непричесанный, в неаккуратно запахнутом халате, в том же, в котором спал тогда. Растерянный.

– У вас ничего не случилось, – он не спрашивал, утверждал.

Императрица отставила пиалу с чаем – фарфор слишком звонко выдавал дрожь в руках.

– Нужен был совет.

– Уже не нужен.

– Да.

Ланаси удовлетворенно кивнул и засобирался. 

Императрица ненавидела его в такие моменты. Будто она отвлекает его от его невероятно важных дел. Да, дел… Теперь-то она знала, что никаких дел у него нет.

– Что это было? Тогда. С тобой.

Ее голос предательски дрогнул, но Ланаси только странно и неловко пожал плечами.

– Считай, это часть моей магии.

– Я хочу, – она зло вдохнула, – поговорить наедине. 

Он печально оглянулся на стражей, на прислугу, на носильщиков. 

– Отошли охрану, пожалуйста, – чеканя каждое слово сказала императрица, – Ланаси раздражал ее своим непониманием простых вещей.

– О чем говорить? О магии? Это не секрет, – он посмотрел куда-то в пустоту мгновение и изменился в лице, а потом прошептал уже тише. – Я не могу их выгнать. Их приставил отец.

Императрица зло глянула в сторону стражей, и те, чуть подумав, отправились караулить дверь с другой стороны. Прислуга разбежалась быстро и самостоятельно. Ланаси удивленно присвистнул.

– Идем в сад, – императрица встала, не дожидаясь ответа.

Она спиной почувствовала, как Ланаси сморщился – он не любил ходить пешком. Теперь он с грустью посмотрит на свои золоченые носилки, а потом поймет, что даже у самых последних носильщиков есть уши.

Они отошли в глубину цветущего моря, где сахарно-розовые кусты амга скрыли их фигуры и их слова за своим бумажным шелестом. Ланаси устало оперся о дерево, и с верхних веток на него полетела какая-то труха. На его висках поблескивали бисеринки пота. Он тяжело дышал.

– Почему ты решила, – он говорил, одновременно пытаясь отдышаться, и его голос отдавал неприятной хрипотцой, – что я тебе помогу?

Императрица мельком подумала, что стоит все же заманить к нему лекаря – не дело это, чтобы обычная светская прогулка у кого бы то ни было отнимала столько сил – но ответить ей было нечем, кроме взгляда, наполненного грустной надеждой. Впрочем, иногда для Ланаси хватало и меньшего.

– Ты с ума сошла? Он мой отец!

Жаль, не в этот раз. Императрица усмехнулась.

– Он – тиран и мерзавец, – об этом она могла говорить хоть целый день.

Ланаси все еще отчаянно впивался в дерево, как будто только в нем было единственное спасение, и кончики его пальцев уже совсем побелели. Императрица со вздохом помогла ему опуститься на землю. Если после сырой земли Ланаси вдруг хватит горячка, то она своими руками придушит этого несчастного в его же постели, и видят боги, это будет милосердием с ее стороны! Как она только раньше не замечала, что он так плох…

Она тихонько присела рядом, стараясь не пачкать юбки, и взяла его руку. Ланаси слегка потряхивало, и кисти у него были холодными и тощими, будто у нищего.

– Он запер тебя. Морит голодом. Снотворным приказал поить? – она старалась говорить спокойно, но Ланаси должен был почувствовать, ей тоже страшно.

Ланаси вдруг резко замотал головой.

– Нет. Нет, нет. Матушка, не смей! Забудь об этом.

Он вдруг замер, уперся рассеянным взглядом в куст и еще через секунду зашелся кашлем.